— Как же нам быть?
— Поступай как хочешь, Сов, иди, раз такова твоя судьба, судьба вашей Орды. Ты не простишь себе, если останешься. Если даже не попробуешь. Но иди только в том случае, если ты всей глубиной души решил, что готов умереть за Верхний Предел. А главное — видеть, как умирают другие.
XVI
НОРСКА, ЧЕРЕЗ БРЕШЬ
![]()
— Голгот, стой! Стой!
— Крючьев больше нет, ты же видишь! Это точно не здесь!
π ![]()
Голгот ничего не ответил, только поднял голову и посмотрел вверх на ледяную стену.
— Эта сторона уже три часа как в тени. После дождя все заледенело! На скалу посмотри, слепота куриная! Это же лед сплошной! Нужно спускаться, пока не стемнело.
— И куда ты хочешь спускаться? — перебил меня Эрг.
— На каровый ледник!
— Ты сдурел, что ли? У нас три веревки на восемнадцать человек! Мы туда в жизни не доберемся дотемна!
— У нас выбора нет! Здесь же мы спать не можем.
— Можем.
Эрг захлопнул забрало на шлеме и резко повернулся ко мне спиной. Он скрутил веревку восьмеркой и продел ее в карабин, потянулся к щели и закрепил в ней распорку, проверил и зацепился.
214
— Можешь подниматься, Гот! Фескатт Тер!
Я даже не пробовал спорить. У меня все равно на это больше сил не было. Пусть делают, как хотят. Уступ, на котором мы держались, был два на десять, если не меньше. Балкон без перил над бездной. Вниз я уже даже не смотрел. Метров двести, а то и триста до фирнового склона. Отвесной стеной. С небольшими выступами кое-где, слишком маленькими для бивуака. Я с трудом разогнул квадрицепсы. А какого было остальным я даже представить себе боялся, особенно, что касается девочек. Степп страховал Аои. Вернее, втаскивал ее наверх весь последний час подъема. Тальвег вбил шипы в твердеющий снег, — они вместе с Фиростом поднимали Альму силой рук. Вот обеих наконец вытащили из-за ребра уступа. Оказавшись на ровной поверхности, те не сели, просто рухнули. Ни вопросов, ни благодарности. Они были за гранью всего этого, они просто хотели выжить. Механическим жестом я счистил намерзший на стену снег. Постучал кулаком по шлему, чтобы сбить с него лед. Голгот снова решил идти первым. Его никто не подменял уже шесть-восемь, если не десять мер. Сначала мы протестовали: Арваль, Фирост, Эрг. Даже Караколь вызывался. «Спокойно, обезьянки, приберегите ваш затрав на потом», — ответил Голгот. Какое потом? Он себя изводил из гордости, непонятно что и кому хотел доказать. Абсурд, да и только…
— Эрг, лучше бы ты его сменил…
Но Эрг сделал вид, что не услышал. Он смотрел на Голгота, поднявшегося на два метра, и негромко подбадривал его:
— Фескатт Тер! Иди по щели! Еще четыре-пять метров и точно крюк найдешь! Они не могли в другом месте пройти!
— Бернак! Скользко, как дно у бутылки!
213
— До уступа метров тридцать, не больше. Сможем на нем устроиться на ночлег.
— Ага…
— Савек?
— Як…
— Тебя сменить?
— …
— Эй, Гот?! Тер шоми?
— Савек.
) ![]()
Он карабкался вверх, как мог, цеплялся руками и ногами за щель. Единственный проход был только наверх. Со стороны было ясно насколько ему тяжело. Ледяной ветер доносил с вершин до наших ушей сквозь толстые кожаные шлемы звук карабинов, бряцавших на обвязке Голгота при каждой смене зацепок. Это немое стальное щелканье, лишенное привычного бурчания и брани, делало очевидным его страх и подтрунивающую над телом тетанию, овладевавшую мышцами. В теле Голгота стали проявляться однозначные признаки критической усталости, предупреждение: сначала трясущаяся нога в районе голени на серии опасных перехватов, выполненных на кончиках пальцев, затем руки, подверженные в течение слишком долгого времени подтягиваниям с захватами на одних пальцах, и теперь связки расплачивались за усилия. К тому же ему мешал нескончаемый мелкий снег, похожий на воду, затекавший в рукава, бежавший по лицу. С огромным трудом Голгот себя все-таки протащил по ледяной стене метров на десять вверх. Теперь он был на самой сложной точке этого участка: ему предстоял внушительный наклон с нависшим над ним снежным карнизом, который то застывая, то снова тая в течение дня, образовал настоящий ледниковый купол. Черная скала под ним блестела гладким льдом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})212
— Крюк! — прорычал он наконец. — Тут крюк!
— Бери на карабин!
— Як…
Голгот с трудом закрепился ногой и локтем в щели. Под порывом ветра веревка закачалась змейкой у него за спиной, он слегка пошатнулся, что выдало пуще прежнего его запредельное физическое истощение.
— Крюк заледенел… Пласк! — крикнул он бесцветным голосом.
Эрг обвел взглядом наш уступ, нашел Фироста и тихо подозвал его. Он вполголоса сказал ему взяться за страховочную веревку и быть наготове.
— Он упадет.
— Не говори ерунды, макака!
— Как только он сорвется, ни секунды не теряй: тяни веревку, сколько сможешь. Чем больше намотаешь метров, тем короче будет падение! Ты меня понял?
— Понял, только ничего он не упадет. Это Голгот, черт дери! Он знает, что делает!
Затем Эрг снова обратился к Голготу, мягким и успокаивающим голосом — я был в панике.
— Сбей с крюка лед ледорубом и зацепи оттяжку!
На одном дыхании Голгот вытащил правую руку из щели и стал на ощупь искать за спиной нужный карабин, чтоб отцепить ледоруб, но вместо этого только отстегнул две оттяжки, которые загрохотали по стенке вниз и врезались в снег. Пьетро их подобрал. Голгот не бросил идею с ледорубом, и, придвинувшись всей грудью к стене, стал бить по крюку ударным треугольником, прикрученным к шлему — раз, два…
— Давай! — поддерживал его Фирост. — У тебя получится!
— Держись!
211
Голова Голгота снова бахнула по льду, как клювом по стеклу. И снова. И еще раз. Правая рука у него задрожала, задергалась в конвульсиях, и я машинально стал считать метры, отделяющие Голгота от выступа, — десять, одиннадцать, двенадцать — я бросил взгляд в пропасть и, задыхаясь от ужаса, стал хватать горлом ледяной воздух, «держись, Гот, давай держись!», но вскоре спазм судороги одержал верх и прокатился дрожью по всему его телу…
— Прыгай, отпусти руки! — крикнул Эрг.
Но Голгот уже разжал пальцы. Немыслимым рефлексом он оттолкнулся от стенки ногой и в безнадежности смирился с неминуемым. Оценить длительность падения в процессе невозможно, а память воссоздает лишь реконструкцию в замедленном виде. По правде говоря, все случилось так быстро, что никто не успел отскочить от кучи плоти и одежд, грохнувшихся на нас. Тело Голгота натянулось, все конечности вытянулись, и оно ударилось о гребень, окаймлявший откос. От удара сжалось в комок, отскочило от снежного матраса и полетело прямиком в бездну.
π ![]()
Я посмотрел на распору. Затем на Эрга. На Фироста. На веревку. Вся система выдержала удар. Голгот пролетел в метре от меня. Но все произошло так быстро. Я боялся двинуться. Боялся наклониться и посмотреть, что… Что там осталось на конце веревки… Фирост снял шлем, посмотрел на Эрга. Он был сокрушен. Он удержал веревку, это правда. Но у него не сработал рефлекс, Фирост не начал тянуть во время падения. «Пойди посмотри!» — сказал ему Эрг. Вес падающего тела пришелся ему как раз на уровень таза. Трос, зацепленный за обвязку, прибил Эрга к скале, когда груз тела маятником полетел вниз. Махаон расшиб себе плечо. Ему здорово досталось по почкам. Он морщился от боли. Веревка, словно металлическим
Голгот ничего не ответил, только поднял голову и посмотрел вверх на ледяную стену.
Он карабкался вверх, как мог, цеплялся руками и ногами за щель. Единственный проход был только наверх. Со стороны было ясно насколько ему тяжело. Ледяной ветер доносил с вершин до наших ушей сквозь толстые кожаные шлемы звук карабинов, бряцавших на обвязке Голгота при каждой смене зацепок. Это немое стальное щелканье, лишенное привычного бурчания и брани, делало очевидным его страх и подтрунивающую над телом тетанию, овладевавшую мышцами. В теле Голгота стали проявляться однозначные признаки критической усталости, предупреждение: сначала трясущаяся нога в районе голени на серии опасных перехватов, выполненных на кончиках пальцев, затем руки, подверженные в течение слишком долгого времени подтягиваниям с захватами на одних пальцах, и теперь связки расплачивались за усилия. К тому же ему мешал нескончаемый мелкий снег, похожий на воду, затекавший в рукава, бежавший по лицу. С огромным трудом Голгот себя все-таки протащил по ледяной стене метров на десять вверх. Теперь он был на самой сложной точке этого участка: ему предстоял внушительный наклон с нависшим над ним снежным карнизом, который то застывая, то снова тая в течение дня, образовал настоящий ледниковый купол. Черная скала под ним блестела гладким льдом.