Судья с готовностью кивнул, как будто услышав то, что и ожидал.
— Тогда в восемь утра в понедельник. Однако все же не забудьте приготовиться к заключительным прениям. — Он посмотрел на Салинаса. — У вас что-нибудь есть ко мне. Виктор?
Салинас покачал головой.
— Пока нет.
— В таком случае мне хотелось бы затронуть один деликатный вопрос — я имею в виду пресловутый «источник» мистера Слокама. — Лернер повернулся к Кэролайн. — Связано ли ваше ходатайство — хотя бы частично — с тем, что в связи с позицией, занятой стороной обвинения, или из-за этого репортера вы были лишены возможности пригласить для дачи показаний важного свидетеля? Кем бы там ни оказался этот «источник».
Кэролайн медленно покачала головой.
— Нет, Ваша честь. Если заключительные прения состоятся, мы намерены лишь обратить внимание на двусмысленность, которую эта позиция породила. Однако мы уже согласились пойти на компромисс с мистером Салинасом. — С этими словами она повернулась к обвинителю. — Разумеется, если они с мистером Бруксом по-прежнему готовы к этому.
Виктор производил впечатление человека, раздираемого противоречивыми чувствами и старающегося не выказывать этого внешне: Кэролайн была глубоко убеждена, что Брукс приказал ему любой ценой сохранить в тайне источник Слокама. Она могла представить себе, что должен чувствовать одержимый честолюбивыми помыслами человек, вроде Салинаса.
— Окружной прокурор принял решение оставить за мистером Слокамом право не раскрывать свой источник, — выдавил из себя Салинас.
Лернер удовлетворенно кивнул.
— Тогда до понедельника. Посмотрим, что нам приготовила мисс Мастерс.
Это был финал.
— Кстати, — шепнула Кэролайн Салинасу, — мы не принимаем сделку с Маккинли. Но можете успокоить его — ему нечего опасаться.
Виктор равнодушно пожал плечами, сохраняя на лице непроницаемое выражение. Возможно, постигшее его разочарование было лишь плодом воображения Кэролайн. Друг за другом они вышли из кабинета судьи — невозмутимый Салинас и внешне невозмутимая, но втайне довольная успехом Кэролайн Мастерс.
Как никогда, она была уверена в том, что правильно сделала, поставив на Лернера. Интуиция подсказывала ей, что наступит понедельник, и он закроет дело.
И тогда Кристофер Паже победил.
16
Выходные не принесли неожиданностей. Паже, в отличие от Кэролайн, не льстил себя надеждой, полагая, что Лернер может как прекратить дело, так и передать его на усмотрение присяжных — в лояльности последних Паже Крис сильно сомневался. Мысль о скором исходе — дело закрыто, поиск новых доказательств прекращен — была заманчивой и мучительной одновременно. Минуты казались часами, часы — вечностью.
Это давало ему возможность спокойно подумать, но мысли бились невеселые. Паже было тяжело сознавать, что Карло и Терри ради него пришлось лгать и изворачиваться и что отношения с ними никогда не будут прежними. Это волновало Криса куда больше, нежели то, что происходило в реальной действительности, а именно — под его окнами, где сновали многочисленные репортеры и толкались съемочные группы. Публика предвкушала победу Паже. Однако победа тоже имела обратную сторону: если в понедельник он будет оправдан, все равно при виде его в сознании людей еще долго будет всплывать другое имя — Рикардо Ариас.
Он встретился с Терри только однажды. Ей звонила психолог, занимавшаяся с Еленой, и Тереза казалась крайне взволнованной, но говорила мало. Впервые, придя к нему, держалась скованно, а при встрече с Карло лишь коротко поздоровалась с ним и снова замкнулась в себе. Известие о том, что Паже окончательно отказался давать показания, она встретила с ледяным спокойствием, пожелав ему удачи и не задавая лишних вопросов. Пробыла она недолго.
Паже понимал, что независимо от того, выиграет он дело или проиграет, им с Терри предстоит непростое объяснение. У каждого из них болела душа, и каждого терзали сомнения, и только время могло все расставить по своим местам. Что-то подсказывало Крису: избежать окончательного разрыва — хотя бы ненадолго — им удастся лишь в случае вынесения ему обвинительного приговора, потому что тогда Терри сочтет себя не вправе оставить его. Мужчина понимал, что такое положение ни одному из них не принесло бы утешения, и был полон решимости сказать ей об этом.
Единственным светлым пятном оставался Карло. Паже знал истинную цену последней разыгранной Кэролайн партии, в которой она в пух и прах разгромила Джорджину Келлер. Для опытного и талантливого адвоката не секрет, что зачастую бывает не столь сложно доказать несостоятельность показаний свидетеля-очевидца, которые дилетанту, как правило, представляются убийственными. Но Карло не мог этого знать и воспринял последний успех как торжество справедливости, словно желая хоть как-то восполнить недостаток общения с отцом. Даже понимая, что оптимизм Карло — это скорее усилие воли, чем искреннее убеждение, Паже не отчаивался. Теперь, не смея гадать о своей участи, искренне радовался всякий раз, когда заставал сына в приподнятом настроении.
Он был прав, остановив свой выбор на Кэролайн, — снова и снова эта мысль проносилась в сознании Паже. Несмотря на жесткие условия, которые он поставил, адвокат блестяще справилась со своей задачей. Иногда Кристофер задавался вопросом: а смог бы он совершить нечто подобное? Приятно было чувствовать ее локоть; ее нахальная самоуверенность странным образом придавала ему сил, и он теперь даже в мыслях не мог представить на ее месте какого-нибудь усердного и докучливого зануду. Со временем Паже ощутил к ней искреннюю симпатию. Иногда он жалел, что не может рассказать Кэролайн всей правды.
Но для нее правда, вероятно, и не имела решающего значения. Кэролайн была профессионалом. Паже знал, что уик-энд она проведет за работой и подготовит безупречную заключительную речь. К утру понедельника Крис был почти уверен, что через несколько часов снова станет свободен.
Достаточно было увидеть выражение лица Салинаса, чтобы понять: случилось нечто непредвиденное.
Они ждали прихода судьи Лернера. Присяжных в зале не оказалось. Суетились репортеры, поставленные Лернером в известность, что Кэролайн собирается ходатайствовать о прекращении дела. Паже рассчитывал увидеть Виктора раздраженным и агрессивным; тот же, напротив, казался каким-то отрешенным и лишь изредка улыбался, словно думая о чем-то своем. Создавалось впечатление, будто он один знает, что здесь должно произойти.
Паже повернулся к Кэролайн.
— Что это с Виктором?..
— Всем встать, — рявкнул помощник Лернера. — Судья Верховного суда города и округа Сан-Франциско Джеред Лернер открывает заседание.
Лернер взошел на свое место.
— Итак, — твердым голосом объявил он, — сегодня нам предстоит заслушать ходатайство обвиняемого о снятии с него обвинения. Мисс Мастерс, прошу вас.
Салинас поднялся с места.
— Прошу прощения, Ваша честь, но за последние сорок восемь часов возникли некоторые обстоятельства, которые делают подобное ходатайство в лучшем случае преждевременным. Обвинение просит разрешения суда возобновить слушания по делу и допросить еще одного свидетеля. Разумеется, предварительно ознакомив — в общих чертах — с новыми фактами мисс Мастерс.
Внутри у Паже все оборвалось: Салинас намеренно выделил слова «новые факты», тем самым давая понять, что ни о какой сделке с Бруксом теперь не может быть и речи.
— Это нокаут, — пробормотала Кэролайн, вставая с места. — Как же вы обнаружили этого свидетеля, мистер Салинас?
— Эта женщина сама нашла нас, — не без иронии ответил обвинитель. — Она узнала мистера Паже по телевизору, когда смотрела отчет о заседании суда в пятницу.
Внезапно догадка мелькнула в сознании Паже. Но Мастерс ничего не подозревала.
— Кто же это? Надеюсь, не очередная любительница смотреть в замочные скважины?
Салинас покачал головой.
— Эта леди видела мистера Паже при совершенно других обстоятельствах. В некоем благотворительном заведении.
Кэролайн, недоумевая, обратилась к Лернеру:
— Одну минуту, Ваша честь, если позволите.
Она села и посмотрела в глаза Паже; взгляд ее выражал тревогу и раздражение.
— Тебе что-нибудь известно об этих «новых фактах»?
Паже почувствовал, что у него мутится сознание.
— Да, известно. И похоже, что шансов договориться с Бруксом больше нет.
Лернер дал Кэролайн лишь несколько часов на подготовку: сведения, которыми располагала свидетельница, были немногочисленны и конкретны, так что допрос обещал быть недолгим. В два часа пополудни свидетельское место заняла Анна Велес. Присяжные внимательно рассматривали свидетельницу.
