Впечатление того, что она находится в гробу, возникло еще во время путешествия через Кошачий лес. Крышка его лежала наискось, и всякий раз, когда, уже под конец их поездки в фургоне или во время недолгого плаванья на корабле, Некрос принуждал Риджи к любви, крышка эта сдвигалась и все темнее становилось внутри. Это было тем ужаснее, что Риджи неизменно протестовала и отбивалась — но лишь поначалу. Очень быстро холодные ласки Чермора пробуждали в ней ответную страсть, которая, чем дальше, тем быстрее превозмогала, а после и сменяла ненависть к нему. Теперь Риджи чудилось, что она почти умерла, что гроб заколочен и уже в яме и слышно, как сверху на него падает земля, которую лопатами бросают гробовщики, а узкие полоски блеклого света, пробивающиеся между досками, одна за другой исчезают, и вот уже вокруг беспроглядный мрак, и нету воздуха, и глухо, как глухо и мертво вокруг...
Но в какой-то миг ее сознание, почти застывшее в мутном иле летаргического сна, солнечным пузырьком вынырнуло к поверхности непроглядной тьмы. Камень... Камень и свет... Свет — как длинные мокрые пряди — свешивается откуда-то с высоты... Мокрые?..
Впереди был сияющий водопад. Она поняла, что находится на краю огромной пещеры, идет, покорно переступая ногами, след в след позади темной фигуры того, кто...
Того, кто уже почти поглотил ее и управлял теперь ее телом, лишь по временам отдавая короткие приказы, которые руки и ноги выполняли с механической покорностью. Риджи застонала, развернулась и побежала прочь. Она выскочила в один из коридоров, споткнулась, чуть не упала, побежала дальше — и остановилась. Повернулась назад, к рокочущему водопаду. Попятилась. Вновь шагнула в сторону пещеры. Риджи Ана не могла уйти — мертвого или живого, скрытого облаком мглы или нет, она любила Некроса Чермора.
Увидев Владыку, стоящего на берегу озера, Некрос пошел быстрее. Уже давно он плутал, окончательно потерявшись в каменном лабиринте. И Риджи давно не было на его руках — девушка шла за ним, потому что, как чар считал, поверила ему и согласилась разделить с ним все, что ждало их впереди.
Но сейчас, услышав ее стон, Некрос оглянулся. Риджи бежала прочь вдоль стены, к проходу, одному из многих, что вели в пещеру. Чар сделал было шаг следом, но решил, что Риджи никуда не денется из подземелий — он отыщет ее, а сейчас есть кое-что поважнее.
Он заспешил к озеру. Почему-то Чермор не ощущал присутствие Мира, хотя тот должен был находиться совсем рядом.
Октон пошел вдоль закругленного берега, а Некрос приближался к нему от стены. Он все пристальнее вглядывался в фигуру, что двигалась на фоне колеблющихся световых прядей, в облаке мерцающей водяной пыли, висящей над озером. Почему старик ковыляет, едва переставляя ноги, сгорбившись, безвольно опустив руки вдоль тела?.. Некрос закричал и устремился к Владыке.
Октон повернулся. За грохотом воды он не слышал шагов, но ощутил приближение того, кто нес ему смерть.
Некрос наконец увидел лицо: изрезанное морщинами, с запавшими щеками и тусклыми глазами, едва различимыми в темных провалах под нависшими бровными дугами.
— Где Мир? — прокричал он, ощутив, как сквозь покров тумана, что окутывал его сознание, пробилась изумленная злость. — Куда ты дел обруч?!
Октон Маджигасси с трудом разжал сухие губы и произнес что-то, не слышное за рокотом потока.
— Где он? — Некрос подошел ближе.
Владыка пошатнулся, сделал шаг назад, до щиколоток войдя в воду, и упал на колени. Чермор встал над ним. Старческое лицо обратилось к чару, и дрожащий голос произнес:
— Я чувствовал, ты где-то здесь. Знаешь, куда уходит вода?
Дикси, заорав от боли, резко нагнулся, перебрасывая через себя зверя. Задние лапы того взметнулись, но он не отлетел от гномороба: остался висеть на его груди, прогрызая зубами плечо возле шеи. Схватив топор, Гарбуш бросился к ним и запрыгал вокруг, страшась ранить товарища. Дикси снизу ткнул острием меча в белое брюхо, и когда клыки, сорвались вместе с кусками мяса и лоскутами кожи, упал на бок.
Тасси приземлился на все четыре лапы, едва коснулся ими пола и тут же, оставляя шлейф сеющихся из брюха горячих красных брызг, взвился в воздух. Гарбуш присел, когти пронесшегося над ним зверя полоснули по голове. Пес-демон, припав к вертикальной стене, оттолкнулся от нее и прыгнул назад, но тут Дикси с разворота ударил его носком костяной ноги в морду. Тасси крутануло, он рухнул спиной на камни, взметнув жидкое колесо кровавых капель. Он извернулся, будто кошка, вскочил на лапы, хрюкая и визжа, изготовился прыгнуть — костяная нога была рядом. Маленький мозг превратился в сгусток пышущего злобой неистовства. Зверь прыгнул: он желал растерзать ногу, которая ударила его. Топор Гарбуша опустился на вытянутые задние лапы, клацнув о камень и брызнув снопом искр, перерубил одну напополам, а вторую, попавшую под закругленный подъем лезвия, превратил в мокрый блин из кожи и раздробленной кости.
Но Тасси был воин. Понятия страха, отступления, примирения не вмещались в багровом шарике его сознания. Хрипя, он вырвался из-под топора, и челюсти его сжались, клыки пробили костяную корку, добрались до мякоти под ней. Его глотка почувствовала вражескую плоть, его ноздри ощутили запах крови, прекрасный густо-соленый дух, и единственное, что знал Тасси в этот миг, как и единственное, что он отчетливо понимал всю свою жизнь, было то, что этот вкус и этот запах — самое важное для него, а больше ему ничего не надо.
Дикси, вереща, покатился по камням. Отшвырнув топор, Гарбуш вцепился в лапы — обрубленную и вторую, державшуюся лишь на лоскутах кожи — и рванул изо всех сил. Он повалился на спину. Клыки Тасси пробороздили корку на ноге, тело взлетело в воздух, ударилось в стену и липким блином из мяса и костей медленно соскользнуло вдоль нее. В руке Гарбуша осталась часть той лапы, которую топор повредил, но не отсек; она была горячей, кипящая кровь на срезе дымила так, что казалось, будто гномороб сжимает короткий, недавно потухший факел.
Отшвырнув обрубок, он бросился к Ипи — она лежала, упираясь в камни ступнями и затылком, выгнувшись, будто лук. Гарбуш обхватил девушку одной рукой, нашаривая за пазухой палку и не находя ее.
Дикси поднялся, отставив раненую ногу, покачиваясь на второй, целой. Он увидел две фигуры далеко на середине пещеры, сбоку от водопада: одну на коленях в озере светящейся воды, вторую — склонившуюся к ней. Будто темно-зеленый расплывчатый смерч кружился над тем местом. Волоча ногу, качаясь, Дикси поковылял к друзьям.
Гарбуш обхватил голову Ипи и вдавил пальцы в ее скулы, стараясь разжать челюсти. Тело девушки стало деревянным, она дергалась в резких, коротких судорогах. Слепые белки на посеревшем лице казались огромными, выпученными бельмами. С губ текла кровь. Гарбуш нажал сильнее, потянул, преодолевая силу спазматически сокращенных мышц, и плашмя вставил ладонь в приоткрывшийся рот. Зубы впились в его кожу, пробили ее до кости. Крик боли замер на губах гномороба.
Когда Дикси добрался до них, приступ уже прошел. Малец увидел, как Гарбуш пытается встать и тут же падает обратно на камни.
— Мне ее не поднять, — сказал он, засовывая кисть раненой руки под рубаху, тут же потемневшую от крови. У Гарбуша кружилась голова, звук водопада стал глухим и далеким, а фигура стоявшего над ним Дикси казалась истончившимся темным силуэтом, маячившим где-то в отдалении.
— Давай вдвоем, — донесся едва слышный голос. — Попробуй встать. Надо уйти подальше... Гарбуш, слышишь? Быстрее идем отсюда!
Когда они потащили Ипи к проходу, истерзанное тело под стеной содрогнулось. По камню заскребли когти, лобастая голова приподнялась, маленькие темные глаза, от которых по морде стекали розовые слезы, оглядели пещеру. Волоча обрубки задних лап, Тасси пополз в сторону озера, к хозяину.
— Знаешь, куда уходит вода? Там, дальше, дно круто склоняется вниз. Это как воронка, мы стоим на самом ее краю, на пологой части. Но внизу не одно отверстие, их множество.
