Глава 27. Никогда не покидайте меня
Мэри никогда не слыла хорошей пловчихой. Тем не менее, плавать она умела: мистер Джеймс не пренебрегал физическим развитием дочерей, он старался воспитывать обеих так, чтобы они знали и умели всё, что могло бы пригодиться в жизни. Мэри не нравилось купанье: когда женщинам дозволялось выбраться на берег в специальном костюме, Мэри терялась и скованно закрывалась руками. Она была уверена, что все кругом смотрят на неё горящими алчными глазами, и ей казалось, на неё налипает видимая невооружённым глазом гадкая грязь. Мэри ненавидела плаванье всей душой, однако по настоянию отца она научилась нырять, сопротивляться течению и давлению и подниматься с больших глубин. Она заливалась слезами, когда отец снова и снова требовал от неё исполнения его жёстких приказов, жаловалась матери и потом, в тишине, клялась себе, что отца на дух не выносит и никогда не простит — и каялась в этом на исповеди с замиранием сердца.
Сейчас Мэри возносила покойному отцу хвалу за его суровые уроки. Если бы мистер Джеймс хоть однажды смилостивился над старшей дочерью и прекратил дрессировку, Мэри не всплыла бы сегодня над ледяной поверхностью Атлантики.
Первые мгновения борьбы дались ей тяжело. Холодная вода сковала её руки и ноги, обтягивала их хлёстким хлыстом; тяжёлый молот, ударивший в середину груди, вышиб из её губ рваный выдох, и она поначалу растерялась. Волна с шумом накатила на корабль и увлекла Мэри за борт — прочь от «Титаника», далеко в океан. Вода наполнила её рот и уши, одежда её тут же отяжелела и плотно облепила тело. Холод кусался, как неприрученный зверь, и уже через несколько мгновений зубы Мэри мелко застучали. Она хотела бы крикнуть и позвать на помощь, но горло её не слушалось. Собственное тело как будто перестало повиноваться ей.
«Я хочу жить!»
Эта мысль была такой безумной, такой сильной и злой, что Мэри встрепенулась. Всем телом она подалась вверх, и тяжёлые холодные оковы спали с её рук. Она мощно захватывала толщу воды, стремясь к поверхности, и ледяные струи скатывались с её волос на промокшие воротники. Туфли и юбки, как каменные, утягивали её на дно. Под ногами она ничего не чувствовала — и оттого казалось, будто она парит в убийственно холодном густом воздухе. Куда плыть, она не понимала: повсюду вода была одинаково равнодушной, тусклой и холодной. Сердце её билось гулко, неровно, каждый удар отзывался гулким пронзительным эхом в ушах.
Вода расступилась у неё над головой, и гулкий, навязчивый, тяжёлый шум тут же умолк. Мэри резко втянула воздух полной грудью и поперхнулась. Ледяные иголки кололись уже и в горле, и в лёгких, и даже в сердце. Мэри неловко помахала рукой над головой.
«Где я?»
Она сощурилась. Кругом расстилалась чёрная мгла — только океан светился потёртым синеватым серебром. С печальным бульканьем из воды кругом выныривали деревянные обломки, сундуки, чемоданы с именными бирками, шезлонги, даже столы. Протяжные вопли, похожие на крик покинутого кота в ночи, раздирали торжественное спокойствие Атлантики.
Мэри повертела головой. Вдалеке от неё вдруг что-то мелькнуло — и тут же снова погасло. Но Мэри уже углядела сумрачный тяжёлый силуэт, похожий на искалеченную собачью лапу грандиозных размеров. Лапа, покачиваясь над водой, постепенно проваливалась в её толщу, кренясь на один бок, что тускло мерцал влажным сероватым блеском. Под лапой с печальным голодным бульканьем крутилась глубокая тёмная воронка.
«Неужели… все?»
Опустошенное сердце её затрепетало. Мэри прикусила губу и отчаянно замотала головой.
«Господи… господи, неужели это всё, что осталось от нас… от нашего корабля?»
Холод воды вышибал ледяной воздух у неё из груди тяжёлыми кулаками. Мэри беспокойно повертела головой и отчаянно зашипела сквозь зубы. Ног она уже вовсе не чувствовала, и казалось, что совсем скоро перестанет чувствовать и всё своё тело. Мэри неуверенно протянула руку, скрюченную, как птичья лапа, и крепко схватилась за ножку шезлонга. Ножка была даже холоднее, чем вода кругом. На ресницах у Мэри тут же повисли слёзы. Слёзы дрогнули, сорвались, и их тепло обожгло обледеневшие щёки. Дыхание её сбивалось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Господи… — Мэри сама не замечала, что говорит это вслух, — не оставь… меня… помоги… мне…
Она неуклюже подвинулась к шезлонгу ближе. Гигантская лапа уходила под воду, и кругом неё океан волновался: казалось, будто эту лапу утягивает в себя неведомая колдовская сила. Даже здесь, со своим шезлонгом наедине, Мэри чувствовала давление воды и утягивающую силу: воды воронки беспорядочно крутились, приманивали к тонущему обломку поклажу, столы и шезлонги.
Воздух раскололи надрывные, задыхающиеся, дрожащие крики.
— Мама!
— Помогите!
— Пожалуйста, спасите меня! Спасите меня!
Мэри дёрнулась. Столько голосов, эхом разбивших тишину, заставили её сердце сжаться и затрепетать. Над водой выныривали мокрые головы, издалека похожие на яблочные черенки, один за другим над стеклянной чёрной поверхностью показывались белые спасательные жилеты. Люди отчаянно вопили, размахивали руками, лезли на головы и топили друг друга, возмущая величаво спокойную чёрную воду. Жалобные стенания их походили на плач древнего фамильного привидения, что скитается между стен ветхого замка.
— Помогите! Пожалуйста!
— На помощь! На помощь!
Рядом с Мэри забурлила вода. Она испуганно дёрнулась, едва не опрокинувшись спиной в ледяной океан, и в тот же миг в облаке крошечных водяных капелек перед нею показался человек. Его мокрые волосы прилипли к мертвецки бледному лбу, тугие воротнички плотно облепили напряженную шею, галстук исчез в океанских глубинах, и всё-таки Мэри сразу его узнала — и её обдало теплом, которое, совершенно неожиданное и даже неуместное здесь, всё-таки зародилось в глубине сердца.
— Мистер Уайльд… — прошептала Мэри и подалась вперёд. Слова рвались из горла с трудом, словно натыкаясь на труднопреодолимую преграду. Обжигающее тепло паровым катком пронеслось по телу, вдыхая в него чувствительность. Слёзы снова покатились по её щекам и опалили кожу. — Мистер Уайльд… мистер Уайльд!
Он встряхнул головой, туманный взгляд его с трудом сфокусировался на лице Мэри.
— Мисс Джеймс! — хрипло воскликнул он и закашлялся. Ледяные капельки срывались с кончиков его растрепанных волос и с его побелевшего носа. — Мисс Джеймс… почему вы так и не сели в шлюпку?
— Я не хотела уходить без вас, — неразборчиво пробормотала Мэри. Её трясло от холода. — Мистер Уайльд… простите… пожалуйста, простите, но я действительно… не могла бросить вас… одного…
— Как же глупо… как же глупо это было с вашей стороны! — в сердцах воскликнул Уайльд. — Ведь теперь…
Мэри мотнула головой — это вышло непроизвольно, — и неловко придвинулась ближе. Не только ноги её, но и всё тело до груди отказывалось повиноваться. Облачка пара, вырывавшиеся изо рта вместе с дыханием, могли бы согреть озябшие, трясущиеся, неловкие скрюченные руки — но пар этот не грел, а обжигал. Невидимые чудовища, притаившиеся под её ногами, настойчиво тянули на дно за каблуки туфель.
— Всё хорошо, — пролепетала Мэри, — я с вами, мистер Уайльд. Я ничего не боюсь, когда я с вами.
Уайльд покачал головой, и глубокое, неизъяснимое страдание обозначилось на его бледном лице.
— Мисс Джеймс, — прошептал он, — почему… почему?
Мэри с усилием улыбнулась. Голову её как будто сдавливало изнутри.
— Я… я не могла уйти… не могла, — прошептала она. Губы едва её слушались. — Я сказала вам… что я искала вас… но я сама не знала, что я ищу… что это именно вы… и всё же мне хватило одного взгляда… это сравнимо с ударом… когда на вас неожиданно падает нечто тяжёлое и приносит озарение… вот чем была для меня встреча с вами. Вы… мистер Уайльд, я сразу поняла это… и, пусть бы для вас эта встреча могла ничего и не значить, я… могла быть поблизости, чтобы протянуть вам руку… помощи… если моя помощь будет вам когда-либо необходима.
