– Хорошо, – махнула рукой дочь, жуя блин, – съездила, увиделась, разводиться он не хочет.
– Молодцы! – обрадовалась мать. – Совет вам да любовь.
– Мама! – укорила ее Лариса. – Ты его даже не знаешь.
– Но ты-то его знаешь. И я тебе полностью доверяю. Моя дочь, – высокопарно заметила Ольга Петровна, – это моя дочь. И она не могла выйти замуж за разгильдяя. Ну, признайся, что он хороший человек. А с милым рай и в шалаше.
– Да, – согласилась Лариса, подливая себе в чашку кофе, – неплохой. Со странностями, но неплохой.
– Да, – вслед за ней вздохнула Ольга Петровна, – главное, чтобы человек был хороший.
– Мне кажется, мам, – задумалась Лариса, – у нас бы с ним что-то и получилось.
– Прекрасно, – согласилась с ней та, – живите с миром.
– Мама, обычно говорят: упокойтесь с миром!
– Тогда совет вам да любовь!
– А вот ее-то как раз и нет, – вздохнула Лариса, уничтожая последний блинчик. И непонятно было, к чему относился ее вздох: к блинчику или к Степанцову.
– Свыкнется – слюбится, – робко вставила Ольга Петровна.
– Что тебя сегодня тянет на пословицы и поговорки?
Лариса встала и подошла с чашкой к окну.
– Странно, – протянула она, разглядывая во дворе качели, которые постоянно оккупировал Стрелкин, разгоняя малышей. – Роман почему-то не звонил.
В дверь позвонили.
– Легок на помине, как лягушка в тине.
– Мама?!
– Молчу, молчу.
Но на пороге стоял не Роман, а его мать. Госпожа Стрелкина не стала дожидаться приглашения и пятиразмерным бюстом сама проложила себе дорогу, оттеснив Ларису в угол.
– Ну здравствуйте, соседки дорогие.
Она поставила на стол тарелку с теплыми блинами.
– Ой, я не могу, – тихо произнесла Лариса.
– А придется, – плотоядно заметила Ирина Викторовна. – Мой мальчик сегодня не спал.
– У него бессонница? – поинтересовалась Ольга Петровна.
– У него – любовь! – заявила Стрелкина и посмотрела на эту самую любовь уничтожающим взглядом.
– Я развожусь, – вылетело у Ларисы, – скоро.
– Питайся! – Ирина Викторовна пододвинула ей тарелку с блинами. – Мальчик ничего не ест!
Лариса с испугу взяла один блинчик и засунула его целиком в рот. С надутыми щеками и круглыми глазами она выслушивала свою будущую свекровь.
– Чтоб ты всегда так же хорошо готовила, как я…
Ага, подумала Лариса, то-то он не ест, но сказать она ничего не могла – жевала.
– Чтоб кормила его регулярно, а для этого тебе придется уйти с работы. Работаешь все там же? Секретаршей у архитектора? Нечего тебе там делать. Мальчик достаточно зарабатывает, чтобы кормить семью. Хотя, – она посмотрела на жующую Ларису, – пожрать ты любишь. Жить будете у нас. Я должна осуществлять контроль по всем направлениям.
Лариса сузила глаза и начала быстро-быстро дожевывать, собираясь что-то ответить. Ольга Петровна поняла, что ответ может быть слишком прямолинейным и нелицеприятным.
– Скушай еще блинчик, дочка! – И она запихнула ей в рот еще один блин.
Лариса снова округлила глаза и принялась жевать. Ирина Викторовна взяла нож и стала кромсать им блинчики, отправляя себе в рот мелкие четвертинки.
– Отношения обязательно оформим официально. Брак – это преступление, тьфу ты, законное дело, совершенное двумя лицами по предварительному сговору. Значит, сейчас и сговоримся.
Ирина Викторовна работала писарем в суде.
– Кто с кем будет сговариваться? – не поняла наконец-то дожевавшая Лариса.
– Мы с твоей матерью. – Та стукнула рукоятью ножа по столу. – Согласен ли свидетель, коим является Ольга Петровна Кочеткова, на брак своей дочери с моим сыном?!
– Ага, ага! – закивала Ольга Петровна.
– Мама, ты только что…
– Когда это было! Нашла о чем вспоминать. Все течет, все изменяется.
Ирина Викторовна вышла из-за стола и стала прохаживаться по кухне.
– Время терять не станем. Сегодня же пойдем выберем невесте платье. Мальчик совсем извелся.
– А это что? – Она взяла с холодильника роман «В поисках страсти», прочитала заглавие и покачала головой. – Чтение романов портит зрение и взгляды на семейную жизнь! Страсть следует искать не в романах, а в муже.
– Ага, ага, – закивала Ольга Петровна.
– Мама!
– Ах, ну да, книжка моя, – призналась она.
– Тебе можно, – соседка сунула ей книгу, – у тебя уже все позади. Ищи, не ищи, все без толку.
– Позвольте… – обиделась та.
– Не позволю, – решительно заявила Ирина Викторовна. – Собирайтесь.
«Посетите отдел нашего универмага „Все для дома“! Там поступили в продажу новые модели блузок, платьев и бельевого трикотажа!» – верещала дикторша на весь магазин.
– Пройдем посетим отдел «Все для дома», – пригласила Стрелкина, не давая никакой возможности Ларисе отказаться.
В отделе работали знакомые еще со школы девушки-продавщицы. Они ее знали тоже хорошо. Даже слишком хорошо. Каждая свадьба в их городке была наперечет и проходила под пристальным вниманием незамужнего населения.
– И умудряются некоторые дважды выходить замуж! – завидовали девчонки, глядя на то, как мощные руки Ирины Викторовны выуживают вечерние наряды из плотного ряда вешалок и прикидывают их к лицу Ларисы.
– Гаремами мужей разводят, гаремами, – щебетали девчонки.
– Цыц! – цыкнула на них Ирина Викторовна. – Ну, пошли отсюда. Не мешайте работать!
– Это мы здесь работаем, – возразили девчонки.
– Скажу вашему хозяину – и вылетите отсюда мигом.
Решительный и грозный вид Стрелкиной сделал свое дело, продавщицы хоть и не отошли, но приумолкли.
– Откуда они все знают? – пожала плечами Ольга Петровна, глаза которой быстро забегали, а лицо раскраснелось.
– Мама! – укорила ее Лариса.
– Я сказала только Олимпиаде Самсоновне, только ей.
– Это значит – раструбила всему городу.
– Ну и что такого? – огорошила их Стрелкина. – Мы с мальчиком тоже написали всем родственникам и знакомым приглашения на свадьбу.
– Разослать, я надеюсь, вы их еще не успели? – поинтересовалась Лариса.
– Хорошо, что напомнила. Нужно забежать на почту, купить марки.
Лариса схватилась за голову.
– Что, не нравится? – Ирина Викторовна повертела платьем у себя перед носом. – А мальчику нравится красный цвет.
– Надеюсь, – продолжала Лариса, – дату бракосочетания вы оставили открытой?
– Конечно, – согласилась та, – открытой для всех. Пусть приходят с родными и близкими. – Она повернулась к Ольге Петровне: – Мы на собственных детях экономить не намерены!
– Ага, ага.
Лариса безучастно посмотрела на очередной предложенный ей наряд и кивнула. Ее сразу запихнули в раздевалку. Она медленно разделась, облачилась в новое платье и вышла, даже не взглянув на себя в зеркало.
– Вай, красавица, – донеслось до нее откуда-то из соседнего отдела.
Она обернулась и заметила пробегающего там предпринимателя-москвича южной национальности с кожаной папкой в руках.
– Правильно, – зашептала ей мама, – запасные варианты всегда должны быть под рукой.
– Мама, он не запасной вариант!
– А кто он? – доверительно поинтересовалась Ольга Петровна.
– Не знаю.
– Ага, ага.
– Отлично сидит, – оценила ее будущая свекровь, – Барби ты наша!
Она – Барби?! Этим все сказано. Она игрушка для ее мальчика. С каждым разом все больше узнавая мать, Лариса все меньше хотела связывать судьбу с ее сыном. Ромка Стрелкин, почему ты не сирота?!
Ее молчаливых стенаний, конечно же, никто не слышал. Все, даже ехидные продавщицы, стали восхищаться Ларисиным видом. Она подошла к зеркалу. Действительно, довольно симпатичная особа. Миленькое беленькое платье сидело на ней как влитое. Будто его специально сшили для нее. Но из чувства какого-то протеста она вернулась в примерочную и сняла платье. Вышла и стала не спеша гулять по рядам, перебирая тонким, не окольцованным пальчиком висевшую одежду.
– Переживает, мечется, – сказала Стрелкина, глядя ей вслед, – хочет выбрать самое лучшее для моего мальчика. Ну и мы, – она обратилась к Ольге Петровне, – не останемся в стороне! Девахи! Тащите нам крупногабаритные размеры!
И они вдвоем зарылись в ворохе нарядов.
– Это тебе, а это мне. Это снова тебе, это мне. Это снова мне. И еще раз мне.
Лариса засмеялась. Разыгравшаяся сцена до мельчайших подробностей напоминала ей бессмертную комедию про свадьбу в Малиновке. Ирина Викторовна набрала вешалок десять и ринулась с ними в примерочную.
– Ты посчитала, сколько она взяла? – переговаривались девчонки. – А у той сколько, посчитай. Дамы, дамы, больше двух нельзя.
Но куда там два. Ирине Викторовне оказалось и десяти мало. Она вконец загнала девчонок, и те уже перестали завидовать Ларисе, испытывая к ней истинную жалость.
