вопрос на началах права, а не произвола, тем более не мести за прошлое. Только так его и могло ставить правовое государство. Можно добавить, что создание класса «новых крестьян», то есть мелких земельных собственников, могло бы быть действительной опорой и конституции, и общего права, могло бы подвести и под партию кадетов «социальную базу», покончить с иллюзией, которая их до сих пор утешала, что они представляют собой какой-то «рыцарский орден интеллигенции».
Тогда они имели своей целью привлечь крестьян на сторону «освободительного движения», и для этого кадеты заимствовали у революционеров популярные лозунги, которые формулировали работавшие среди крестьян демократы. Громадное большинство кадетов эту программу не принимало всерьез, выдавало векселя, по которым платить полностью не собиралось3.
«Принудительного отчуждения» Столыпину бояться не приходилось; для этого был бы нужен новый закон, которого Государственный Совет не пропустил бы. А что касается до мер по 87-й статье, уже проведенных, то есть до совершившейся передачи земель Крестьянскому банку для распродажи крестьянам, то что значило бы «отменить» эту меру? Вернуть эти земли в «казенные ведомства»? Не продавать их крестьянам? Но крестьянство уже знало, что эти земли для них. Они в Думе предъявляли запрос, почему с распродажей земель медлят? Почему переселения на них не организуются? Дума не могла решиться отменить эти меры. Роспуск на этой почве крестьянского сочувствия в ней не привлек бы, и это она хорошо понимала. Ведь крестьяне уже не просили, а требовали.
Потому даже и в этой специальной группе законов правительству нельзя было серьезно опасаться принципиального противодействия Думы, не говоря уже о том, что до решения этого вопроса не дошли еще даже в комиссиях.
Вторая Дума 5 апреля образовала Аграрную комиссию и постановила передать в нее все материалы. Тем не менее на пленарном заседании споры продолжались, хотя они были бессмысленны. Столыпин в беседах с депутатами (Маклаковым, Челноковым, Гейденом и другими видными оппозиционерами) предупреждал, что, если Дума поднимет руку на его аграрную реформу, он ее немедленно распустит. В думских кругах стало известно, что и государь настаивает на скорейшем роспуске Думы («пора кулаком трахнуть!»).
На заседания Аграрной комиссии, бывшей в руках оппозиции, представители правительства не приглашались. Но Столыпин и без того знал, что все аграрные проекты оппозиции несовместимы с его реформой. 10 мая он заявил в Думе, что проекты левых ведут к разрушению государства, левые «предлагают нам среди других сильных и крепких народов превратить Россию в развалины <…> Россия не развалится, она обновится, улучшит свой уклад, пойдет вперед». В этом заявлении Столыпин раскрыл общую связь аграрной реформы с утверждением правового строя — «где достаток, там и просвещение, там и настоящая свобода», вот почему нужно дать землю крестьянину. В кулуарах Думы говорили, что, когда Столыпин создаст своих крепких мужиков, он даст им какие угодно свободы4.
Прения по аграрному вопросу завершились весьма своеобразно. Дума приняла решение прения прекратить, передав правительственные законопроекты для рассмотрения в думскую комиссию. Но при этом Дума не могла выработать какой-либо общей оценки, которая послужила бы руководящим указанием для работы в комиссии. С. Булгаков с горечью констатировал, что из материалов прений нельзя вынести какую-либо формулу, которая объединила бы Думу или хотя бы ее большинство, и Дума проголосовала за предложение, что «принимать какие-либо формулы не следует»5.
Фактически в прениях по аграрному вопросу боролись две тенденции, два подхода к его разрешению. Один отстаивал Столыпин — это путь укрепления фермерских хозяйств, другой — это поддержка артельно-общинных, кооперативных начал, или, как выражался С. Булгаков, «путь русского артельного социализма».
Положительный идеал С. Булгакова — это русский христианский социализм, начала которого он видел в исповедовании старых славянофилов, в почвенничестве Достоевского. Подчеркивая, что без духовности (патриотизма, православия, земских традиций святой Руси и т. д.) «нас не освободят и самые свободные политические формы, ибо сказано: „Где дух Господен, там свободы“». В аграрном вопросе С. Булгаков был очевидно близок к трудовикам, левым кадетам и прогрессистам. Подчеркивая, что «аграрный вопрос с христианской точки зрения решается только полной передачей земли в пользование тех, кто ее возделывает», передача земли в руки трудящихся (крестьянских обществ или товариществ) должна осуществляться постепенно, земли частновладельческие должны быть выкуплены за справедливую цену, что «должно оказывать всевозможное содействие к устройству крестьянских союзов в целях совместного ведения хозяйства, помогать хозяйственным кооперативам…». Естественно, что на позицию С. Булгакова большинство Думы встать не могло6.
Одобрив часть законов, введенных Столыпиным в междумский период, Вторая Дума отклонила два из них, связанные с действиями военных судов, применением чрезвычайных прав и пр., вызвав недовольство премьера, а еще более императора, что в конечном счете способствовало роспуску Думы. В Манифесте о ее роспуске было упомянуто, что Дума «не остановилась даже перед отклонением законов, каравших открытое восхваление преступлений и сугубо наказывавших сеятелей смуты в войсках».
На этом царском обвинении, послужившем причиной, скорее даже — официально объявленным поводом роспуска Думы, следует специально остановиться.
16 апреля при обсуждении в Думе вопроса об очередном призыве новобранцев в армию в закрытом заседании один из социалистов, Зурабов, заявил (цитирую по «смягченной» стенограмме): «Армия будет великолепно воевать с нами, и вас, господа, разгонять, и будет терпеть поражения на востоке». Девяносто лет назад депутаты встретили этот выпад против армии криками: «Россия оскорблена, оскорблена армия! Вон его!» Председатель прервал оратора и поставил вопрос об удалении его из зала заседаний — левые в знак протеста покинули зал. Председателя поддержали правые; польское коло и кадеты — но это еще не было полным разрывом Партии народной свободы с левыми7.
Через несколько дней вскрылись факты о прямой причастности некоторых депутатов-социалистов к нелегальной террористической деятельности (к «военной организации социал-демократической партии»). Дума оспорила улики, представленные властями, образовала особую комиссию под руководством профессора Кизеветтера и отказалась до окончания ее работы лишить депутатов неприкосновенности.
В Думе премьер заявил о необходимости лишить за антиправительственную деятельность всю социал-демократическую фракцию мандатов. Кадеты настояли на передаче этого вопроса в комиссию Кизеветтера, заявляя, что можно наказать лишь отдельных депутатов, но не фракцию в целом. 3 июля был объявлен Манифест о роспуске Думы, о введении нового избирательного закона. В то же утро депутаты социал-демократы были арестованы и осуждены вскоре на каторгу (до 5 лет).
* * *
В Манифесте о роспуске содержалась
