Некоторые консерваторы серьезно опасались наступления последователей утилитариста Бентама на аристократию и Церковь. Но в Парламенте было мало истинных доктринеров, а реформистский пыл вигов быстро улетучился. Филантропы получили свое в 1833 г. с отменой рабства на территории Британской империи, с введением ограничений на использование детского труда на текстильных фабриках, а также фабричной инспекции. Закон о бедных, принятый в 1834 г., который его автор Эдвин Чедвик считал основой для последовательного экономического воссоздания английского местного самоуправления, не облегчил положения и был ненавистен простому люду, так же как и мрачные работные дома или «бастилии».
«Таймс» тоже резко критиковала новый Закон о бедных, возможно чувствуя, что сторонники философского радикализма зашли слишком далеко. Год 1834-й оказался сопряжен со многими трудностями. Слов нет, Ирландия сохраняла на этот раз спокойствие, и виги искали взаимопонимания с О’Коннелом, которое длилось до конца десятилетия, но «альтернативное общество» все еще формирующегося рабочего класса достигло пика своей активности. Усиление влияния профсоюзов под руководством таких людей, как Джон Догерти, критика со страниц различных «нештемпелеванных» газет, недовольство радикалов реформой избирательной системы, возвращение в политику Роберта Оуэна – все это вместе взятое дало толчок проекту по созданию Большого национального объединенного профсоюза, который, по замыслу его авторов, должен был разрушить капиталистическую систему в ходе «больших национальных каникул» или всеобщей забастовки. Затем общество реорганизуют на кооперативной основе, а базой для оценок в денежном выражении послужат часы полезного труда. В марте правительство предприняло контратаку, избрав в качестве жертв шестерых рабочих Дорсета, так называемых мучеников Толпадла. За короткий период Большой профсоюз провел слишком много некоординированных забастовок и демонстраций протеста. С выходом из него Оуэна в августе профсоюз прекратил свое существование. Шестнадцатого октября сгорело здание Парламента. Если бы это произошло шестью месяцами раньше, пожар, быть может, показался бы более чем символичным.
Одним из реальных достижений вигов была реформа местного самоуправления. В 1833 г. городские советы в Шотландии стали избирать налогоплательщики, два года спустя реформа коснулась и английских городов. В крупных городах виги и радикалы пожинали богатые плоды своих усилий. Но в правительстве наблюдался глубокий раскол. В ноябре 1834 г. к власти пришли тори во главе с Пилем, которые обещали работать в рамках проводимых реформ. В апреле 1835 г. виги вернулись, однако уже под руководством крайне консервативного Мельбурна. Когда в 1841 г. их вновь сменили тори, Пиль уже более глубоко проникся идеей постепенных преобразований, которую с ним разделял серьезно мыслящий Альберт из Саксен-Кобург-Готской династии, супруг молодой королевы.
Пилю, между прочим, опасность угрожала с двух сторон. Промышленники, встревоженные сокращением прибыли, требовали уменьшения заработной платы и считали, что это вполне можно сделать, если снизить цены на хлеб, который являлся главным продуктом ежедневного рациона трудового люда (в неделю каждый съедал около пяти фунтов). Добиться заметного снижения цены было возможно только при свободном импорте зерна или, иначе говоря, лишь отменив Хлебный закон 1815 г. Радикалы, раздосадованные отступничеством вигов, перехватили инициативу. Ведущими фигурами в Лиге борьбы против хлебного закона, образованной в октябре 1838 г. в Манчестере стали Ричард Кобден, не очень преуспевающий торговец хлопком с заокеанскими интересами, Джон Брайт, квакер и владелец ковровой фабрики в Рочдейле, и Джеймс Уилсон, шотландский журналист, основатель журнала «Экономист» (1843). Лига борьбы против хлебного закона представляла – и частично сама создала – индивидуалистически настроенный средний класс, наделенный деловой хваткой, который немцы назвали (и теперь еще называют) «манчестерским». С помощью петиций, демонстраций, путем мобилизации диссентеров, умелого использования новой почтовой услуги, стоимостью 1 пенни, Лига возбудила у населения неприязнь к аристократии и лично к Пилю.
В вопросах, касающихся государственных финансов, Пиль фактически соблюдал большинство заповедей политической экономии. Таможенные пошлины были резко снижены, Английский банк реорганизован, содействие железнодорожной компании позволило ей иметь независимого руководителя (хотя Уильям Гладстон, возглавлявший тогда министерство торговли, настаивал на полной национализации). Участники Лиги действовали с неистовством отчаявшихся. Они хорошо понимали, что их благополучие тесно связано с постоянно растущим мятежным духом среди наемных работников. Довольно необычный совладелец бумагопрядильной фабрики в Манчестере, молодой немец Фридрих Энгельс, воочию наблюдая, как волны недовольства одна за другой стучали в фабричные стены, предсказывал, что, как только рабочие решат больше не быть товаром, который покупают и продают, вся нынешняя политическая экономия прекратит свое существование. Толчок к подобному развитию событий, по мнению Энгельса, мог бы дать любой особенно глубокий экономический кризис, а политическое оформление рабочего движения нашло выражение в чартизме.
«Политика меня не интересует, но я чартист», – заявил в 1848 г. один из лондонских уборщиков мусора Генри Мейхью, первому исследователю социальных проблем. «Народная хартия» неоднократно вносила в Парламент петиции с требованием осуществления шести пунктов: всеобщего избирательного права (для мужчин), равных избирательный округов, тайного голосования, отмены имущественного ценза для кандидатов в депутаты Парламента, зарплаты депутатам и их ежегодного переизбрания. Эти требования воздействовали на массы с такой же силой, как Французская революция и кампания Дэниела О’Коннела в Ирландии. Однако единство в этом необычайно сложном и в высшей степени локализованном движении было лишь поверхностным и эпизодическим. Внешне оно выглядело сверхдемократическим, но только для мужчин – предложение об избирательном праве для женщин потерпело фиаско. Как организация национального масштаба, чартизм просуществовал недолго, с 1838 по 1842 г., но его филиалы продолжали проявлять активность на региональном уровне под влиянием местных экономических неурядиц, политических традиций и личных качеств руководителей. Их деление на сторонников «физического» и «морального» воздействия дополнялось по отношению к сформировавшимся партиям, к вопросу об употреблении алкоголя, к проблемам Ирландии, к частной собственности и образованию. В Шотландии и Центральной Англии лидерами были представители малого торгового бизнеса и квалифицированные специалисты. В Йоркшире, с его высоким уровнем безработицы и негативным воздействием нового Закона о бедных, вожаки были настроены чрезвычайно воинственно, однако участвовали в проводимой тори кампании в пользу фабричной реформы. «Приграничные города» промышленного Уэльса пережили множество «коллективных договоров посредством бунтов», а потому неудивительно, что колоссальная демонстрация протеста, состоявшаяся 4 ноября 1839 г. в Ньюпорте, закончилась кровавым столкновением с войсками. Было убито 14 человек, ряд участников шествия суд приговорил к ссылке на каторжные работы в Тасманию, но не к повешению.
Пиль был гуманнее и тактичнее, чем Мельбурн в 1831 г. или Ливерпул в 1819-м, и его политика увенчалась успехом. Экономический подъем 1843-1844 гг. лишил чартизм жизненных сил. Его последнее оживление в 1848 г. отражало скорее агонию Ирландии, чем честолюбивые устремления английских ремесленников, и движение это уже не было монолитным, имело ярко выраженную ирландскую окраску и находилось как бы в стадии экспериментального поиска новых организационных форм. Фергюс О’Коннор выступил с планом учреждения новых сельских поселений, опять возродились идеи Оуэна и социалистов вместе с обветшавшими лозунгами европейских революционеров, многие из которых эмигрировали в Британию. Какой бы привлекательной ни казалось интеллектуальная дружба Джулиана Гарни и Эрнста Джонса с Марксом и Энгельсом, чартизм уже сошел с политической сцены. Чартисты со стажем продолжали проявлять активность по таким отдельным проблемам, как трезвый образ жизни, создание трудовых кооперативов (рочдейлский магазин «Пионер» имеет чартистские корни) и профессиональных союзов. Некоторые из них уехали за рубеж, но многие сделались весьма респектабельными участниками викторианских местных органов самоуправления и новой провинциальной печати.
«Если только не Бог строит города…»
В 1832 г. от эпидемии холеры, завезенной в Европу с Ближнего Востока, умерло около 31 тыс. британцев; в 1833 г. Парламент проголосовал за выделение 30 тыс. фунтов стерлингов на нужды начальной школы, а Джон Кибл проповедовал в Оксфорде на тему о «национальном вероотступничестве». Все эти события совершенно случайно совпали с проводимой в стране политической реформой (Парламент выделял больше денег на содержание конюшен Виндзорского замка, чем на образование), но они в значительной мере определили направление деятельности государства и способы обоснования ранними викторианцами своей социальной позиции.
