не смей! Мистер Хенчард…
— Ладно, — сказал я. — Но когда он вернется, я ещё выясню, что здесь, черт возьми, происходит. Кто ему позволил держать дома каких-то гномиков? Мы так не договаривались.
— Мы вообще никак не договаривались, — возразила Джеки.
Я ещё раз осмотрел домик в клетке. Ни звука, ни движения. Из трубы идет дым.
В конце концов, какое мы имели право лезть в клетку? Это была бы настоящая кража со взломом. Я представил себе, как крошечный человечек с крыльями, размахивая дубинкой, задерживает меня на месте преступления. Интересно, у гномов бывают полицейские? И какие преступления?…
Я натянул кретон на место. Через некоторое время из-под него опять послышались звуки. «Чирк». «Бум». «Скрип-скрип-скрип». «Хлоп». И не похожая на птичью трель, которая оборвалась на середине.
— Ужас какой, — сказала Джеки. — Давай-ка поскорее уйдем.
Мы сразу же легли спать. Мне всю ночь снились полчища зеленых карликов, одетых в полицейскую форму, которые плясали на противного цвета радуге и горланили веселые песни.
Утром прозвенел будильник. Я умылся, побрился, оделся, думая о том же, о чём и Джеки. Когда мы уже застегнули пальто, я поймал её взгляд.
— А может»…
— Давай, Эдди. Т-ты думаешь, они тоже уходят на работу?
— На какую это, интересно, работу? — проворчал я. — Лютики красить?
Мы на цыпочках прокрались в комнату мистера Хенчарда. Из-под кретона не доносилось ни звука. В окно ярко светило утреннее солнце. Я сдернул накидку. Домик стоял на прежнем месте. Одно окно было открыто, остальные плотно зашторены. Я прижался лицом к прутьям клетки и попытался заглянуть в открытое окно, на котором ветер шевелил ситцевые занавески.
Я увидел огромный-преогромный глаз, который смотрел на меня из глубины дома.
На сей раз Джеки, верно, решила, что мне нанесли смертельную рану. Она только сдавленно пискнула, когда я буквально отлетел от клетки, крича, что там жуткий воспаленный глаз — у людей таких не бывает! Несколько минут мы стояли, прижавшись друг к другу, а потом я глянул снова.
— А-а, — голос мой звучал довольно слабо, — да это зеркало!
— Зеркало? — выдохнула Джеки.
— Ну да, большое зеркало на противоположной стене. Кроме него, я ничего не вижу. Окно слишком далеко.
— Посмотри-ка на крыльцо, — вдруг сказала Джеки.
Я посмотрел. У дверей стояла бутылка молока — можете себе представить, какого размера. Она была ярко-красная. Рядом лежал пакет величиной с почтовую марку.
— Красное молоко? — удивился я. — Небось от красной коровы. Или бутылка красного стекла. А это что, газета?
Да, это была газета. Я напряг зрение, чтобы прочитать заголовки. Поперек страницы было напечатано огромными красными буквами, высотой почти в полтора миллиметра: «В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС! ФОТЦПА ДОГОНЯЕТ ТУРА!» Больше мы ничего не смогли разобрать.
Я аккуратно накрыл клетку кретоном. Мы отправились к Терри, чтобы успеть позавтракать до прихода автобуса.
Вечером, возвращаясь с работы, мы заранее знали, что сделаем прежде всего. Мы открыли дверь, убедились, что мистер Хенчард ещё не вернулся, зажгли свет в его комнате и прислушались к звукам, долетавшим из клетки.
— Музыка, — сказала Джеки.
Она была совсем тихой, я едва мог расслышать; и вообще это была необычная музыка. Не берусь вам её описать. Кроме того, она почти сразу же смолкла. «Бум, скрип, шлеп, вззззз». Потом наступила тишина, и я сдернул кретон.
В домике было темно, окна закрыты, шторы опущены. Газету и бутылку молока с крыльца забрали. На входной двери виднелась табличка; воспользовавшись лупой, я сумел прочитать: «КАРАНТИН. КЛОПИЧЕСКАЯ ЛИХОРАДКА».
— Вот лгунишки, — сказал я. — Спорим, что нет у них никакой клопической лихорадки.
Джеки нервно захихикала.
— Ведь клопическая лихорадка бывает только в апреле, да?
— В апреле и под Новый год. Как раз в это время её переносят лихорадочные клопы. Где мой карандаш?
Я позвонил. Кто-то приоткрыл и снова задернул штору. Но мы не видели — руку? — которая это сделала. Тишина. Даже дым не идет из трубы.
— Боишься? — спросил я.
— Нет. Как это ни смешно, не боюсь. Но какие они, однако, высокомерные, эти малявки! Кэботы беседуют лишь[90]…
— А гномы, ты хочешь сказать, беседуют лишь с домовыми. Но они, между прочим, не имеют никакого права задирать перед нами нос. Ведь их дом стоит в нашем доме… понимаешь, что я хочу сказать?
— Да, но что мы можем поделать?
Осторожно водя карандашом, я нацарапал на белой входной двери: «ВПУСТИТЕ НАС». На большее не хватило места. Джеки хмыкнула.
— Зря ты это написал. Мы ведь не хотим, чтобы нас впустили. Мы просто хотим на них посмотреть.
— Ну, теперь уже не исправишь. Да они и так поймут, чего нам надо.
Мы стояли, глядя на домик в птичьей клетке, а домик насупленно и слегка враждебно смотрел на нас. Клопическая лихорадка! Вот врать-то!
Больше в этот вечер ничего не произошло.
Утром мы обнаружили, что моя надпись тщательно смыта, табличка о карантине висит на прежнем месте, а на крылечке оставлены бутылка зеленого молока и свежая газета. На сей раз заголовок гласил: «В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС! ФОТЦПА ОБОШЕЛ ТУРА!»
Из трубы медленно поднимался дым. Я позвонил. Никакого ответа.
У дверей висел почтовый ящик размером с костяшку домино, — я обратил на него внимание, потому что сквозь щель заметил внутри письма. Но ящик был заперт.
— Посмотреть бы, кому эти письма… — протянула Джеки.
— Или от кого. Это меня больше интересует.
В конце концов мы отправились на работу. Я весь день не мог собраться с мыслями и чуть было не приварил большой палец к кривоколенному валу. Вечером мы встретились с Джеки, и я понял, что ей тоже не по себе.
— Давай оставим их в покое, — предложила она, когда мы тряслись в автобусе. — Ясно ведь, что они не хотят иметь с нами дела, правда?
— Вот ещё, так я и позволил каким-то букашкам над нами издеваться! И потом, мы ведь просто свихнемся, если не узнаем, кто там живет. Как ты думаешь, мистер Хенчард — волшебник?
— Скотина он, — в сердцах ответила Джеки. — Уехал и бросил на нас каких-то дурацких гномов!
Когда мы вернулись, в домике, как всегда, забили тревогу; едва я сдернул накидку, тихие, невнятные звуки совсем стихли. Сквозь опущенные шторы пробивался свет. На крыльце не было ничего, кроме коврика. В почтовом ящике мы разглядели желтый телеграфный бланк.
Джеки побледнела.
— Только этого не хватало! — простонала она. — Телеграмма!
— Может, и нет.
— Да, да, я же вижу. Тетушка Георгина умерла. Или Белладонна собирается приехать в гости.
— Табличку о карантине они сняли, — заметил я. — Теперь висит новая, на ней написано: «ОСТОРОЖНО, ОКРАШЕНО!»
— Смотри, не поцарапай их
