Чума проверил обойму, положил «Эрму» в поясную сумку и запер дверь маленькой комнаты. Обернувшись – словно кто толкнул – увидел в окне полуподвала чьи-то ноги в кроссовках и джинсах. Потом ноги исчезли, но тут же на лестнице послышались шаги.
Он не успел задвинуть засов, ограждавший веломастерскую от нежелательных гостей. Дверь распахнулась. Чума узнал давешнего переводчика. Он же за каким-то чертом гнался за ним, когда пришлось линять из гостиницы. Горячий парень, если даже удар по кумполу не охладил его пыл.
– Ну и как ты объяснялся с госпожой Робинсон? – спросил незваный гость. – Прочитал ее книжечку про собак? И у меня для тебя кое-что есть.
Он начал медленно разворачивать газетный сверток, по-птичьи склонив голову. Силкин обратил внимание на короткую стрижку, на нерабочие, с гладкими ногтями руки и вдруг догадался: мент! Точно! Кто бы еще стал искать приключений на свою задницу?
И тут же еще одна догадка стукнула Чуме в его замороченную голову: это же арест! Незнакомый, не из местных, опер видел, как Витя сиганул из окна гостиницы, где только что произошло покушение, и теперь подозревает Чуму. Засадит – после не открестишься! Остается единственный выход.
– У меня тоже есть для тебя подарочек! – сказал Чума внезапно осевшим голосом и с решимостью обреченного выхватил пистолет и передернул затвор.
Глава 28 «Кто ходит в гости по утрам…»
Утро после хмельной ночи имеет свою прелесть, если можно беспрепятственно поправить здоровье. Не зря говорится: «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро: здесь двести грамм, там двести грамм…»
Однако на этот раз Евгений Брыкунов шел в гости к покойнику. Или вроде того. Хотя Дымов еще цепляется за жизнь в реанимационной палате городской больницы, не жилец он на этом свете. Золтанов ничего не забывает и не прощает. Кстати, и в больнице у шефа есть свои люди. Так что…
Брыкунов подошел к обшарпанной «хрущевке» в микрорайоне «Березовая роща», где жил Герка Дымов. В парадной было тихо. Громко стучало только сердце в щуплой груди независимого журналиста. Дрожащей с похмелья рукой Брыкунов вытащил из кармана ключ от квартиры неугомонного инвалида.
За свою бесцветную жизнь среднего журналиста городской газетки Евгений Брыкунов не посадил ни одного дерева, не вырастил сына, не написал книги. Но зато он накропал десятки тысяч строк о том, как это делают другие. Героями его репортажей, а со временем и очерков, были ударники коммунистического труда, передовики колхозной нивы и заслуженные деятели из числа творческой интеллигенции. В редакции газеты прозвищем Евгения стало название рубрики, под которой он выступал наиболее охотно, – «О людях хороших».
Многие сходились во мнении: сам «О людях хороших» тоже человек неплохой. А что до пристрастия к портвейну, то большинство газетчиков не дураки хряпнуть, усугубить, дербалызнуть и тому подобное – в записной книжке Брыкунова было свыше ста синонимов глагола «выпить».
Спокойное течение жизни изменилось после знакомства с Золтановым. Когда тот появился в Выборге – отставной подполковник с орденом и медалями – Брыкунов мигом настрочил очерк о воине-интернационалисте. Отметить появление материала Золтанов пришел в редакцию с «дипломатом» хорошей выпивки. Банкет удался на славу.
Через год газета поддержала Золтанова на выборах в городское Законодательное собрание. Доверенным лицом кандидата был Евгений Брыкунов, оставшийся впоследствии помощником депутата и председателя Постоянной комиссии по туризму и спорту Всеволода Борисовича Золтанова.
Женя перебрался из коммуналки в отдельную квартиру, с портвейна перешел на коньячок, что было и правильно на старости лет.
Но ничто в этой жизни не проходит бесследно. Брыкунов стал плохо спать. В бытность свою журналистом он изредка давал материалы из зала суда, поэтому отчетливо понимал: его шеф и благодетель балансирует на самой грани между преступлением и тем, что сегодня считается бизнесом. Продажа через подставных лиц совместному предприятию цветных металлов. Крупномасштабная операция с паленой водкой из Дагестана. А теперь затевается афера с недостроенным городским стадионом.
Правда, не зря Золтанов долгое время был в армии политработником: умел таскать каштаны из огня чужими руками. Вот и на этот раз, увы, он выбрал для опасного поручения верного помощника.
Вручая ключ от квартиры Дымова, Всеволод Борисович приказал изъять все документы и особо какую-то черную коробку с магнитофонными кассетами. Налил Евгению полстакана коньяка; подумав, всучил еще и легкую титановую монтировку: «Если ключ не подойдет, отожмешь дверь этой штукой. Да не дрейфь: прикрою, выручу, в обиду не дам».
Хорошо ему говорить! А выйди сейчас на лестничную площадку какая-нибудь бдительная старушка, что делать Брыкунову? Бить по голове этой самой монтировкой?
Через несколько минут Евгений убедился, что без нее и точно не обойтись: ключ не подходил. Хитрый, как змей, Всеволод Борисович определенно дал Евгению первый попавшийся ключ. Он знал, что с пустыми руками Брыкунов не вернется: очень уж много денег задолжал, очень уж многим был обязан «благодетелю».
Безуспешно потыркав еще пару раз в замочную скважину ключом, Брыкунов пробормотал: «Здесь двести грамм, там двести грамм, глядишь – и снова утро!» – и решил быстрее кончать с этим делом. Ну…
И вдруг он уловил по ту сторону двери чье-то напряженное дыхание.
Глава 29 Тандем двух тезок
Оперуполномоченный Непейвода стоял посреди веломастерской, вспоминая статьи Уголовно-процессуального кодекса. Ни одна из них не рекомендовала бить граждан по голове. Кажется, тут Виктор переборщил, но сотрудник милиции тоже человек, и у него есть право на самооборону.
Ага, попробуй доказать это прокурору!
К счастью, удар получился скользящим. Чума очухался быстро. Пока Непейвода искал – да так и не нашел – в мастерской аптечку, Силкин встал на ноги. Огляделся, пощупал вскочившую на голове шишку и присел на тот самый трехногий табурет, который только что сослужил Непейводе хорошую службу.
– Крепко бьешь, – сказал Чума, и в его голосе почудились Непейводе уважительные нотки.
– Ну не гладить же по головке, – согласился Виктор, – когда тебе под нос суют пистолет.
– Так он же травматический. Считай – пугач.
– Расскажи это своей теще. Схлопотать «резинку» с одного метра – тоже мало хорошего.
– Верни, а? – угрюмо попросил Чума.
Непейвода сел на другой табурет, развернул наконец сверток и протянул Чуме кроссовку:
– Твоя?
– Я про «волыну» говорю.
– Хоть про «волыну», хоть про барабан, – прикинулся несведущим в уголовном жаргоне Непейвода. – Ты лучше объясни, зачем дёру из гостиницы дал?
Чума тревожно ворохнулся на трехногом табурете. Худшие опасения начали сбываться: «Дело шьют!» В таких случаях лучше молчать.
И он замолчал, уставившись в пол. Непейвода понял состояние Чумы. Невесть откуда появляется давешний дылда, бьет табуретом по голове, а после учиняет форменный допрос. Но иначе нельзя, путь к истине всегда утыкан шипами.
– Робинсон успела обратить тебя в свою веру? – спросил Виктор.
Чума пожал плечами:
– Не знаю такой, а в Бога вообще не верю.
– Странно, ведь именно из номера Шейлы Робинсон, президента Общества защиты животных, ты, мой друг, и смылся под утро.
При воспоминании о Шейле-Шурочке Витя невольно улыбнулся: хороша подруга! Большая, добрая, без дурацких комплексов. Немножко свихнута на кошках и собаках, зато какой бюст!
На могучей груди Шейлы в гостинице «Спутник» забылся Чума прошлой ночью. Проснулся от звука сирены скорой помощи. По разговорам в коридоре понял, что произошло, и, когда раздался стук в дверь, почел за лучшее смотать удочки. Было бы по-свински в плохом свете выставить дамочку, одарившую его всем, чем могла. Но раз опер и так все знает…
– Когда вы с ней договорились встретиться? – не отставал Непейвода. – Сегодня, завтра?
Чума вдруг хлопнул себя по лбу и вскочил на ноги.
– Минёрка! Слушай, брат, если ты человек…
– Виктором меня зовут.
– Значит, тезка! – обрадовался Силкин. – Слушай, у Герки дома собака осталась. Из Афгана ее приволок, она там мины, что ли, искала. Я Шейле обещал ее показать. Умная до жути.
– Кто умная – Шейла или Минёрка?
– Смеешься? Ну смейся. А мне некогда. Ведь она там одна.
– Женщина или собака? – снова уточнил Непейвода, и по небритой физиономии велорикши скользнула тень улыбки.
– Насчет Шурочки не знаю, а старушка Минёрка точно одна, – сказал он. – Надо съездить покормить да выгулять. Ключ у меня. Если хочешь, подожди здесь. Раз уж черт связал нас одной веревочкой.
Непейвода поднялся с табурета, кивнул на подвешенный у потолка велосипед-тандем и сказал:
– Черт, он знает, что делает! Поехали вместе, тезка. Мне тоже охота на Минёрку поглядеть.
Чума осторожно пощупал голову. Шишка была на месте.
