Погода установилась тихая и жаркая. Я пару раз возила Хилари поплавать в бассейне Тиш и Чарли. Я знала, что бассейн на заднем дворе у Марджори и Уинна Чепин в эти долгие теплые послеполуденные часы и в выходные дни будет полон визжащих и плещущихся детей. Но Хил не желала ездить туда, и я даже была этому рада. Без влиятельной защиты Картера или Тома я не была больше условным членом общества Старого Пэмбертона. Конечно, нас с Хилари сердечно приветствовали бы: девочку — ради нее самой, меня — ради Тиш и Чарли. Но легкость моего былого статуса „младшей дочери" города уже отсутствовала, а я не хотела ходить куда-либо, где меня только терпели.
Хилари не спрашивала о Томе, только кивнула, когда я сказала, что он ушел в леса. Я не рассказывала ей о состоянии убитой оленихи и, конечно, о ссоре с Томом. Но девочка почувствовала окружающую меня атмосферу беспокойства, хотя и не знала ее причин. Она не плакала, не ныла и не приставала ко мне, а притихла, стала молчаливой, ее энергия, подскакивавшая, как ртуть в термометре, внезапно испарилась. Девочка не хотела выходить из дома. Я брала напрокат бесчисленные видеофильмы, и мы вместе смотрели их, обычно даже не затрудняясь включить свет при наступлении темноты. Это напоминало мне те бесконечные, неразличимые дни в арендованной квартире кондоминиума в Атланте, после того как мы покинули Криса, до переезда в Пэмбертон. Эта мысль приводила меня в тупое отчаяние, но мне попросту не хватало энергии включить свет или перестать смотреть фильмы. Думаю, Хилари все еще оставалась бы за этим занятием, следя тусклыми глазами за актером, ищущим себе дом, если бы опять не Тиш.
Однажды вечером в конце мая она вошла в гостиную нашего коттеджа, захлопнула за собой дверь, обтянутую сеткой, молча прошлась по комнате и включила свет. Она нашла пульт дистанционного управления, выключила фильм „Звуки музыки" и села в кресло напротив Хилари и меня. Мы, в шортах и майках, развалились на диване, пили колу и ели кукурузные хлопья, приготовленные в микроволновой печи. Это была поздняя дневная закуска, плавно переходящая в обед. Я заморгала от яркого света, а Хилари съежилась, обхватив руками колени. Мне показалось, что я впервые за несколько недель ясно увидела свою дочь. Девочка выглядела такой бледной и хрупкой, словно существо, обитающее в норе под землей.
— Меня уже тошнит от бесконечного вытягивания вас из пещеры, в которой вы двое прячетесь, — без вступления громко воскликнула Тиш.
Она слегка загорела на первом летнем солнышке, ее кожа была заново обрызгана веснушками медного оттенка, а копна волос нахально падала на глаза. Тиш выглядела такой яркой, живой и реальной, что это причиняло почти физическую боль.
Ни я ни Хилари не сказали ни слова в ответ. Наконец я проговорила:
— Ну тогда и не делай этого.
— А я и не делаю. И никто не делает, — огрызнулась Тиш. — Я пришла, чтобы сунуть кое-что в вашу клетку. Вы можете взять или выкинуть. Я бы посоветовала первое. Иначе, Энди, ты можешь преспокойно отправляться обратно в Атланту, переехать в Бирмингем или еще куда-нибудь, потому что Пэмбертон не намерен еще раз протягивать тебе руку. А ты, Хилари, примешь то, что я тебе приготовила, даже если мне придется стоять над тобой до тех пор, пока ты этого не сделаешь. Десятилетние не представляют особого интереса в роли святых мучеников.
— Через две недели мне будет одиннадцать, — надулась Хилари.
— Еще хуже. Так вот. Слушай, Энди, Филиппа Доббс из общества „Служба семьи" округа Бэйнз пытается устроить приют для женщин и детей, и она просила меня, чтобы я работала там по вторникам и четвергам после обеда в качестве консультанта и возилась кое с какими административными делами. Ей нужны сотрудники. Я только что предложила твою кандидатуру на два вечера в неделю и один выходной день. Часы занятий ужасные, а оплата почти смехотворна. Практически все женщины, которых ты знаешь, готовы помочь в этом деле Филиппе, и все рады услышать, что ты тоже примешь участие. Если ты не сделаешь этого — больше никто не предпримет ни одной попытки обратиться к тебе вновь. Это единственный шанс, который предоставляется тебе, устроить в Пэмбертоне что-то свое, не имеющее ничего общего ни с Картером, ни с Томом, ни со мной, ни с кем-либо еще.
Прежде чем я смогла что-либо ответить, Тиш повернулась к Хилари.
— Миссис Дэбни открывает класс для младшего возраста для подготовки к пробным испытаниям по выездке, которые пройдут будущей осенью. Весенние ты уже пропустила, и остаются только эти, осенние. Миссис Дэбни особо просила меня передать тебе, что она ужасно сожалеет по поводу всего, что произошло, и надеется, что ты вернешься и будешь работать с ней и Питтипэт. Она заверила меня, что ты — лучшая из всех наездников твоего возраста, и она считает, что ты пойдешь куда дальше соревнований в Джорджии, если будешь тренироваться. Она обещает, что это будут только занятия делом, и я верю ей. В твоей жизни должно появиться еще что-то, кроме Козьего ручья и видео, Хилари. А сейчас это могут быть, как я понимаю, только лошади. Я на твоем месте попыталась бы посмотреть на предложение Пэт взрослыми глазами и согласиться. Ты очень способная, и тебе нравилось это занятие. А на всем юге нет лучшей наставницы, чем миссис Дэбни. Она может быть ужасной дрянью, но когда она обещает вести себя хорошо, то, как правило, держит слово. Она — единственная в городе, кто этим займется. Я сказала, что приведу тебя завтра и мы решим наши дела, и я намерена это сделать. Если ты не пойдешь — что ж, впереди длинное жаркое лето и сплошная Джули Эндрюс,[93] моя дорогуша. Выбирай.
Я набрала воздуху, чтобы возразить, но Хилари посмотрела на меня и кивнула.
— Хорошо, — буркнула она, и если в ее голосе и не было оживления, то в нем не было и нытья и истерии.
Я закрыла рот и тяжело вздохнула. Нем бы ни был этот ребенок, он уже не казался разбитой, беспомощной Хилари недавнего прошлого. Девочка взглянула на меня.
— Ну хорошо. Почему бы нет? — согласилась я.
— Действительно, почему бы нет? — отозвалась Тиш. — Хил, не хочешь ли посмотреть, впору ли тебе твой костюм для верховой езды? И задержись у себя в комнате на минутку, ладно, малыш? Мне нужно устроить твоей матери небольшую взбучку.
— Ладно. — Хилари слабо улыбнулась и пошла через холл к себе.
Мое сердце заныло, когда я увидела, что в походке дочери нет присущей ей грации. Но все же я была рада ее улыбке.
— Спасибо, — сказала я Тиш. — Опять спасибо. Однажды, если тебе придется оказаться на дне колодца, я брошу тебе веревку. Я просто не понимала, как… мы зарылись здесь.
— Что это было? Ссора? — спросила подруга. — У Тома оказалась припрятанная в Валдосте маникюрша? Он начал засматриваться на своих коз? Или козлов? Что? Я знаю, что это был шикарный сердечный кризис, Энди, с тобой всегда так. Мне бы хотелось, черт возьми, чтобы ты перетрусила из-за аборта, бездомных или затопленных дождями лесов Центральной Америки, но нет, у тебя вечно что-нибудь из-за проклятых мужчин.
