Микки знал от папы, что мама очень глупая и слабая, поэтому она будет всю жизнь плакать. Он, Микки, тоже глупый и слабый, и он тоже всегда будет плакать. А вот папа Жорж не плакал вообще. Он только смеялся и делал больно.
Зато Микки научился делать больно маме. Не так, как делал папа, а по-своему. Он мог изводить её часами, требуя то одно, то другое, портя её вещи или просто мешаясь. Особенно ему нравилось реветь и писаться в штанишки. Это особенно пугало маму - после этого она сажала Микки рядом с собой и говорила, что если он не научится делать пи-пи и ка-ка только в унитазик, а не в штанишки, над ним будут смеяться в школе, когда он когда-нибудь пойдёт учиться.
Микки умел контролировать мочевой пузырь и кишечник. Он писался нарочно. Учиться он не хотел - он уже знал, что это совсем неинтересно. Микки решил пойти учиться когда-нибудь потом, когда вырастет и станет сильным. Тогда он сможет сам мучить других. Особенно маму. Ему очень хотелось делать ей больно, не так, как сейчас, а как папа, и чтобы она громко кричала. Однажды он воткнул в кресло иголку, и мама на неё села. Микки чуть не зашёлся в истерике от смеха - так глупо она держалась за задницу и орала как резаная. Потом она рассказала про это папе. Папа смеялся, а мама ещё громче плакала, даже немножечко подвывала, как собачка, и Микки это ужасно нравилось. Но в тот же день папа отвёл Микки к себе домой и заставил сесть на иголку.
- Это просто маленький кусачий зверёк, - говорил он потом маме. - Если его не наказывать, он ни черта не понимает. Ты родила неполноценного уродца, Фри, и сама это знаешь. Надо было тогда довести дело до конца.
Папа никогда не называл маму Франциской. Он всегда говорил - Фри. Это было какое-то английское слово, оно означало свободу. Свобода - это было то, чего не было в фашистском государстве. Микки считал это слово глупым: в его мире оно ничего не значило.
- Ты должна была тогда отдать его врачам, Фри, - любил говорить папа, - в этом вопросе я вполне солидарен с фашистами. Они, конечно, свиньи, как и все дойчи, но в своих свиных делах они разбираются. От этого выродка надо было избавиться любым способом...
После таких разговоров мама плакала особенно долго. Она боялась папу Жоржа. Другие мамы на её месте пожаловались бы на него государству, но мама воевала в газете с фашистским государством и поэтому не могла ему же и жаловаться: тогда бы её выгнали с работы, а ничего другого, кроме как воевать в газете с государством, она не умела. Поэтому папа мог делать с ней и с Микки всё что угодно.
Иногда Микки пытался поговорить с мамой насчёт папы. Мама тогда тоже начинала реветь, а потом объясняла Микки, что папа на самом деле хороший, просто у него была неудачная жизнь.
Про папину родину Микки знал. Папа родился во Франции. Мама говорила, что Франция - очень хорошая страна, но папе там жилось очень плохо, потому что его много обижали в детстве из-за неправильного происхождения. И ещё у него было много неудач в жизни, поэтому он стал злым. И что в глубине души он совсем не такой. Микки не очень понимал, что такое "глубина души", но чувствовал, что у папы там ничего хорошего нет. Но мама в это верила. Мама вообще верила во всякие глупости.
А вот папа никогда не говорил про маму, что она хорошая. Он называл её глупой дойчской коровой и ещё всякими словами. И говорил, что он, папа, познакомил маму с какими-то людьми, у которых она сейчас работает, а поэтому она обязана ему всем.
Маме он говорил то же самое.
- Ты обязана мне всем, - повторял он во время их обычных разговоров. - Я тебя вытащил из грязной лужи, Фри, и дал тебе кое-какие уроки настоящей жизни. Я даже согласился жениться на тебе, безмозглая тварь. Но ты захотела ребёнка...
Мама иногда пыталась спорить. Однажды она сказала папе, что он, Жорж, непорядочный человек.
Микки, подслушивающий под дверью, думал, что отец рассердится и побьёт маму. Но он только усмехнулся и сказал:
- Да, Фри, на этот раз ты права, глупая корова. Я не принадлежу к так называемым порядочным людям и горжусь этим.
В другой раз мама сказала Жоржу, что он сам хотел ребёнка. На это Жорж нешуточно рассердился и ударил её.
- Лживая сука! Ты врёшь мне в глаза, лживая сука! - кричал он. - Ты обманула меня, ты не пила таблетки! А потом поставила меня перед фактом! Ты хоть подумала, на кой свободному человеку сдался ребёнок? У тебя бараньи мозги. Ты годишься только на одно, но даже этого ты не умеешь делать... И после этого ты решила повесить на меня эту обузу! Как ты смела не выпить таблетку, как?
- Я тысячу раз объясняла тебе, Жорж! Я думала, что это безопасный день! - отбивалась мама. - Мне вредно пить эти таблетки! У меня диабет, мне противопоказана эта химия! Я хотела поберечь себя!
- Хорошо же ты себя сберегла, да и меня заодно! - орал Жорж. - Ты повесила на нас обузу, от которой нам теперь не отделаться до конца дней. Дети - самая отвратительная повинность, наложенная государством на человека. Особенно фашистским государством. Теперь мы прикованы к нему чугунной цепью... Как ты могла не выпить таблетку!
Про таблетки Микки знал тоже. Таблетки против детей продавались в аптеках. Он часто ходил с мамой в аптеку: маме был нужен инсулин. Микки каждый раз требовал, чтобы она показала ему таблетки от детей. Он это делал не потому, что ему было интересно, а потому, что мама не любила подходить к тому прилавку: он стоял отдельно, и там ещё продавались лекарства от болезней, которые назывались "венерическими". Это были какие-то очень стыдные болезни. К тому прилавку почти никто не подходил. Но Микки было приятно, что мама стыдится, и всегда тянул её туда.
Однажды, когда Микки в очередной раз рассматривал некрасивый пузырёк с надписью "ANPITRIN-D. Antikonzeptionelles Mittel", он вдруг догадался, откуда берутся дети. Дети - это такая болезнь, что-то вроде опухоли. Люди ей заражаются друг от друга, как гриппом или там ветрянкой. У Микки однажды была ветрянка, и у него на всём теле высыпали болячки, мама мазала их зелёнкой. Поэтому Микки знал, что болезни часто передаются от человека к человеку.
Видимо, решил он, болезнь детьми - эта очень неприличная, плохая болезнь, поэтому про неё не говорят, а средства от неё продаются на том прилавке, где стыдно. Но если женщина заразилась ребёнком, что уж поделать.
Правда, от ребёнка можно было вылечиться. Это называлось "аборт", но в фашистском государстве его было делать очень сложно. Папа часто говорил, что фашисты - свиньи, потому что они не разрешили сделать аборт.
Однажды Микки подслушал обрывок разговора, из которого понял, что такое "мама травилась". Оказывается, когда мама только-только заболела, папа заставил её принять какое-то средство, которое должно было помочь против ребёнка, но ничего не получилось. Мама чуть не умерла, потому что врача было вызывать нельзя - иначе всё выплыло бы наружу и папу с мамой могли наказать. В результате плохо стало ещё и Микки. Мама потом очень переживала и считала себя виноватой перед ним. Микки это радовало - он теперь знал, что мама перед ним виновата и он имеет право её мучить.
Когда мама сказала сыну, что они поедут вместе в Россию, Микки очень испугался. Он не знал, что такое Россия и где она, но никуда не хотел ехать. Маме пришлось долго его уговаривать и объяснять, что они едут для его же пользы, и что от этой поездки они могут получить много денег. Но он, Микки, должен обязательно ехать с ней. В конце концов она пообещала ему, что, если он будет хорошо себя вести, они очень скоро смогут уехать в хорошую страну и больше никогда в жизни не увидят папу. А иначе она поедет одна, а Микки останется с папой. Это убедило мальчика в том, что лучше всё-таки ехать.
Потом мама призналась, что в Россию она отправляется из-за газеты.
Словом "газета" в маленьком мирке Микки обозначались сразу две вещи, совсем разные.
Во-первых, газеты - это были такие бумажки со словами. Видимо, в них писалось что-то такое, что было неприятно фашистскому государству - ну, какие-нибудь гадости, вроде тех, которые говорил папа. Наверное, гадал Микки, мама и её друзья думали, что фашистское государство когда-нибудь прочтёт их газету, рассердится и умрёт от злости. Микки считал, что у них ничего не получится: если фашистское государство сильное, то оно просто не станет читать газету.
Во-вторых, "газетой" были несколько комнат, в которых сидели люди и кричали друг на друга. Мама иногда брала сына "в газету" - когда его не на кого было оставить.
Раньше Микки оставляли на пани Гражину Ковальски. Пани Гражина была высокая, полная, в больших очках, смешно шепелявила и иногда говорила непонятные слова. Мама объясняла, что пани Гражина из Польши и говорит по-польски. Микки однажды спросил у пани Гражины, что такое Польша, и та сказала, что это такая провинция Райха, а когда-то она была страной, вроде России или Америки, только очень смешной и глупой, потому что в ней никогда не было порядка. Был какой-то король, но его никто не слушался. Поэтому Польша всё время попадала во всякие нехорошие истории, пока, наконец, не пришёл Райх и не навёл порядок. Зато, сказала пани Гражина, поляки очень добрые и душевные люди, а польские женщины самые красивые на свете.
