— Неужели…
Туман съедает обрывки ткани. И я, споткнувшись в сотый, наверное, раз, снимаю туфли, бросаю их туману, как кость собаке… той самой собаке, которая воет, умоляя вернуться.
— Сколько раз он ранил тебя? Его обещания — чего они стоят, Эйо?
Вереск ранит.
Здесь нет боли, но я чувствую, как стальные стебли режут ноги. И туман норовит зализать эти раны. Он мягок и нежен. Стоит ли бежать?
Бегу.
— Снова и снова… — Туман говорит со мной голосом Матери-жрицы. — Ты отдала ему все.
Это был мой выбор. А теперь я хочу вернуться.
Мы столько всего не успели… Не важно, что ждет впереди, но я хочу жить.
Вой перешел в скулеж.
И где-то рядом, совсем рядом… ближе, чем был еще мгновение тому назад.
Эта собака бестолковая следом идет и не отступит.
— Ты больше не нужна там.
Нужна. Иначе меня бы отпустили.
— Остановись, глупая девочка! Разве тебе мало было боли?
Боль?
Я буду помнить о ней, но… не только о ней.
Еще о солнце, которое пробивается сквозь полог листвы. И о запахе хвои. О весне с ее первыми дождями. О грозах и молниях.
О родниках.
О настоящем, живом вереске, запах которого дурманит. Пчелах… жаворонке, гадюке, и что там еще было? О травинке, щекочущей нос. О светлых, почти бесцветных глазах, которые научились видеть.
Обо всем, что было, и еще о том, что могло бы быть.
А боль… не такая высокая цена.
Я бегу по колючему вереску, по камням и туману, боясь одного: не успеть.
Остаться?
Нет. Я не могу бросить своего пса. Он не заслужил такого. И когда туман вдруг рвется, я падаю… падать больно, особенно спиной. И вдох сделать получается не сразу. Воздух горячий, жаркий, но я дышу. Снова. Дышу и любуюсь чудовищным зверем, что склонился надо мной. Погладила бы, если б смогла руку поднять.
Холодный нос упирается в щеку.
— Оден…
Хрипит. Сипит. Голос сорвал, бестолочь этакая… и смотрит так, что я все-таки реву… не надо слезы слизывать.
Они от счастья.
Глава 41
КОРОЛЕВСКИЕ ВЕСЫ
Вернуться просто.
Остаться — куда сложнее.
Я спала. И снова спала… и все время, кажется, спала, просыпаясь лишь для того, чтобы поесть. И всякий раз рядом был Оден. Иногда — Брокк, но и тогда Оден держался поблизости. Он выходил за дверь, но дверь оставалась приоткрытой, и я чувствовала болезненное нервное внимание.
— Он просто за тебя боится, — сказал мой брат на ухо и добавил: — Скоро мы уедем.
Куда? И зачем?
— Домой. Остальное он сам тебе скажет. — Брат больше не носил перчатку, не то перестал стыдиться своего нечаянного уродства, не то просто забывал. — Его уже дважды приглашали к королю. Третьего отказа тот не примет.
Какого отказа?
Брокк отводит взгляд. Он знает ответ, но тот ему не по вкусу.
— Вы теперь не равны.
Мы никогда не были равны, но… на моей руке, лежащей поверх одеяла, бессильной, больше нет стального браслета. Стоит ли искать иную причину его исчезновения помимо очевидной?
— Вы поговорите, — Брокк касается запястья, будто пытаясь утешить, — а потом ты примешь решение.
То, о котором упоминала Мать-жрица?
Я его уже приняла.
Но ответить не успеваю, вновь проваливаюсь в вязкий сон. Но даже сквозь него ощущаю близость Одена. Он бродит по комнате, останавливается у окна. Шторы всегда задернуты плотно, они не хотят, чтобы мне мешал дневной свет. Иногда Оден присаживается в кресло, но и эта неподвижность не имеет ничего общего с отдыхом.
Он зол.
И почти на грани, пусть и сдерживает себя.
— Эйо… — Его голос еще сохранил хрипотцу. А первое время Оден вовсе не мог разговаривать. И выглядел так, будто и вправду туда спускался… или так оно и было?
Лучше не думать.
— Эйо… — Он ложится рядом и обнимает, гладит шею, плечи, волосы. — Эйо…
Оден повторяет мое имя, но вовсе не затем, чтобы я очнулась.
Ему просто нравится.
Мы больше не связаны ритуалом, но меж тем куда более несвободны друг от друга, нежели прежде. И я согреваюсь его теплом.
Однажды у меня получается проснуться совсем, но Оден шепчет:
— Ты спишь. И проспишь сегодня еще час… или два… Брокк будет рядом. Он уже приехал. Твоему брату я доверяю… в какой-то мере. Но то, что сейчас скажу, может быть опасно для вас обоих. Поэтому ты спишь.
Я сплю. И во сне цепляюсь за рубашку Одена, насквозь пропитавшуюся его потом. И запахом. Во сне же подымаю голову, словно невзначай касаясь губами его щеки.
— Ты ведь знаешь, что я ушел бы за тобой?
Знаю. Ты и шел. Я слышала.
— Но я хочу, чтобы ты жила. Поэтому некоторое время мне придется делать то, чего от меня ждут. Король желает меня видеть.
Тот король, чей свадебный подарок едва меня не убил?
Я не знаю, что именно произошло в тот день, да и спрашивать вряд ли рискну, но та боль и та смерть, почти смерть, не были случайными.
— Насколько я понял, он не считает нашу свадьбу законной. Теперь, когда живое железо проснулось.
В нем.
А во мне его — ни капли.
И стальные браслеты — не более чем красивые игрушки. Я все понимаю.
Мне нужно исчезнуть…
— Эйо, я клятву дал. Я не бросаюсь клятвами.
Вот только для королей чужие клятвы мало значат. Это я тоже понимаю.
— Я попытаюсь ему объяснить, но если не выйдет… — Его мизинец снимает с ресниц слезинку. — Есть кое-что, что выше короля. И я найду способ обойтись без него. Но ты должна поправиться. Чем скорее, тем лучше. Обещаешь?
Мне сложно отпустить его.
— Слушай Брокка. — Этот поцелуй непохож на другие. — Он мне нравится… Правда, дерзкий чересчур, но все равно нравится. Он будет тебя защищать.
Склоняясь надо мной, Оден поправляет одеяло:
— Ты моя радость.
Он уходит. Впервые — настолько далеко, что я не слышу. Лежу. Притворяюсь спящей. Сжимаю уже не рубашку, но угол подушки, испытывая одно желание — спрятаться под одеялом с головой.
Главное — не заплакать.
И у меня выходит.
Слушаю часы. И стрекот сверчка под половицей. Время тянется и тянется… Со скрипом открывается дверь, и Брокк садится в изголовье кровати.
— Эйо, проснись. Нам пора…
Он помогает мне сесть. Вытирает лицо влажным полотенцем. Горничную, сунувшуюся было помочь, отсылает. Стянув ночную рубашку, относит в ванну.
— Потерпи, родная. — Брат поливает меня теплой водой, а потом бережно укутывает в махровую простыню. — Знаю, что ты порталы не любишь, но так быстрей.
И безопасней. Но все равно порталы ненавижу.
Я устраиваю голову на его плече:
— Брокк… я тебя люблю.
Мне еще сложно говорить, но я должна, вдруг случится еще что-нибудь и я не успею.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
