мне пришлось отвыкнуть совершенно, так как я не видел его целых полтора года. Приучиться надо было ко многому, и сейчас, например, я уже сам не понимаю, как я мог жить в доме, который за зимнюю ночь вымерзал так, что утром, пока я не растапливал еще печки, в комнате у меня было 10° по Цельсию, а во время снежной бури до 20° мороза.
Самым трудным в моей жизни была оторванность от России. Полная неизвестность и полная невозможность узнать что-либо о родных и друзьях. Телеграмма из дома – в лучшем случае – могла дойти до меня только через полтора месяца, то есть время, необходимое для дороги от Якутска до Русского Устья.
Казалось бы, при таких условиях я должен был очень скучать, но в действительности этого не было – для этого у меня не было свободного времени. Да, я был на Севере чрезвычайно занят, и мне просто не хватало времени. Всем своим хозяйством я должен был заниматься сам – я был поваром, водовозом, рыболовом, охотником. Уже одно это отнимало массу времени. Но, кроме того, я занимался еще фотографией, метеорологией, орнитологией и медициной. Я увлечен был в весенние и летние месяцы птицами и позднее доставил в Зоологический музей Московского университета несколько ящиков с птичьими шкурками. Население само обращалось ко мне за медицинской помощью, так как в глазах его я должен был знать и уметь все – и мне пришлось сделаться доктором, не имея специальных медицинских познаний. И должен уверить читателя, что по тамошним местам я был неплохим доктором – у меня были справочные книжки по медицине и обиходные лекарства.
Трудно себе представить, что может в этом диком крае сделать интеллигентный человек, интересующийся окружающим!
За прожитые мною на севере четыре года мне удалось много путешествовать – на оленях и собаках в разных направлениях я сделал в общей сложности около 10 000 верст. Мне удалось сделать много сотен фотографических снимков, собрать много метеорологических, этнографических и естественно-исторических наблюдений. По приезде в Россию я издал две книги об этом крае – одну общего характера с описанием этой далекой окраины, в другой дал очерк хищнической торговли на Севере. Обе книги дали много новых сведений русскому читателю, дотоле у нас неизвестных.
Меня спросят, быть может, почему я на этот раз не бежал из ссылки? На это я отвечу, что попытка мною была сделана в первый же год моей жизни на Севере, но она кончилась неудачей. Я поставил себе задачей бежать на восток через кочующих чукчей, добраться до Чукотского Носа и оттуда перебраться на Аляску и в Америку. Но это оказалось делом невозможным физически. Помимо тех колоссальных пустынных расстояний, которые отделяли меня от Америки, было и другое препятствие. На Севере так мало людей, что все они как бы наперечет. Я жил на виду у всех, слава обо мне бежала через кочующие народы за тысячу верст, и, когда я зимой 1912/13 года доехал инкогнито к первому чукче, через которого должен был двинуться дальше на восток, он назвал меня по имени: «Это ты тот ученый русский, что лечишь на Севере людей и помог уже многим?»
Моя попытка к бегству кончилась здесь же.
Скрываться легче в толпе, чем в пустыне.
Возвращение в Россию
Срок моей ссылки кончался в 1914 году, я был восстановлен во всех своих правах и мог вернуться в Россию. Но, прежде чем ехать домой, летом 1914 года я в компании с одним знакомым инженером принял участие в небольшой экспедиции, которая поставила своей задачей найти выход реки Лены в Ледовитый океан. Как это ни странно, но до сих пор еще не установлено и не исследовано, где Лена выходит в море. Объясняется это прежде всего размерами реки. Лена – самая большая, самая сильная и многоводная река Сибири, одна из самых больших рек всего мира. Длина ее до сих пор не определена (от 8 до 11 тысяч верст), а ширина равняется от 10 до 60 (с островами) верст. Ее колоссальная дельта имеет ширину около 500 верст. Именно благодаря обилию воды и силе течения, при выходе в море она нагромождает груды песка и ила и разбивается на бесконечное количество проток, выходящих в море. И до сих пор не могут найти протоки, достаточно глубокой, чтобы с моря мог войти в реку большой морской пароход.
На небольшом пароходе мы бодро двинулись в путь, вошли уже в дельту, прошли могилы американского арктического исследователя Де-Лонга и его товарищей, которые погибли здесь в 1878 году, вошли уже в полосу морских туманов и бурь, вода в реке имела уже соленый вкус, но нам не суждено было обессмертить наши имена географическим открытием: протока, по которой мы шли, становилась все более и более мелкой, и наконец мы сели на мель. Все наши попытки найти более глубокую протоку кончились неудачей, и нам пришлось вернуться обратно.
В Якутск я приехал осенью 1914 года. Только здесь узнал я о начале европейской войны и об участии в ней России…
В это время губернатором в Якутске вместо Крафта, отправившего меня в Русское Устье, было другое лицо – некто фон Витте, который благодаря войне с Германией в это время уже отбросил от своей фамилии частичку «фон», чтобы скрыть свое немецкое происхождение.
Я поместил в местной газете несколько статей, характеризующих в резких выражениях хищническую северную торговлю, которая была в значительной степени основана на обмане и спаивании спиртом доверчивого и наивного туземного населения. Статьи вызвали шум. Мне предложили прочитать на эту тему доклады, причем присутствовать на этом докладе выразил желание и губернатор Витте. Я пригласил его, пригласил также всех купцов, имевших торговые дела на Севере, которых я обвинял в эксплуатации туземцев, и прочитал в их присутствии свой доклад, основываясь главным образом на добытых мною лично на Севере путем личного опроса фактах и цифрах. Затем я попросил присутствовавших купцов меня опровергнуть. Но они вынуждены были скрепя сердце признать все мои факты правильными.
Надвигалась зима, когда я возвращался в Россию вместе со своим верным другом –
