– Это самая длинная фраза, которую я от тебя слышала с того момента, как мы познакомились. – Таня улыбнулась. – Ничего, Сима, как-то все образуется.
– Да, коты гораздо удобнее собак – с собакой надо гулять и кормить по часам, потому что собаке, если насыпать много еды, она за раз сожрет и сдохнет от обжорства. А коту можно насыпать гору корма, он встанет, съест немного, ровно столько, сколько ему требуется, потом сходит на лоток, зароет содеянное – и дальше ловит дзэн. – Роман взял памятник и насадил на арматуру. – Все, теперь подождем, пока застынет бетон, чтоб не принесло никого, понимаете? А то испортят мне всю работу.
Он сел на песок рядом с Симой и закрыл глаза. Только сейчас Сима заметила, какой у парня усталый вид, и ей стало стыдно: потащила человека под вечер, не спросив, может ли он поехать с ними, не голоден ли, и вообще!
– Я… знаете, я вам очень благодарна. И памятник чудесный. Вы не думайте, что это блажь, просто…
– Да понимаю я все. – Роман толкнул Симу плечом. – Я же на кладбище работаю, всякого навидался. Смерть – она и есть смерть, горе для оставшихся, хоть кто умрет, всегда есть кто-то, кто плачет по умершему. И я вам так скажу, девки: поистине никчемной должна быть жизнь, если не найдется никого, кто оплачет смерть. Так что, судя по тому, как ты убиваешься, кот этот был достойной личностью и прожил хорошую кошачью жизнь.
– А мышей как ловил на даче! А умный какой был! – Сима должна рассказать, объяснить! – Я когда его увидела – это, знаете, была любовь с первого взгляда! Вот так глянула – и пропала, мое сердце упало к его лапам, да там и осталось. Столько лет мы были вместе, столько всего пережили – и на тебе!
– Нужно мыслить позитивно. – Таня пытается разрядить обстановку. – Позитивное мышление и оптимизм притягивают хорошее. Эгрегор так работает.
Роман хмуро взглянул на нее.
– Знаешь, мне как начинают говорить насчет оптимизма, вспоминается сразу заправка на трассе и семейка такая: кушают, смеются, новый внедорожник на стоянке, а мадам по телефону о позитивном мышлении, и тут тебе сразу и эгрегор, и вообще вся эта долбаная хрень с тренингов, и сама девушка такая очень яркая, при муже и детях – лечит неудачливую подругу. Я жрал и любовался ими. Думал: есть же счастливые люди! И эгрегор им помогает, поди ж ты. Они поели и уехали, а я остался на еще один стейк, кофе и покурить… Километров через шестьдесят – разорванный отбойник, фура на боку и внедорожник, выброшенный метров на двадцать в кювет, – видно, фура споткнулась о разграничительный отбойник, уронила мешок на встречку, он лег от тягача к обочине наискось, и внедорожник по касательной был направлен в правый отбойник и через него – в кювет. Вот. Как слышу слово оптимизм, эгрегор, мышление, моделирование, карта успеха – сразу перед глазами это: бесформенные тела, еще чем-то там за что-то там как-то в своей кашке цепляющиеся, но окружающим уже все ясно, и «Скорая» будет только минут через тридцать, глядя на карту. Потому не надо мне этих материй за оптимизм, пессимизм, фигня это все. Мы можем только предположить, а уж Господь решит, как все у каждого из нас будет.
Они снова замолчали.
За кустами плещется река, в кронах деревьев шумит ветер, теплый песок налип на обувь, руки и одежда тоже в песке, но это не важно, потому что жизнь стала другой, и в этой жизни больше нет Сэмми, зато есть Таня. Вот так внезапно появилась, и Сима пока не знает, что ей с этим делать, потому что ладно бы только Таня, но она каким-то непостижимым образом оказалась прямо в центре большой дружной семьи, а это уж и вовсе непонятно.
Иногда Сима вспоминала мать.
Она прокручивала в голове свое подготовленное бегство – как прятала деньги на своем чердаке, прятала от отчима, конечно. Как планировала все до мелочей, как укрепляла переноску Сэмми, чтобы в самый нужный момент, не дай бог, не оторвалась, например, ручка. Как по одной перетаскивала на вокзал свои вещи в дорожную сумку на колесиках – дорогую, очень практичную и удобную, которую купила тайком, безжалостно истратив крупную сумму, потому что от этих колесиков зависел успех путешествия. И сумка, которую она прямо из магазина отнесла в камеру хранения, свою службу сослужила исправно, не дав Симе выбиться из сил. Хотя у нее было немного вещей, забрать их все она не могла, но и оставить, например, зимние сапоги и куртку тоже было невозможно, потому что – кто знает, как сложится, а потому самое необходимое разрослось до туго набитой большой сумки на колесиках, которую Сима не смогла бы поднять ни при каких стараниях.
Но никто не заметил, что вещей в ее комнате стало подозрительно мало.
И Симе до сих пор интересно, когда же мать обнаружила ее отсутствие? И что она при этом говорила, бросилась ли в полицию или искать по знакомым? Но Сима понимала, что вряд ли мать искала ее, и это подспудное понимание наполняло ее горечью. Почему бессмысленный, вечно молчащий и гадящий под себя мальчишка был матери дороже ее, Симы? Что с ней не так?
И ей хотелось знать, как сейчас живет мать. Может, родила себе другого ребенка и забыла обо всем? Впрочем, о Симе она и без того редко вспоминала.
– Отвезите-ка меня, где взяли. – Роман потрогал пальцем бетонную стяжку вокруг камня. – Хорошо схватилось, вот что значит – тепло.
Сима кивнула и поднялась. Конечно, парня надо отвезти обратно.
Глаза Сэмми смотрят на нее со знакомым высокомерным выражением – как мастеру удалось передать это, непонятно, да только на памятнике изображен именно Сэмми, и никто другой. И то, что ей придется вернуться в квартиру, где его больше нет, тоже не добавляет радости.
– Конечно, едем.
Она придет сюда завтра – одна, без этих людей, случайно появившихся в ее жизни.
У Симы не было близких друзей или закадычных подруг. Она со всеми была приветлива, но потребности в чем-то большем никогда не испытывала. У нее была цель – одна, потом другая, и Сима просто достигала поставленной цели, так или иначе, чтобы тут же поставить себе другую.
Конец ознакомительного фрагмента.
