– Ничего, – твердо сказала она.
– Как странно, – произнес Аркадий Романович, и Алине на миг показалось, что она увидела в его глазах нечто, похожее на подозрение. – Считается, что чары ведьм не действуют на тех, кто исполняет общественный долг – например, полицейских, палачей, судей, и на представителей Святой Инквизиции, хотя даже им рекомендовано защищать себя святынями…Правда, описаны некоторые случаи, когда от колдовства защищала святость, или напротив, более мощная, чем у пытающейся навести порчу ведьмы, темная сила…
– Что Вы хотите этим сказать?
– Ничего, – ответил Каль. – Извините.
И отвернулся.
Чай остыл. Вечер стал ночью. За окном почернело. Дождевые капли покрыли стекла окон сплошной сеткой оранжевых и голубых огоньков, сверкающих преломленным светом автомобильных фар и уличных фонарей. Дэн негромко разговаривал о чем-то с Паулем, уже, кажется, прилично напившимся. Официантка Марина выглянула из-за стойки, чтобы посмотреть на Алину. Та отрицательно покачала головой, и Марина нырнула обратно в виртуальный мир телефона.
– Никто не выжил? – спросил Аркадий Романович.
– Из тех, кто был в подвале – никто, – сказала Алина. – И с опознанием трупов будут большие проблемы: огонь, взрыв, обрушение… Есть двое уцелевших из числа местных бродяг: одна совсем еще юная девушка, слабоумная, как удалось установить, сбежавшая из специального интерната; и какой-то старик, который, когда начался пожар, был у себя в каморке на верхнем этаже и успел выпрыгнуть из окна. Переломал себе кости, конечно, но остался жив.
– А молодой человек? Ну, которого подстрелил этот жуткий тип…
Алина чуть улыбнулась.
– Жить будет. Пуля пробила легкое, но сейчас уже все в порядке, идет на поправку. Кстати, передавал Вам привет. И благодарность.
Аркадий Романович снова смутился, наклонил голову и, как показалось Алине, даже немного зарделся. Она невольно посчитала в уме: бродяга, которому университетский преподаватель истории и культурологии раскроил молотком череп, был шестым по счету убитым, если не считать умершую в больнице Жанну.
– Значит, весь ковен погиб, – задумчиво произнес Каль. – Никого не осталось.
– Никого, – ответила твердо Алина. – Ваш крестовый поход завершен.
Она не стала говорить ему про Викторию; про то, что Княгини Ковена не было в тот роковой вечер в подвале Виллы Боргезе; что ее, Алины, личные попытки найти Хозяйку Есбата с использованием всех доступных средств и ресурсов, не увенчались успехом. Не стала рассказывать, что, как ей объяснили люди сведущие в этих вопросах, у Виктории Камской, бизнес-тренера, писательницы, Госпожи Примы, есть еще одна личность, исходная, оставленная в прошлом и прозябающая в безвестности, пока две прочие ипостаси зловещей троицы пишут книги о пути к совершенству и режут младенцев на шабашах; что все документальные данные госпожи Камской – регистрация, паспорт, водительские права, университетский диплом, налоговый номер, карточка пенсионного страхования и прочее – к ее первой, настоящей личности отношения не имеют. Прима исчезла, как призрак, сбросивший маску и балахон, под которыми оказалась лишь пустота, и Алина не собиралась говорить это Инквизитору, потому сейчас собиралась сделать призраком его самого.
Она достала из сумки толстую папку и положила на стол.
– Вот, – сказала Алина. – Держите. Это Вам.
Аркадий Романович удивленно посмотрел на нее.
– Что это?
– Ваша новая личность. По официальной версии Вы погибли во время пожара в заброшенном здании: скрывались там от полиции среди бродяг и вместе с ними нашли свой печальный конец под завалами. Розыск и следствие прекращены за гибелью подозреваемого. Ваша жена уже опознала Вас в одном из до неузнаваемости изуродованных и обгоревших трупов. Вопросы с тестом на ДНК я решу.
Каль медленно раскрыл папку.
– Здесь все необходимые документы, – прокомментировала она. – Вся жизнь. Из старого – только фотография с прежнего паспорта и имя: я попросила по возможности его не менять, чтобы не пришлось привыкать к новому.
– Майзель Аркадий Леонидович, – прочел Каль и посмотрел на Алину. – Это что, я? Неужели я похож на Майзеля?
– Вылитый, – заверила Алина.
– Не знаю, что и сказать… Но как?..
– У меня есть хорошие связи, – сказала Алина.
И, конечно же, не стала уточнять, что теперь должна Кардиналу весомую «дружескую услугу» – а в том, что тот не забудет напомнить о долге, Алина не сомневалась.
– И что мне теперь с этим делать?
– Жить, – пожала плечами Алина. – Мне кажется, именно это от Вас и требуется.
– Я полагал, что, напротив, должен умереть, – задумчиво произнес Каль. – Если честно, то уже обдумывал способ, как…как уйти. Ждал только этой нашей встречи, и то, потому только, что Вы попросили.
– Вы могли умереть уже несколько раз, – сказала Алина, – и остались в живых только чудом. Я считаю, что нельзя задолжать Богу смерть – он может призвать нас к себе, когда Ему будет угодно. Но можно задолжать жизнь, достойную жизнь, понимаете? Достойную и счастливую. Я не знаю – да и знать не хочу – почему Вы взялись за молоток, но думаю, проблема в том, что Вы слишком зациклились на своем недовольстве окружающим миром, на брюзжании, ворчании, и возмущении тем, что происходит вокруг, а стоило бы заняться собой. Вы все равно не измените ничего из того, что Вас так возмущает, по крайней мере, теми методами, к которым Вы решили прибегнуть. Ничего. И я думаю, что вы это понимаете. Для всех Вы всего лишь очередной спятивший серийный убийца, маньяк, да еще и с опасной идеологией, угрожающей гуманистическим ценностям. И глубоко несчастный человек при этом.
– Так что же делать? – снова повторил Каль, глядя невидящим взглядом в раскрытую папку.
– Постараться стать другим. Счастливым, к примеру. Говорят, что к таким людям тянутся. А вокруг некоторых, счастливых по-настоящему, даже спасаются тысячи.
Каль кивнул.
– «Стяжи дух мирный…», да, я помню.
– Ну вот. Почему бы не попытаться? Поезжайте куда-нибудь в тихий город, в провинцию. Устройтесь работать – в школу, например. Воспитывайте и учите детей, по мере сил и возможности. Женитесь, в конце концов, еще раз. И перестаньте себя мучить. Может быть, отпадет необходимость мучить других.
Некоторое время они сидели молча. Потом Каль расстегнул куртку и вытащил из-под нее какой-то сверток, замотанный в полиэтиленовый пакет.
– Вот, чуть не забыл. У меня тоже для Вас кое-что есть.
Сверток лег на стол с тяжелым металлическим стуком.
– Что это? – спросила Алина.
– Ваш пистолет, – ответил Каль. – Я его подобрал там, на Вилле.
– Очень мило. Спасибо.
Он встал, застегнул куртку, сунул папку подмышку, повернулся было, чтобы уйти, но обернулся и хлопнул по лбу ладонью.
– Чуть не забыл! Не знаю, имеет ли это значение, но… В той квартире, где я скрывался, был кто-то еще.
Алина замерла.
– В каком смысле?
– Кто-то приходил туда ночью. Я слышал, как открывается и закрывается дверь, очень тихо, почти бесшумно. Сперва я решил, что это ко мне: у меня бывают, точнее, бывали, несколько необычные ночные гости, поэтому просто лежал на кровати и ждал. Потом услышал шаги, осторожные и очень легкие, и увидел сквозь веки чью-то фигуру в проеме двери, довольно высокую и, как мне показалось, мужскую. Человек постоял немного, посмотрел на меня, а потом вышел и прошел дальше по коридору – Вы, наверное, знаете, в той квартире много комнат. И все. Дверь больше не открывалась, или я просто уснул и не слышал, но утром никого, кроме меня, там уже не было.
Алина молча кивнула. Каль внимательно посмотрел на нее, слегка улыбнулся и произнес:
– До свидания, Алина Сергеевна. И спасибо еще раз за все.
– Прощайте, Аркадий Романович. И будьте счастливы.
– Я постараюсь.
Он слегка поклонился и, прихрамывая, вышел из зала. Через секунду Алина услышала, как открылась и снова закрылась дверь паба. Вот и все.
Почему-то ей стало грустно.
Она запихнула сверток с пистолетом в сумку и пересела обратно за стойку. Дэн посмотрел в ее сторону.
– Еще чаю?
Алина покачала головой и усмехнулась.
– Нет, Денис. Сейчас, пожалуй, можно и выпить.
Будьте счастливы. Разберитесь в себе. Перестаньте самого себя мучить.
Нет ничего сложнее, чем следовать тем советам, которые так уверенно даешь другим.
* * *
Напиваться Алина не собиралась, да и не напилась вовсе, но тем не менее, когда Пауль предложил выпить «за любовь», она к этому тосту присоединилась. В конце концов, что тут такого? Дэн, заметно приободрившийся, тоже налил себе виски, объявив, что следующая порция для всех – за счет заведения. В паб так больше никто и не пришел, время перевалило за полночь и катилось дальше, как с горки, и все происходящее стало напоминать веселый междусобойчик старых знакомых, коротающих ночь в приятной компании. За первым тостом тут же последовал другой, тоже за любовь, но, как уточнил Пауль, «первую, единственную и настоящую».
