На служебной платформе горел единственный фонарь. Иван уверенно направился туда, обходя по пути завалы из мешков с закаменевшим цементом, пустые катушки для кабелей, кучи строительного мусора и торчащие из бетона ржавые арматурины.
— В бой идут одни старики, — сказал Евпат, поднимая голову. — Здорово, Иван! Ну что, герои-мордовцы, покажем молодежи, как зажигали в наше время? — он оглянулся. — Что притихли, а? Не слышу!
Иван посмотрел. За спиной дяди было пусто. Только ветер шевелил привязанную к ржавому флагштоку белую тряпку. Дядин флаг одиночества. Евпат сам выбрал переселение на заброшенную служебную платформу, куда даже племянник не всегда заходил. А точнее сказать — довольно редко.
Иногда Ивану казалось, что дядя слегка не в себе. А может, и не слегка. Впрочем, у всех свои недостатки…
— Здорово, дядя, — Иван без сил опустился на сломанную кабельную катушку. — Я посижу у тебя минутку, ладно?
— Сиди уж… гнать не буду.
Дядя шумно зевнул, почесал ухо. Оба помолчали. С потолка срывались капля за каплей, падали в жестяной таз. Звонко барабанили брызги об оцинкованные стенки. Уютно горела карбидная горелка, над её пламенем закипала закопченная кастрюля — скоро будет чай. Подземная идиллия. Дядя Евпат достал из футляра и надвинул на нос очки (пластиковые дужки перемотаны скотчем), посмотрел сквозь стекла на племянника. Пауза.
— Плохо, Иван? — спросил Евпат.
Иван пожал плечами. Бывало и хуже…
— Нормально.
Дядя кивнул.
— Понятно. Ты посиди пока, я сейчас кипяточку сварганю…
Грея ладони о помятую железную кружку, Иван слушал дядину болтовню. Евпат был единственный оставшийся в живых его родственник — дальний, правда, но всё равно.
Иногда нужно оставить компанию женщин и компанию мужчин, чтобы выслушать одного уродливого старика.
— А историю про ангелов ты слышал? — говорил Евпат. — Нет? Тогда слушай, больше поймешь, что в метро происходит. Слышал когда-нибудь про ошибку Саддама Великого? В те дни народу на станциях набилось столько, что скоро должен был начаться голод, если бы дети продолжали рождаться. Многое взяли в метро люди, но не гандоны, уж извини за грубость…
И тогда Саддам Великий собрал детей с одной из станций и под видом школьных занятий отправил в дальний тупик, там, мол, безопаснее (тогда крысы совсем обнаглели). Где деток усыпили и обработали. Всех до единого мальчиков. Несколько даже померло. А потом дети очнулись. Матери, когда поняли, что произошло, начали бунт. Это как у Нерона, который доигрался в бога. Именно женщины скинули Саддама с трона, никто другой. Да они его разорвали просто, клочка от него потом нельзя было найти. Охрана пыталась стрелять — куда там! Разве баб остановишь? Порвали только в путь. Так и закончилась власть Саддама. Но что делать дальше?
Дети-то искалечены. И стали их учить петь. Кастраты. Фаринелли, бля, все. Как на подбор.
До сих пор поют. А я ведь их слышал, Иван, представляешь? Жутко. Словно тоннель вибрирует. Голоса чистые и мощные, прозрачные, как кристалл.
Они поют, как ангелы.
Дядя помолчал, поправил кастрюлю.
— А кто-то говорит, что Саддаму Великому было плевать на рождаемость. Саддам хотел на небо живым. И для этого ему были нужны ангелы.
— То есть? — Иван не договорил.
— Верно, племяш, — Евпат усмехнулся. — Саддам делал ангелов, а не уродов. Хотел как лучше, мудак эдакий. А его не поняли. Это вообще проблема человечества, не находишь?
Иван помолчал.
— А со станцией что? — спросил он наконец. — С Елизаровской?
— А что со станцией? — Евпат поднял брови.
— Ну… после этого? Вымерла?
Дядя пожал плечами.
— С какого бодуна? Других нарожали. Долго что ли? Бабы они и есть бабы, им только волю дай. Выполнили демографическую программу за одну ночь. Теперь тем балбесам лет по двадцать уже…
* * *
Проводы бойцов.
Сначала намечалась свадьба, затем война. Потом решили совместить.
— В общем так, — Постышев обвел взглядом собравшихся. — Если кто ещё не в курсе. Мы начинаем войну с Площадью Восстания — с бордюрщиками. Причины вы знаете: убийство, кража, нарушение границ… Все станции Альянса выделят бойцов для этого дела. Но основная тяжесть всё равно наша, это понятно. Это наш крест и мы его понесем.
В толпе хмыкнули зло:
— Ну ещё бы!
Постышев посмотрел на Ивана, устало прикрыл глаза, опять посмотрел на собрание. Вздохнул. Сказал негромко:
— Надеюсь, я доживу до момента, когда генератор вернется на своё место. Надеюсь на вас, ребятки. Не подведите. Маэстро, марш!
Солоха нажал кнопку. Заиграла музыка. Бодро, слегка хрипя на высоких нотах, запел динамик старого японского музыкального центра:
Вставай, буржуй, настал твой смертный часПротив тебя весь бедный люд поднялся…
Звуки летели над платформой, задорный голос обещал милой многое.
Ничего, ничего, ничего…Сабли, пули, штыки, всё равно.Ты, любимая, да ты дождись меняИ я… вер… вер…
Хлопок, синяя вспышка. Звук оборвался. Мимо замолчавшего центра угрюмо шли василеостровцы, спускались на рельсы, исчезали в глотке тоннеле. Пахло горелой изоляцией. Иван посмотрел на толпу провожающих — женщины, дети, старики, слишком старые, чтобы держать оружие. Многие плакали. Со станции уходили почти все мужчины — даже профессор Водяник шёл на войну. Оставался дядя Евпат, куда ему с его ногой. Оставался Постышев — без коменданта нельзя…
Иван огляделся. Н-да, тоска. Никуда не годится такое прощание.
Прощаться надо весело.
— А ну, — Иван повернулся к Гладышу. — Запевай!
— Какую?
— Нашу.
Тот мгновенно сообразил, растянул рожу в ухмылке. Заорал, зарокотал хриплой глоткой:
Когда напиваюсь я пьяный, тогда я мотор торможу,Давай, друг, поехали к дому, а дорогу сейчас покажу!
И вдруг сладилось, припев орали уже хором:
Вэ-Вэ-Вэ, Ленинград! Эс-Пэ-Бэ, точка ру!Вэ-Вэ-Вэ, Ленинград! Эс-Пэ-Бэ…
* * *
Иван остановился, подсветил фонарем. Пашка притормозил, обернулся…
— Иди, — сказал Иван. — Я догоню.
Трубным деревом или Деревом желаний называлось ржавое переплетение труб, из-за сырости отделившееся от стены тоннеля и опасно нависающее над проходом. Иван покачал головой. Действительно напоминает дерево. Жутковатая штука.
На каждой «ветке» трубного дерева, на каждом стволе висят цветные ленточки — белые и красные. Сквозняк треплет их, от каждого порыва ветра ржавый металл уныло скрипит.
По поверьям Василеостровской, чтобы желание исполнилось, нужно прийти сюда ночью, загадать желание и повязать цветную ленточку.
Главное: желать яростно, страстно, до потери сознания.
И Хозяин Тоннелей исполнит твоё желание.
Если захочет.
Интересно, приходила ли сюда Таня? Иван покачал головой. Не твоё дело, Одиссей.
Одиссей и Пенелопа — это была их с Катей игра, когда у них всё только начиналось. Странно…
Пенелопой он назвал одну, а ждать его будет другая.
Придурок ты, Одиссей, правильно Катя сказала.
В тоннеле поднялся ветер. Разноцветные ленточки на трубном дереве зашелестели, застрекотали. Ржавым голосом завыл металл.
«Ты не вернешься. Никогда».
Глава 4
Генерал
Сначала они долго шли за дрезиной, что везла их вещи. Старая дрезина уныло скрипела, стирая катки о ржавый металл. Уклон тоннеля здесь был не то, чтобы сильный, но вполне ощутимый. «Адмиралтейская» зелёной линии — самая глубокая станция ленинградского метрополитена. Тоннель шёл под заметным уклоном вниз. Иван понимал, что они спускаются всё глубже под землю, может, даже в самый центр мира. В преисподнюю.
Впрочем, никакой нежности к Адмиралтейской он не испытывал.
Так что можно и так: в приёмную ада.
Воды под ногами становилось всё больше. Чем дальше они заходили, тем глубже сапоги погружались в тёмную, хлюпающую жидкость. Сначала воды стало по щиколотку. Затем по колено. Фонари освещали лишь малую часть пути, конец тоннеля терялся в темноте.
Иван оступился на скользкой шпале, скривился. М-мать. Не делай резких движений, вспомнилось Катино напутствие.
Это что — мне теперь на всю жизнь такой лозунг?
— Болит? — спросил Пашка.
Уже второй час они вышагивали по шпалам в темноту тоннеля. Дрезина натужно скрипела, подпрыгивала и дребезжала на неровных, ржавых рельсах. Её несколько раз пришлось переносить на руках — местами дорога совершенно испортилась. Иван попытался помочь, но его отогнали. «Иди, иди, инвалид детства!». В одном месте полотно железной дороги было прорвано — словно из-под земли вылезло нечто, вывернуло шпалы (одна из них лежала в паре метров от разрыва, другая переломилась пополам) и уползло. То ли вниз по туннелю, то ли вообще в потолок.
