там, под беззаботным весельем, под желанием понравиться, под кокетливым любострастием, под ненасытным любопытством, я увидел беспощадную, осознанную ненависть к страданиям и боли, неутомимое трудолюбие и желание творить.
Симайа напоминали веселых пушистых зверушек с ядром из стали. Снаружи что-то пёстрое, воздушное, переливающееся, а дальше - дальше гранит...
12.
Мы стояли в просторном, как горная долина, ангаре "Тайны". Корабль, на котором я должен был вернуться домой, оказался не слишком большим, - чуть вытянутый треугольник метров двадцати длиной, с изящно скругленными углами и гранями, снизу плоский, сверху выпукло-толстый. От Наблюдателя Мэйат его отличали два острых треугольных хвоста и большие стекла рубки. Днище и закругленный край казались отлитыми из тускло-блестящего черного стекла, верх - из серой шлифованной стали. В нем виднелись плотно пригнанные люки эффекторов и два больших квадратных окна жилого отсека. На покатом лбу машины, в перекрестье сходившихся под острым углом линий, ровно сиял яркий, синевато-белый огонь, - видимая часть сложного плазменного устройства, заменившего у симайа твердотельный радар. За толстой прямоугольной плитой входного люка светился тесный шлюз, отделанный чем-то золотисто-рыжим. В общем, отчасти это походило на самолет, на котором я летал не раз. Впрочем, я не делил себя на части. Двойная природа моей памяти казалась уже совершенно естественной...
Оханохэйа протянула мне тяжелый, чугунно-серый браслет и я бездумно надел его, лишь потом догадавшись спросить, что это.
Она показала мне второй такой же браслет - на своей руке.
- Это система квантовой связи. Теперь я всегда буду знать, где ты и что с тобой, а ты - со мной. Так поступают у нас все пары, которым нужно расстаться...
Я начал понимать, что именно это означает.
- Значит... значит мы... женаты?
- У нас для этого не нужно ничего, кроме желания быть вместе. И мы не ошибаемся, подбирая себе пару!
- Но ведь я...
- Я могу долго ждать, - спокойно сказала Оханохэйа. - И потом, мы же не расстаемся совсем! Ты есть и на другой стороне, и я буду там тоже. А этот браслет действует и на другой стороне мироздания.
Мы простились, прижав скрещенные руки к груди и вежливо поклонившись друг другу. Потом Вайэрси решительно потянул меня к люку. Мы летели вдвоем. Разведчик, как и другие корабли симайа, был наделен интеллектом, так что экипажа не требовалось.
Я без слов последовал за ним. Если честно, на "Тайне" у меня порой разбегались глаза. Иногда они лезли на лоб, и даже делали попытки взобраться выше. Я знал, что однажды вернусь сюда, но пока не хотел этого. Я насытился впечатлениями, и не жалел, покидая симайа. Все мои мысли были заняты возвращением домой.
Тем не менее, я ещё долго смотрел на медленно тающий за кормой безупречно-белый свет звездолета и знал, что Оханохэйа так же смотрит мне вслед.
13.
Я не скучал во время полета домой, хотя сам корабль-разведчик был очень тесен. Большую его часть занимали движущие механизмы и кроме жилой комнаты, рубки и трех небольших шлюзовых камер других помещений в нем не нашлось. Он был отчасти сродни своим создателям. По крайней мере, его внутренняя отделка, подвижная, как вода, легко подгонялась под вкусы и настроение пассажиров. Я подолгу забавлялся, украшая рубку множеством фантастического вида приборов. Вайэрси они были не нужны, как, впрочем, и сам корабль. Без него он мог долететь до Земли даже быстрее. Но симайа любили путешествовать в кораблях. Приятное окружение для глаз и прочие удобства у них редко считались лишними...
Большая часть восьмимиллионного экипажа "Тайны" покинула её, чтобы осмотреть новые миры. Они летели в изящных белых кораблях, наполовину состоящих из окон, с великолепной отделкой, совсем непохожих на угрюмый разведчик Вайэрси. Я тоже не смог сдержать любопытства. На полпути к дому мы отклонились от курса, чтобы осмотреть Нептун, хотя это удлинило полет на целый месяц.
Нептун был таким же синим, как Земля, но только мутным, лилово-темным. Когда корабль прорезал тысячемильную толщу облаков, я увидел бесконечный неспокойный океан. Вода в нем - а это действительно была вода, правда, довольно мутная, казалась розовато-белым светящимся молоком, бросавшим бледный отблеск на спутанные лохмы непроглядно-черных туч. Но больше всего меня удивило высокое содержание кислорода в плотной, азотно-гелиевой атмосфере, совсем не похожей на ту, о которой я читал в учебниках.
- Пожалуй, ты смог бы здесь жить, - изучив показания приборов сказал Вайэрси, глядя на мерно ползущие волны, никогда не встречавшие берегов. - Атмосферное давление здесь раз в десять больше земного, сила тяжести - в полтора раза выше, температура - градусов тридцать. К этому можно привыкнуть. Но вот вода здесь - настоящий суп. Её свет - это свет множества простейших организмов. Океан здесь простирается до самого расплавленного ядра, а вот что там, в ядре, раз оно всё ещё не остыло, неясно. В принципе, даже магнитные монополи могут быть или небольшая черная дыра, или даже Q-шары. Много есть вариантов... Так или иначе, температура на границе ядра столь высока, что вода должна разлагаться на кислород и водород. О других химических реакциях я уже не говорю... Водород легко рассеивается в космосе, но атомы кислорода в шестнадцать раз тяжелее. Наверное, именно поэтому здешним воздухом можно дышать. Жизнь повсюду использует энергию свободных ионов, а образуются ли они под действием солнечного света или внутреннего тепла планеты - дело десятое...
Никто не назначал нам сроков прибытия, и я, забыв обо всем, провел над океаном несколько дней. Этот мир был удивителен и совершенно непохож на всё, что встречалось мне прежде. Правда, искупаться в здешней воде или даже просто вдохнуть здешний воздух я не решился. Жизнь здесь, в основном, скрывалась под волнами и мы почти не видели её. Лишь иногда мне удавалось заметить странных многокрылых рыб, которые взмывали к тучам, вынырнув из воды, а потом ныряли обратно. Однажды я увидел настоящий живой остров. Покрытый несерьезно-пёстрым узором, он был длиной почти в полмили, и в воде вокруг него шевелился лес щупалец.
Бури в плотной и неспокойной атмосфере были страшны. Тучи и океан сплавлялись в единую полужидкую, кипящую массу, где воздух мешался с водой самым причудливым образом. Но самым
