Но куда больше Джо беспокоила его собственная судьба. Его преследовал страх. Страх преобладал над прочими чувствами: что же будет после его кончины? Куда уйдет его сознание?
В его мозгу постоянно прокручивалась та беседа, которая состоялась у него с Джулиет Спринг перед тем, как он приступил к стиранию ее из памяти АРХИВа: «Я чувствую себя как призрак. Я просто заперта здесь. Я ничего не могу, я ничего не ощущаю…»
Он все больше и больше боялся, что и его сознание могут запереть куда-то, и оно останется там, бестелесное и беспомощное. Ведь тела в жидком азоте можно хранить вечно.
Нет, лучше просто умереть, покончить со всем. В любом случае жизнь не является чем-то особенным, как он думал раньше. И, принимая последнее решение, он почувствовал себя примиренным с собой, пожалуй, впервые в своей жизни.
Джек стал красивым молодым человеком; высоким, светловолосым и преуспевающим. Многие отмечали, как сильно Джек напоминает своего отца в молодости, и Джо это нравилось, хотя он должен был признать, что испытывал некоторую зависть, видя вереницу девушек, которые приходили к Джеку домой, прежде чем в конце концов он женился.
Сначала Джо испытал разочарование, когда Джек выбрал карьеру юриста и не последовал по стопам своего отца в науке. Но впоследствии, когда у сына появилась репутация толкового специалиста по юридическим «минным полям» на границе с медициной, это чувство сменилось глубоким удовлетворением.
Именно Джеку удалось добиться изменений в законе, принятом в Канаде (а затем многие штаты США последовали этому примеру), разрешающем помещать смертельно больных на крионическое сохранение до наступления их смерти. Именно Джеку удалось прорвать некоторые юридические барьеры, многие из которых доставляли Джо немало трудностей, в области генетического программирования наследственности.
Через пять лет после кремации тела отца Джек, его жена и трое детей приехали из Монреаля, чтобы помочь Карен разобрать некоторые оставшиеся после Джо вещи. Карен решила перебраться в меньшую квартиру, где уже не найдется места для всего этого хлама.
Джек привез с собой статью, которую он вырезал из журнала по крионике. В США два пациента с заболеваниями сердца, замороженные до наступления смерти, были успешно оживлены и с помощью доступной теперь нанохирургии могли рассчитывать еще на несколько десятилетий жизни. Он показал статью матери.
– Теперь то, что начинали папа и дедушка, становится возможным, – сказал он ей и удивился, как мало она проявила интереса к его сообщению. А может быть, в глубине души, вопреки своей религиозной точке зрения, она была огорчена тем выбором, который в конце концов сделал ее муж?
На шкафу в кабинете отца Джек нашел две кассеты в пластиковых коробках, вложенные в пакет. На одной из них значилось: «Дж. М. Загрузка. Ян. 93». На другой – «Дж. С. Загрузка. Ян. 93».
Джек отнес их вниз и показал матери.
– На одной написано Дж. М. – это, конечно, папа. А кто такой Дж. С?
– Не имею понятия, – несколько резко, как показалось Джеку, ответила Карен.
– Это настоящие реликвии, – сказал он. – Многие университеты могли бы ими заинтересоваться.
Карен порекомендовала ему предложить их Канадскому национальному музею компьютеров при Научном центре Онтарио. Джек забрал с собой кассеты и показал их старшему куратору по имени Эйб Уолсинджер.
Невысокий энергичный мужчина, несколько старше пятидесяти, с курчавыми пучками седеющих волос, обрамлявшими череп, и со спутанной бородкой, внимательно осмотрев коробки, взволнованно кивнул.
– Я учился у вашего отца примерно год, в 1992-м. Хорошо его помню. Это был замечательный человек, знаете ли – вдохновенная личность. – Он вынудил одну из кассет из коробки. – Ах да, это терабайтовая кассета! Такие делала корпорация «Экзабайт». Знаете ли, тогда многих действительно волновали такие вещи! Посмотрите, какая она неуклюжая! Мы можем теперь на острие булавки поместить в миллион раз больше информации, чем помещается во всей этой штуке!
Он поднес ее ближе к свету.
– Я уже многие годы не видал ни одной подобной – интересно, так что же на ней записано? Чертовски любопытно. – Он на минуту задумался. – 1993-й. Полагаю, что запись сделана, когда он запустил АРХИВ-1. – Уолсинджер посмотрел на Джека. – А вам известно, что АРХИВ-1 находится здесь, у нас в музее?
– Я этого не знал.
– Да, мы купили его у Музея Уильяма Гейтса в Сиэтле через год после смерти вашего отца – нам показалось, что это будет достойный экспонат. Это дьявольски умная машина для своего времени. Не умаляя достоинств вашего отца, я должен сказать, что к концу века многие загорелись странной идеей создания машины, обладающей сознанием, чтоб загрузить в нее, так сказать, содержимое человеческих мозгов. Это была настоящая гордость умов конца тысячелетия. Вы были тогда еще слишком малы, чтобы помнить, но в те годы вокруг этой идеи поднялся большой шум. – Он усмехнулся. – Такие ученые, как ваш отец, – поистине крупные фигуры в науке – на самом деле верили, что они смогут снимать копии с человеческих мозгов с помощью машины! Нам это кажется сумасбродством, хотя теперь мы обладаем значительно большими знаниями.
Джек кивнул: он знал, что его отец в самом начале карьеры был вовлечен в работу над машиной, обладающей сознанием. Но он не слышал, чтобы Джо когда-либо говорил об этом в последние двадцать пять лет своей жизни.
– О'кей, АРХИВ-1 находится наверху, на третьем этаже, и занимает большую часть отведенного для него помещения. Мы не включали и не запускали его с тех пор, как установили там, но поддерживали жизнедеятельность всех его биологических контуров. Так что он по-прежнему восхищает публику. Нам пришлось потрудиться, доставляя его из Сиэтла, и то, как они ухитрились тогда переправить его морем из Англии, просто поражает меня. Давайте поглядим? – Эйб Уолсинджер вопросительно посмотрел на Джека.
Они поднялись на лифте на третий этаж, где стояли стеклянные витрины, заполненные миниатюрными компьютерами лэптоп, ноутбук и нотпад, сделанными в 1990-х годах. Они шли мимо полок, на которых располагались все эти «псионы», «пауэрбуки», «касио», «шарпы», «компаки», «амстрады», «ньютоны», – к главному залу. Навстречу им гид-переводчик провел стайку японских туристов, его голос эхом отражался от стеклянных и каменных стен выставочного зала.
АРХИВ, как и некоторые другие главные экспонаты, был расположен так, словно предназначался для повседневного использования. Прямо перед ними оказался пульт операторов с двумя терминалами, рядом – строй старинных экранов визуальных дисплеев и полок с электронными контрольными приборами. Сенсоры и видеокамеры были размещены на фальшивом подвесном потолке. На спинке вращающегося кресла висел пиджак. Неприбранные полки с компьютерными кассетами, печатными схемами и другими деталями оборудования и инструментами дополняли ощущение подлинности. Все выглядело так, словно тот, кто здесь работал, вышел всего на несколько минут.
Сбоку от места оператора находился большой стенд с фотографиями АРХИВа на его первоначальном месте в Университете Исаака Ньютона и снимками, запечатлевшими Джо Мессенджера, а также с текстами, рассказывающими о компьютере и его создателе.
Стеклянная стенка (подлинная стенка, как с гордостью сообщалось) отделяла помещение оператора от собственно машинного зала. Джек обвел взглядом молчаливые ряды высоких черных металлических шкафов. Слабый дневной свет от противоположного окна пробивался сквозь что-то, показавшееся ему стеллажами со стеклянными и силиконовыми матрацами.
– Невероятно, – сказал Джек. – Я никогда раньше этого не видел. Даже не имел представления, какой он большой. – Он с некоторой тревогой взглянул на одну из камер и удивился, заметив, что все они направлены на него.
– Должен вам сказать, Джек, в девяностых годах это была замечательная штука, понимаете ли. Я имею в виду именно этот компьютер. Такого не было тогда в мире – а в каком-то смысле нет и по сей день.
Эйб Уолсинджер похлопал ладонью по коробке с кассетой, которую он держал в руке.
– Может быть, здесь записано какое-то важное сообщение, которое ваш отец оставил для человечества!
Джек снова взглянул на телевизионную камеру, затем в молчаливый машинный зал и вдруг почувствовал себя неудобно, словно он сунул нос в нечто такое, что следовало бы оставить в покое.
– Мой отец был изрядно разочарован в последние годы… Перед смертью. И мне не хотелось бы, чтобы вы восприняли то, что вы обнаружите в этой кассете, – кажется, тут 1993 год, – как выражение его реальных взглядов.
– Разумеется, это было почти тридцать лет назад – с тех пор много воды утекло. Но мне страшно хочется узнать, что там. – Он снова прочел на наклейке: – «Загрузка». Это может быть все, что угодно, но обязательно что-то важное – или бывшее таким во времена вашего отца.
