— Возьмем хотя бы электрический ток, — объяснил Натан. — Каждый шестиклассник знает о скорости движения свободных электронов под воздействием электромагнитного поля…
— Ну, — согласилась Мира.
— Но не каждому придет в голову вопрос, почему это поле распространяется со скоростью света, то есть, предельной скоростью для человеческого понимания.
— Почему оно распространяется с такой скоростью?
— Этого не знают даже доктора наук, — ответил ученый. — Этого не знает никто, потому что фактор хронала современная наука нигде не берет в расчет. Что если между двумя потенциалами открывается временной коридор, в котором скорость, как физическая характеристика, вообще не имеет смысла. И, если скорость света действительно предельная величина, почему она не может быть напрямую зависима от плотности хронального поля?
— Знаете что, Натан Валерьяныч… вам бы на эту тему с Зубовым пообщаться. Он вас скорее поймет.
— Если плотность хронального поля можно искусственно менять, то срок отсутствия в нем не имеет значения.
— Не знаю. Мои часы встали. Мне кажется, Жорж ушел сто лет назад, и я рехнусь от скуки бродить по вашему дому. Натан Валерьянович, я как будто сплю в коробке, в которой каждая сторона — экран, и на каждом экране ерунда, похожая на авторское кино. Знаете, чем авторское кино отличается от профессионального? Тем, что кроме автора его все равно никто не смотрит. Автор снимает кино про себя и для себя. Один раз в жизни я видела нечто подобное, когда монтажеры сделали нарезку из бракованных пленок, и показали автору. У Ханни было полное ощущение дурдома от собственной работы, а картина, между прочим, оказалась самой удачной в прокате. Жорж сказал, что я привыкну, но я не хочу привыкать.
— Да, Зубов необычный человек, — согласился Натан и поймал себя на том, что вслух общается с отсутствующим собеседником. Он не в первый раз замечал за собой эту странность, особенно за рулем в состоянии тихого стресса. — Мне иногда кажется, что Жорж не человек, что он Ангел, который хочет казаться человеком. Существо, пришедшее из дехрона. Иногда он кажется простым мошенником. Иногда производит впечатление образованного человека…
— Нет, Натан Валерьяныч, Жорж не Ангел. Он человек, который ухитрился пристроиться к их компании. Не знаю, почему они его принимают, а над нами издеваются. Может, он какой-нибудь полукровок, но только не Ангел. И уж тем более не ученый. Он сам не понимает, что происходит вокруг него, и, в отличие от вас, не старается понимать. Он говорит: это так, потому что я знаю, что это так. Хочешь — верь, хочешь — ищи доказательства.
— Конечно, я могу ошибаться, — согласился Натан.
Профессор знал, что разговоры за рулем до добра не доводят, иначе говоря, делают его легкой добычей дорожной полиции и источником повышенной опасности для участников движения, но неразрешимые проблемы действовали на профессорскую голову еще хуже. Он, обладая тридцатилетним стажем вождения, мог перепутать педали или не увидеть знак, запрещающий проезд. Профессор Боровский был человеком осторожным и ответственным, но нерешенные проблемы и головоломки делали его беззащитным перед обстоятельствами. Обычно он представлял на месте пассажира старших дочерей, которых таким образом учил жить. Профессор Боровский не имел возможности делать это в быту, поскольку не располагал временем. К тому же старших дочерей профессора Боровского мнение отца интересовало в последнюю очередь. Иногда на беседу приглашалась Розалия Львовна, которую муж учил правильно воспитывать дочерей и экономно расходовать его профессорскую зарплату. Реже это были коллеги и аспиранты. С каждым годом все реже и реже, потому что Боровскому стало не о чем с ними говорить. Теперь место рядом с водителем занимала пропавшая графиня Виноградова, а ее верный пес Артур спал на заднем сидении, дожидаясь своей нотации.
— Конечно, я могу ошибаться, — повторил профессор. — Я, скорее всего, ошибаюсь, потому что у меня только два глаза, глядящие в одну сторону. Если бы у меня, как у индуистского божества, был миллион глаз, если бы я мог предусмотреть все на свете и адекватно оценить то, что вижу вокруг…
— Эх, Натан Валерьяныч, — вздохнула графиня. — Если два глаза вас могут завести в дебри, от миллиона глаз вы просто с ума сойдете. Если б вы только знали, какая ерунда творится в дехроне, на котором вы помешались. Если б вы могли это видеть. Сюда можно только детям и слабоумным, иначе, как выражается ваш любимый ученик, можно заживо отформатироваться. Вы сюда даже заглядывать не должны. Не сможете работать, нечем будет кормить детей… Забудьте о миллионе глаз.
— Мира… Мира… — сокрушался Натан. — Как же я мог допустить…
— А почему вы должны за меня отвечать? Вы, слава Богу, мне не отец. Для вас, разумеется, слава Богу. Я бы не возражала.
— Избалованная девочка… Единственная наследница… Мать должна была нанять охрану, чтобы водить тебя от школы до дома. На все наследство нанять охрану!
— Типун вам на язык, Натан Валерьяныч. Если б титул мог продаваться, я бы впарила его за любые деньги. От такого подарка избавиться труднее, чем от «Стрел Ангела». Признаюсь вам по секрету: если б я вышла из дехрона и узнала, что уже не графиня… что мне не надо вести себя подобающе и чему-то там соответствовать… я была бы счастлива уже потому, что перестала позорить род. Позорила бы только себя.
— Мне не следовало тебя отпускать. Надо было ехать с Георгием. Надо было взять отгул, взять больничный и ехать.
— Не ругайте себя. А если хотите оказать мне услугу, лучше подвезите на место, где осталась машина, а то я заблужусь.
Боровский посмотрел на часы. Он выехал с большим запасом и терпеть не мог просиживать в кабинете, дожидаясь начала занятий. Он предпочитал являться с точностью до минуты, чтобы только снять плащ и оставить портфель. Сегодня необъяснимый страх выгнал его из дома. Он вспомнил беспричинно падающие предметы и решил не усугублять сумасшествие. «Надо бы как следует осмотреть машину», — решил он и развернулся на разделительной полосе, не обращая внимания на встречный транспорт. Развернулся прямо у будки дорожного патруля. Мира чуть не выпала из салона. Металлический каркас ее не держал, сидение проваливалось, ей нужно было держать себя в напряжении, чтобы ноги не елозили по асфальту.
Машина Зубова стояла в канаве у обочины. Натан заглянул в салон и еще раз убедился в том, что на сидениях нет пятен крови, и следы от пуль не появились вдруг на дверях. Отсюда до дачи Мира знала дорогу пешком. Она уже научилась держать направление, не путаться в миражах, а наоборот, использовать их в качестве ориентира. Мира уже гордилась собой, когда ей на ногу наехало колесо полицейской машины. Графиня не заметила патруль и растерялась. Посетителей дачи Боровского она обычно замечала издалека, машину профессора узнавала на расстоянии, недоступном подзорной трубе, не то, что человеческому глазу. Глаз графини обрел свойство произвольно притягиваться к объектам, имеющим отношение непосредственно к ней, словно это был не глаз, а радиоприемник, рассчитанный на определенную частоту. Полицейская машина словно выросла перед ней из-под земли, инородная и зловещая.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
