правую руку. Другой рукой нежно гладил ее бедро, коснулся плоского живота, затем поднялся выше и сжал ее левую грудь.
– Ник, продолжай, – попросила она с закрытыми глазами и возбужденно заерзала под моей ладонью.
– Хочу видеть, как твоя кожа краснеет от каждой моей ласки, Ноа.
Медовые глаза открылись и впились в мои.
– Но…
Я поцеловал ее, моя рука опустилась и замерла на ее трусиках.
– Я не хочу, чтобы ты уезжала в Европу, – серьезно сказал я, просовывая пальцы под тонкую ткань.
Она скривилась и закрыла глаза.
Я начал играть пальцами, и мое тело сразу же напряглось. Я смотрел на лицо Ноа. Не знаю, что мне нравилось больше: видеть, как она реагирует на мои ласки и кусает губу, или слышать нежные вздохи удовольствия.
Я не мог пробыть без нее месяц, я бы не выдержал. Мне нравилось видеть, как она наслаждается. Одного раза с тех пор, как я приехал из Сан-Франциско, недостаточно для нас обоих, а мысль о том, что она покинет меня на четыре недели, заставила меня показать ей, как сильно она будет скучать по мне.
– Ну что, едешь? – спросил я ей на ухо, ускоряя ритм ласк.
– Да… – ответила она, заставив меня разозлиться.
– Уверена? – настаивал я, и движения моей руки становились все интенсивнее.
Я знал, что ничего не добьюсь, и остановился в самый разгар.
Ее глаза распахнулись, как будто она не понимала, что сейчас произошло. Зрачки расширились от желания, а рот приоткрылся в ожидании крика удовольствия, которое так и не наступило.
Я больше не мог смотреть на нее, зажмурился и упал на спину. У меня болело все тело, мне было плохо. Меня охватила ярость, которую я не мог даже объяснить.
– Почему ты остановился? – обвинила она в недоумении.
Как объяснить ей, что со мной? Как дать понять, что если она уедет, то я буду жить в аду?
Я ничего не сказал. Ноа положила голову мне на плечо. Погладила по рубашке.
– Не хочу, чтобы дурацкое путешествие стало проблемой, Ник, – шепнула она.
Я провел рукой по лицу и, наконец, взглянул на нее, не произнося ни слова.
– Если это так важно для тебя, я поговорю с мамой, мы можем…
– Нет, – резко прервал я. – Просто дай мне время, чтобы разобраться. Я так сильно люблю тебя, но ситуацию вряд ли изменишь. Я злюсь… и очень сильно.
Ноа задумчиво прикусила губу, и я увидел, что она тоже совсем не рада… Она наклонилась и чмокнула меня в щеку.
– Я люблю тебя, Ник. А ты любишь меня? – спросила она, ожидая ответа.
– Я люблю тебя больше, чем себя, – признался я, не отводя от Ноа взгляда и поглаживая ее голую спину.
– Это сложно, – ответила она, по-девичьи улыбаясь.
– Ты такая милая, – сказал я, вставая и потянув ее за собой.
Я заключил ее в объятия и медленно целовал, смакуя каждое мгновение, а пальцы Ноа погрузились в мои волосы.
– Ты устала? – спросил я, зарываясь ртом в ее шею.
– Закончи то, что начал, – прошептала она.
Я нуждался в ней еще с тех пор, как мы поссорились в машине, хотел, чтобы она заставила меня почувствовать, что я единственный, кого она любила… единственный, кого желала.
– Хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью, Рыжая? – спросил я, улыбаясь.
Ноа, раскрасневшись, сняла с меня рубашку, и желание сверкнуло в ее медовых глазах. Она поцеловала меня прямо в грудь, а затем в шею. Я напрягся, когда ее язык погладил мою челюсть. Спустя секунду я приподнял ее руки над головой, и она прикусила мое ухо.
Ноа выгнулась и потянулась. Ее губы искали мой рот, и я с удовольствием подставил его под поцелуй. Нежными движениями ввел язык, подаваясь бедрами вперед.
– Я люблю тебя, Ник, – сказала она, откинув голову назад, а моя рука скользнула по ее телу.
– Я люблю тебя.
Так мы провели ночь… делая то единственное, что никогда не доставляло нам никаких проблем.
9. Ноа
Яркий утренний свет разбудил меня. Мы не закрыли плотные шторы и наслаждались привилегированным панорамным видом на особняки Беверли-Хиллз. Вдалеке виднелись небоскребы, стремившиеся в небо и окруженные малоэтажками.
Рука Николаса крепко прижимала меня к груди, наши ноги переплелись. Я едва могла дышать, но мне нравилось, я любила спать с ним: это были мои лучшие ночи.
Уже несколько недель я не могла нормально заснуть и постоянно просыпалась от кошмаров.
Я аккуратно повернулась на бок, вытащила из сумки футболку и надела ее (сумку с нашими вещами заранее доставили в номер). Ник был восхитителен, такой безмятежный, веки сладко закрыты… Он выглядел юным, лежа вот так, рядом со мной. Хотела бы я знать, что творится у него в голове. Например, что ему снится прямо сейчас? Я осторожно подняла руку и погладила левую бровь парня, стараясь не разбудить. Он так крепко спал, что даже не пошевелился. Я провела пальцами по скулам Николаса, потом спустилась к подбородку. Как он мог быть настолько красивым?
И вдруг меня посетила совершенно неожиданная мысль: какими будут наши дети?
Знаю, это сумасшествие, пройдут годы, прежде чем мы создадим семью, но образ маленького мальчика с черными волосами уже стоял перед внутренним взором. Он точно окажется неотразим, с генетикой Ника любой ребенок будет… Кстати, как будущий отец будет вести себя с сыном или дочкой?
Единственным ребенком, которого Ник терпел и опекал, являлась его младшая сводная сестренка, он частенько был груб с детьми на пляже или в ресторане. В любом случае до этого еще очень далеко, к тому же есть большая вероятность, что я вообще не смогу родить из-за осколков стекла, ранивших меня много лет назад. Эта мысль огорчила меня, но, к счастью, в ту же секунду Ник приоткрыл сонные глаза и посмотрел на меня.
Я улыбнулась.
– Привет, красавчик, – поприветствовала я Николаса, но он нахмурился и зевнул.
Таков мой парень. Ник без хмурого взгляда не был бы Ником.
Он протянул руку и с силой потащил к себе.
– Чем занималась, Рыжая? – сказал он, зарываясь головой мне в шею и щекоча горячим дыханием.
– Восхищалась тем, какой ты невероятно красивый.
Он зарычал.
– Ради бога, не называй меня красивым! Что угодно, но не это! – умолял он, подняв голову.
Я рассмеялась, глядя на его выражение лица – прямо как у злобного подростка с взъерошенными волосами.
– Смеешься надо мной?
Его сумрачный взгляд отвлек меня: внезапно Ник набросился на меня и начал щекотать.
– Нет, нет, нет! – закричала я, смеясь и корчась в
