Ряды душевых кабинок напоминали стойла. Шустрый Аксель умудрился разжиться одноразовым флакончиком с жидкой мыльной смесью и новой мочалкой, а Микки достался кусок твёрдого тёмного мыла и облезлая щётка. Видя, как он недоумённо крутит эти вещи в руках, Лен сжалился и отдал ему свой флакончик.
Мытьё Микки не понравилось. Напор воды в душе был слабенький, а горячий кран, как Микки его не выкручивал, не делал воду теплее. Кроме того, мимо кабинок всё время ходили взрослые и внимательно смотрели, чем занимаются их подопечные. Микки ёжился под их взглядами. Лен просто не обращал на них внимания. Аксель, когда дежурный подходил, демонстративно гладил себе густо намыленную попку, а когда тот отдалялся, показывал ему язык и корчил рожи.
Когда Микки одевался, он не обнаружил в кармане штанов носового платка. Молния на ширинке была сломана, задний карман оторван. Кто это сделал, найти было уже невозможно.
На ночь детям выдали ночные рубашки, относительно чистые, но ветхие, со следами штопки. Пришлось всё-таки натянуть на себя эту тряпку: за этим следил дежурный.
Ночью, когда Лен заснул, а Микки никак не мог удобно устроиться на жёстком ложе, к нему забрался Акс, пытался болтать, потом ему полез под рубашку, зашептал что-то непонятное. Микки с брезгливостью оттолкнул его. Мальчишка прошипел какую-то угрозу и уполз к себе.
Наутро Микки обнаружил, что его штаны и маечка валяется на полу в луже мочи. Акс нагло ухмылялся, показывая щербатые зубы.
Микки вызвал дежурного. Появился некрасивый юноша в мешковатой форме. Посмотрел на миккины тряпки, киснущие в луже мочи, подошёл к Аксу.
- Это не я!- завизжал мальчишка. - Это он сам! Он нарочно!
Дежурный молча окинул взглядом Микки, потом Акса. Сравнение, судя по всему было, не в пользу последнего.
- Не трогай меня, русская свинья! - ещё громче завизжал Акс. - Я нажалуюсь, что ты ко мне пристаёшь! Ты хочешь мою попку, свинья!
Раздался звук сочной оплеухи, и визг немедленно перешёл в рёв. Личико мальчишки покраснело.
"Сейчас будет пену пускать" - догадался Микки. Он сам так делал, когда отец бил его слишком сильно.
После второго удара Акс упал на пол и пустил пену изо рта.
Дежурный, не обращая на это внимание, двинул по детскому тельцу ногой в тяжёлом ботинке - раз, другой, третий. Поганец заверещал ещё громче.
- Заткнись, вонючка, - наконец, сказал дежурный.
Визг тут же прекратился.
- Ты пойдёшь и выстираешь это, - распорядился он, показывая на штаны и майку Микки. - Но сначала уберёшь эту грязь.
- Дай тряпку, - попросил Акс.
- Она на тебе, - равнодушно сказал дежурный. - Другой тряпки не будет.
- Ублюдок, - прошипел мальчишка и тут же получил затрещину.
Аксу пришлось вытереть лужу на полу своей рубашкой.
- Ты осторожнее с ним, - посоветовал Лен, когда дежурный увёл Акса с собой, стирать испорченную им одежду. - Он вообще-то не дойч, - добавил он.
- Что, русский? - поинтересовался Микки.
- Говорят, он цыган, - шёпотом сказал Лен.
Микки передёрнуло. Он слышал, что цыгане - это был такой народ, который воровал детей. Мама когда-то что-то писала про цыган. Насколько Микки понимал, с цыганами фашистское государство сделало что-то плохое.
- Он бродяжничает, - продолжал Лен, - и ещё попой торгует.
- Как это? - не понял Микки.
- Ну, есть такие люди, которые любят в попу, - туманно объяснил Лен. - За это взрослых в настоящую тюрьму сажают. Аксель малолетка, вот его и держат тут. Мне дежурный сказал, он тут уже в восьмой, что-ли, раз, сидит. Держись от него подальше.
Аксель вернулся быстро. Кинул в сторону Микки сырой ком одежды, вскарабкался на своё место наверху и демонстративно засопел в две дырки.
На завтрак было картофельное пюре, комковатое, залитое каким-то несъедобным коричневым соусом, и чай. Микки не мог это есть, зато благодарный Лен переложил всё к себе в тарелку и сожрал. Аксель попытался украсть с чуждого стола котлету, получил пинка.
Днём Микки вызвала к себе фрау Офен.
Она была не одна. Рядом сидела женщина в какой-то странной одежде: Микки никогда такой не видел.
- Здравствуй, Михель, - сказала Валентина Сергеевна.
- Здравствуйте, фрау Офен, - тут же отозвался Микки.
- С тобой хотят поговорить, - фрау Офен не стала уточнять, кто именно. - Отвечай на все вопросы честно и правильно. Я пока отлучусь. У меня много дел.
Микки, однако, почувствовал, что фрау Офен сердится, и решил, что вторая женщина, наверное, ещё опаснее.
- Здравствуй, Михель, - ласково сказала женщина. - Я из полиции. С твоей мамой случилось несчастье, и мы хотим понять, что произошло.
- Мама умерла? - выдохнул Микки.
- Жива, жива твоя мама, жива, - довольно улыбнулась женщина. Микки почувствовал, что она не врёт, и немного приободрился.
- Я хочу поговорить с тобой о маме, - продолжала женщина. - Только так мы сможем ей помочь.
Посыпались вопросы. Мама чем-нибудь болеет? Принимает ли мама какие-нибудь лекарства? Что это за лекарства? Где она их покупает? Не ведёт ли она себя иногда странно? А папа? Не болеет ли папа чем-нибудь, не принимает ли лекарства? Давал ли он какие-нибудь лекарства Микки?
Микки пытался отвечать, но очень быстро устал. Ответы требовали внимания, а с ним у него было плохо. Очень скоро он стал клевать носом на стуле. Последний вопрос он просто проигнорировал. Женщина рассердилась и назвала его плохим мальчиком, а потом позвала госпожу Офен. Они о чём-то поговорили на непонятном языке - видимо, на русском. Микки тем временем боролся с желанием стащить со стола красивую длинную авторучку.
Наконец, опасная женщина ушла, а госпожа Офен осталась.
- Ты плохой, скверный мальчишка, - сказала она ему. - Ты плохо отвечал на вопросы полиции.
- Я ничего плохого не делал, - заныл Микки, предчувствуя наказание.
- Я не разрешала тебе говорить! - зашипела фрау Офен. - Ты плохо отвечал на вопросы и был невнимателен. Госпожа следователь говорит, что ты либо глуп, либо притворяешься. Я решила дать тебе время подумать над своим поведением. Сегодня ты останешься без ужина - возможно, это прояснит тебе память и научит почтительности. Если это не поможет, придётся перевести тебя в другой блок, к трудным детям.
Микки вспомнил Акселя и Лена, попробовал себе представить, каковы же "трудные" дети, и отчаянно заревел. Ему очень не хотелось в блок к трудным детям.
- Прекрати! - рявкнула фрау Офен. - Если будешь хорошо себя вести и сотрудничать с полицией, - добавила она, - тебе никто ничего не сделает. Завтра мы погорим об этом подробнее.
Когда он вернулся в камеру, то Акселя там не было. Как сказал ему Лен, Аксель плюнул в дежурного, тот его избил, и сейчас оба находятся на разбирательстве.
- Карцер дадут, - уверенно сказал Лен. Микки не понял, что такое карцер, но по тону мальчика сообразил, что это очень нехорошее место.
Ночь прошла скверно: он не мог заснуть. Под утро, когда удалось немного сомкнул глаза, его поднял дежурный и велел идти на завтрак. Потом в туалетном блоке Микки поскользнулся на потёке мочи на полу и чуть не разбил себе голову. В общем, он настроился на то, что ничего хорошего сегодня в его жизни не случится.
Днём его снова повели к фрау Офен. Микки приготовился к тому, что там будет ещё и та женщина в странной одежде, но её не было.
- Михель, - сказала Валентина Сергеевна, даже не пытаясь скрыть неудовольствия, -сегодня вечером за тобой приедет мама и тебя заберёт.
Микки сначала не поверил. Даже когда ему вернули курточку и передали шапочку - ту самую, которую везла с собой мама - он всё ещё не верил в то, что всё кончилось.
Обратно его не отправили, а заставили сидеть в какой-то маленькой комнатёнке с облупившимися стенами, покрытыми зелёной краской. Он сидел на длинной лавке и гадал, скоро ли мама его заберёт и какой скандал он ей устроит.
Сидеть пришлось долго - во всяком случае, Микки это время показалось вечностью. Он даже подумал, что в обществе Акселя и то было веселее.
В конце концов появилась фрау Офен, надела на него курточку и повела его по каким-то плохо освещённым коридорам, где ходили какие-то люди. А потом он увидел маму и мужчину из самолёта.
Микки вырвался и побежал к матери, разразившись счастливым рёвом.
Потом была какая-то небольшая возня, мама подписывала бумаги, а Микки всё плакал, уткнувшись носом в её бедро. В эти минуты он, наверное, любил маму Фри как никогда в жизни.
Когда они вышли, Микки повернулся к зданию ЦВИНПа и сказал: "Русские свиньи". Ему очень хотелось это сказать.
Мама тут же начала извиняться за него перед человеком из самолёта, и у Микки тут же прошёл приступ сыновних чувств. В машине мальчик сидел тихо и думал, как он накажет мать при первом же удобном случае.
Дальше случилось то, что мальчику не хотелось вспоминать ещё больше, чем даже своё пребывание в ЦВИНПе. Особенно постыдным было то, что мать применила к нему силу - едва ли не впервые в жизни. Ещё хуже было то, что у неё это получилось. Микки вспомнил, как мама зажимает ему нос, держа в другой руке таблетку снотворного, и покраснел от злости. Такое имел право только Жорж, а не Фри... Так или иначе, от таблетки он почти сразу заснул.
