потерял дар речи. Ноа сглотнула и несколько секунд просто смотрела на меня.
– Мама, ты сошла с ума? – наконец воскликнула Ноа, но мягким, а вовсе не сердитым тоном.
«Зачем она притворяется? Почему, черт возьми, не говорит, что даже во сне не поедет на другой конец света без меня… да еще на месяц?»
– Ты становишься старше и уже собираешься поступать в университет… – начала Раффаэлла, даже не посмотрев на меня. Похоже, она не хотела встречаться со мной взглядом, ведь если бы ее глаза встретились с моими, то губы мачехи тут же перестали бы двигаться, и она бы окаменела от ужаса. – Думаю, это последний шанс сделать что-то вместе, и… знаю, конечно, моя идея не так радует тебя, как меня, н-н-но-о… – Она заплакала.
Я отпил глоток вина, пытаясь сдержать гнев. Я так крепко стиснул руку Ноа под столом, что, думаю, ее пальцы жутко затекли, но либо это, либо я потеряю самоконтроль и начну выпускать тысячу и одно проклятие вместе с ругательствами, которые так и рвались наружу.
Отец посмотрел на меня и тоже поднес бокал к губам. Это его безумная затея? Он вложил ее в голову жены?
Но о чем, черт возьми, он думал! Разумеется, это он постарался, наверняка именно отец уже оплатил всю поездку.
И моя последняя надежда начала рушиться.
– О да, я хочу поехать, мама! – Ноа кивнула, и ее слова были как пощечина.
Разве я не должен поучаствовать в решении? Что она делает?
Я отпустил ее руку и окончательно разозлился. Хватит, либо я уйду отсюда, либо совершу то, о чем думал. Но я сразу понял, что уходом ничего не исправить – в другой раз я бы устроил сцену, но теперь это не поможет, ведь ко мне вообще не прислушаются… Если я хотел, чтобы нас воспринимали всерьез, я должен был остаться и высказать свое мнение: они не заберут мою девушку на целый месяц.
Когда я отпустил ее руку, Ноа повернулась ко мне. Я пристально взглянул на нее и понял, что она мучается так же, как и я… А это уже кое-что.
Прежде чем Раффаэлла успела что-либо сказать, я прервал ее.
– Тебе не кажется, что сперва, перед оплатой поездки, следовало посоветоваться с нами?
Думаю, что использовал всю силу воли, чтобы сформулировать вопрос таким спокойным тоном, каким только мог.
Раффаэлла прищурилась, и я моментально осознал, что всякая надежда на то, что она примет меня в качестве бойфренда дочери, пропала. Она не хотела меня для Ноа, и выражение ее лица совершенно ясно давало это понять.
– Николас, Ноа – моя дочка, ей только что исполнилось восемнадцать. Она еще ребенок, и я хочу отдохнуть вместе с ней, неужели ты станешь с этим спорить?
Я открыл было рот, но тут Ноа встала на мою защиту.
– Мама, я не ребенок! – сказала она, откинув назад волосы. – И не разговаривай так с Ником, он мой парень и имеет полное право не радоваться разлуке.
Я с трудом сдерживался, но позволил ей продолжать говорить.
Раффаэлла перевела взгляд на дочь, и у моей мачехи опять увлажнились глаза. Она запросто плакала, и при виде ее мученического лица, меня затошнило.
– Я поеду, мама.
«Что?!»
– Но в следующий раз… либо мы едем вместе, либо я остаюсь здесь, – добавила Ноа, и мои глаза застила красная пелена.
Раффаэлла улыбнулась, и я почувствовал такое раздражение, что резко встал со стула.
Отец посмотрел на меня предупреждающим взглядом.
– Я ухожу, – объявил я, пытаясь контролировать голос. Я бы с удовольствием ударил кого-нибудь и сжал кулаки.
Ноа встала рядом со мной. Не знаю, хотела ли она присоединиться ко мне, я был зол на нее так же, как и на ее мать.
– Николас, сядь, – приказал отец, оглядываясь. Постоянно эта гребаная показуха и всегда разочарованный вздох – таков мой папаша.
Я начал продвигаться к дверям, даже не остановился, чтобы подождать Ноа, мне нужно было убраться отсюда побыстрее.
Когда я вышел из ресторана, то направился прямо к машине, но сообразил, что у меня нет ключей. Это не моя гребаная тачка. Я заскрипел зубами и прислонился к водительской дверце.
Ноа тоже покинула ресторан и пыталась догнать меня, но высокие каблуки помешали ей это сделать. Я вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. Плевать, что девчонке будет неприятно.
Она подошла ко мне и замерла, ее щеки покраснели, она взглядом искала мои глаза.
Я покосился на людей, которые входили в ресторан.
– Николас…
Я ничего не ответил. Услышал, как она глубоко вздохнула, и отвернулся.
– А что ты хотел, Ник? – спросила она.
Я продолжал молчать. Месяц, месяц без Ноа: все планы, все, что я хотел сделать, было разрушено. А я долго планировал, хотел не разлучаться с ней, путешествовать, заниматься любовью каждый чертов летний день, проводить время в ее компании и наслаждаться жизнью, но она ни минуты не колебалась, чтобы принять подарок мамочки. Мне было больно, ведь я думал, что она должна посоветоваться со мной, но она так не поступила.
Я искоса посмотрел на нее.
– Дай ключи, я отвезу тебя на вечеринку.
Она просто наблюдала за мной. Я знал, что она хочет поговорить на больную тему, но каждую секунду злился все сильнее. Ноа отняли у меня, и летом она не будет рядом со мной, ее забрали – пусть даже на месяц! – а я ничего не могу поделать.
Она снова тихонько вздохнула. Порылась в сумочке, отдала ключи и села на пассажирское сиденье.
Лучше так, чем начинать спорить со мной: тогда я точно не могу за себя отвечать. 7. Ноа
Атмосфера настолько накалилась и сгустилась, что воздух можно было резать ножом. Ник был в ярости, я знала это и видела бешенство в его глазах.
Он понимал, что проведет целый месяц без удовольствий, которые мог бы разделить со мной, но разве у парня был выбор? Мама организовала поездку, я не могла отказаться от такого подарка.
Это же все-таки мама! Мы всегда говорили о выпускном, об университете, о том, как будем вместе покупать вещи для комнаты в общежитии, шутили, что отправимся в поездку по Европе и напоследок вместе проведем лето. Когда мы мечтали о будущем, она смеялась и называла меня малышкой. Часть меня желала отправиться в путешествие, я не хотела упустить возможность побыть рядом с женщиной, которая дала мне жизнь и вырастила с любовью и заботой.
Я просто не могла отказаться.
С другой, не менее важной, стороны, все внутри болело
