Глава 4
Эмили впервые за несколько последних недель хорошо выспалась и проснулась поздно. Комнату заливало солнечным светом. В дверь постучали. По всей видимости, Миллисент.
— Войдите, — произнесла Эмили. Джордж наверняка и эту ночь провел в гардеробной, и необходимости соблюдать приличия не было. — Войдите, Милли.
Дверь открылась, и в комнату с подносом в руках вошла служанка. Осторожно закрыв за собой дверь, чтобы не расплескать содержимое чайника, она подошла к туалетному столику и поставила на него поднос.
— В кладовой наверху сейчас такой переполох, мэм, — пожаловалась она, наливая в чашку чай. — Никогда не видела ничего подобного. Там то яблоку упасть негде, то совсем пусто, и даже закипевший чайник с плиты снять некому. Такая бестолковщина там царит, и все потому, что милорд предпочитает чаю кофе, хотя никак не могу взять в толк, как он может его пить. В любом случае Альберт отнес ему кофе через четверть часа после того, как заметил там собачонку миссис Марч. Такая уж причуда у милорда, и ничего тут не поделаешь. Старая леди из-за этого очень сердится.
Миллисент подошла ближе и подала чашку. Эмми села в постели и, взяв чашку из рук служанки, сделала первый глоток. Чай был вкусный, горячий и ароматный. Судя по всему, день обещает быть прекрасным.
— Что вы желаете надеть этим утром? — поинтересовалась Миллисент и энергичным движением раздвинула шторы. — Может, бледно-желтое муслиновое платье? Такой интересный цвет. Вот только не каждой идет. Вам он к лицу, а другим придает болезненный вид.
Эмили улыбнулась. Похоже, что Миллисент уже все за нее решила.
— Замечательная идея, — согласилась она. — На улице тепло?
— Будет тепло, мэм. А днем, если вы сегодня собираетесь куда-нибудь выезжать, лучше надеть то, что оттенка лаванды. — Идеи у Миллисент били ключом. — Я думаю, вечером вам стоит надеть белое с черной бархатной каймой. Очень модно, а как шикарно будет шуршать на ходу, уверяю вас!
Эмили не стала возражать. Она допила чай, встала и приступила к утреннему туалету. Сегодня ей во всем виделось присутствие победы, она даже ощущала ее чарующий вкус.
Когда она была готова, а Миллисент вышла из комнаты, Эмили подошла к двери гардеробной и постучала. Ответа не последовало. Эмили застыла в нерешительности, не решаясь постучать снова. Но что она ему скажет, кроме двух слов — «доброе утро»? Не стоит вести себя как жеманная невеста! Этим она лишь поставит Джорджа в неловкое положение, да и себя выставит круглой дурочкой. Как бы то ни было, муж не отозвался на первый стук. Не иначе как уже спустился вниз.
Однако в столовой его не оказалось. Юстас, ходячее воплощение здоровья, как всегда пребывал в прекрасном расположении духа. Он по своему обычаю широко распахнул окна, хотя те выходили на запад, и по этой причине по комнате гулял холодный воздух. На его тарелке горкой были навалены колбаса, яичница, тушеные почки и картофель. За вырез жилета была засунута салфетка. На столе перед ним возвышалась горка только что поджаренных тостов, стояли блюдо со сливочным маслом, серебряный судок со специями, а также молоко, сахар и серебряный кофейник эпохи королевы Анны.
Миссис Марч, как обычно, завтракала у себя в спальне. Помимо нее, за столом также отсутствовали Джордж и Сибилла. Сердце Эмили упало; ее радость угасла, как огонек свечи под порывом сильного ветра. Когда она взялась за спинку стула, ей показалось, что у нее как будто онемела рука. Когда же она серебряным ножом попыталась срезать верхушку вареного яйца, которое поставила перед ней служанка, ей потребовалось сделать усилие над собой, чтобы унять дрожь в руках. Нет, вчера ей это не привиделось: Джордж действительно поссорился с Сибиллой. Кошмар закончился. Конечно же, отношения не наладятся в одночасье. Потребуется какое-то время… может, даже недели две или три. Но она справится — причем легко, без особых усилий.
— Доброе утро, моя дорогая, — поприветствовал ее Юстас все тем же привычным тоном, каким обращался к ней каждое утро. — Надеюсь, вы в добром здравии?
Это был не вопрос, а всего лишь констатация ее появления за столом. Женские жалобы на здоровье были ему неинтересны. Он не желал слышать об их недомоганиях. Подобные признания представлялись ему особенно бестактными по утрам, когда следовало обстоятельно заправляться пищей.
— В самом добром, — довольно резко ответила Эмили. — Надеюсь, вы тоже?
Вопрос был абсолютно бессмысленным, ввиду наваленной на его тарелку снеди.
— Разумеется.
Юстас удивленно выпучил глаза. Брови его поползли на лоб. Затем он шумно выдохнул через нос и скользнул взглядом по присутствующим: по Веспасии, которая с изяществом истинной леди ела вареное яйцо, по Тэсси, на бледном лице которой были отчетливо видны веснушки, а под глазами залегли тени, по Джеку Рэдли, который, нахмурившись, не сводил глаз с Эмили — на щеках его выступили красные пятна, — и, наконец, остановился на Уильяме. На лице последнего застыло страдальческое выражение. Сидя, как каменная статуя, Уильям сжимал вилку с таким видом, как будто это был спасательный круг, который он ни за что не выпустит.
— Я отменно здоров и пребываю в наилучшем расположении духа, — сообщил Юстас с легкой ноткой упрека в голосе.
— Я рада, — ответила Эмили, твердо решив оставить за собой последнее слово. Она не может сражаться с Сибиллой и не хочет сражаться с Джорджем — так почему бы не выместить раздражение на Юстасе?
Но тот уже повернулся к Тэсси.
— Чем вы намереваетесь заняться сегодня, моя дорогая дочь? — спросил он и тут же, не дав ей ответить, продолжил: — Сострадание — самая превосходная, самая почтенная черта в характере молодой женщины. Твоя дорогая мать, да успокоит Господь ее душу, всегда понимала, как это важно. — С этими словами Юстас потянулся к тарелке с тостами и, взяв один, рассеянно намазал его маслом. — Но у тебя есть и другие обязанности — например, перед нашими гостями. Ты должна делать все для того, чтобы они чувствовали себя как дома. Разумеется, твой дом — это островок спокойствия и высокой морали, куда не проникают мрачные тени этого мира. Но он также должен быть местом уюта, веселья и духоподъемных бесед. — Юстас, казалось, не замечал неловкости дочери. Впрочем, по всей видимости, так оно и было. Подобная черствость вызвала у Эмили лишь неприязнь.
— Думаю, тебе следует взять мистера Рэдли и совершить с ним прогулку в карете, — продолжил Юстас таким тоном, будто эта мысль только что пришла ему в голову. — Сегодня для этого идеальная погода. Уверен, что твоя бабушка Веспасия с радостью составит вам компанию.
— Даже не надейтесь! — с жаром возразила Веспасия. — На сегодня у меня намечен ряд визитов моим знакомым. Тэсси может отправиться вместе со мной, если, конечно, пожелает. Но с ней я не поеду. Она, вне всяких сомнений, сочтет мистера Карлайла интересным собеседником, равно как и мистер Рэдли, при условии, что он пожелает составить нам компанию.
Юстас моментально нахмурился.
— Мистер Карлайл? Кто это? Уж не тот ли малоприятный джентльмен, который занимается политической агитацией?
Услышав последнюю фразу, Тэсси заметно оживилась.
— Неужели?
Юстас смерил ее колючим взглядом.
Веспасия не стала с ним спорить, но взгляд ее холодных серых глаз на мгновение пересекся со взглядом Эмили, как будто ей вспомнились образы ужасающей нищеты, где человеческая жизнь подчас не стоила даже пенса. В свою очередь Эмили жарко покраснела, вспомнив о вчерашнем эпизоде в оранжерее. Так получилось, что вчера, рассказывая Джеку о своем участии в расследованиях, она начала именно с того случая, когда состоялось ее знакомство с Сомерсетом Карлайлом.
— Именно малоприятный, — раздраженно повторил Юстас. — Существуют более достойные способы служения обездоленным, нежели публичное выставление себя напоказ, которое подрывает государственную власть и расшатывает устои общества. Ваш мистер Карлайл в высшей степени безответственный человек, и вам следует помнить об этом, прежде чем вступать с ним в какие-либо отношения.
— Звучит весьма заманчиво, — произнес Джек Рэдли и впервые перевел взгляд с Эмили на Веспасию. — Какие устои, если не секрет, он подрывает в данный момент, леди Камминг-Гульд?
— Пробивает идею избирательного права для женщин, — не замедлила с ответом Веспасия.
— Но это же курам на смех! — презрительно фыркнул Юстас. — Опасная чушь, напрасная трата времени! Дайте женщинам право голоса, и бог весть какой парламент мы в результате получим… Полный ненадежных смутьянов и — я нисколько не сомневаюсь в этом — ничего не понимающих в политике бездарей. Этот человек — угроза всему тому, что придает Британии пристойность, которая, как известно, есть не что иное, как краеугольный камень нашей империи. Мы дали миру великих людей, потому что наши женщины сохраняют святость семейного очага и супружеских уз!
