Виктор вскинул голову и перед его глазами мелькнула, падающая на него «черная спираль» анаконды. Он даже не успел поднять мачете.
Левая рука держала палку, направленную вверх острым тонким концом и упиравшуюся в песок… От неожиданности, он упал на одно колено. Но видимо, провидение ему помогло. Тело змеи точно наткнулось на конец палки и это сбило точность змеиного броска. От боли анаконда еще не коснувшись земли, скрутилась в клубок и шлепнулась в двух метрах от Виктора. Реакция Виктора была молниеносной…
Он вскочил на ноги, бросил палку и выставил вперед мачете. Но и змея не замедлила своего нападения. В туже секунду, она словно пружина распрямилась, метнувшись на жертву.
Виктор почувствовал то, что наверное чувствует человек, когда на него налетает самосвал. Перед глазами «метнулись» ветви деревьев, что-то сильно сдавило тело и этот клубок хищника и жертвы повалился на песок. Левая рука Виктора оказалась прижата к телу, однако правая, вместе с мачете, была снаружи змеиной спирали, обвившей тело человека.
Виктор брыкался ногами, не выпуская мачете из рук, чувствуя, как начинают трещать ребра от страшного змеиного обруча.
Змея ослабила хватку на шее человека и приподняла голову, раскрыв огромную пасть, усеянную мелкими и острыми зубами.
На солнце сверкнуло лезвие мачете и врезалось в шею змеи, немного ниже ее головы. Из пасти анаконды вырвался фонтан крови.
Наполовину осеченная голова, откинулась на собственное тело, болтаясь на сухожилии. Тело змеи обмякло.
Виктор, с остервенением отсек змеиную голову и продолжал рубать и кромсать ее тело, одной рукой, пока не почувствовал себя свободным от оков. Он был забрызган кровью и мало соображал, что делал. У него работал только инстинкт самосохранения.
Наконец, совсем обессилев, он выбрался на четвереньках из кровавой каши, что было, когда-то анакондой и упал на песок. Мачете выпал из руки. Он перевернулся на спину и стал собираться с мыслями. Тело страшно болело…
«Какой же я болван! Забыл где нахожусь. Это же Африка! Водички свеженькой захотел. Идиот! Боже! Как болит в боках! Неужели ребра поломаны? — он пошевелился.
Острая боль пронзила правую сторону тела.
«Ну точно! Если не перелом, то трещина! Это наверняка! Что делать? — страшные мысли, одна ужаснее другой, лихорадочно замелькали в его мозгу.
«Кошмар! Даже дышать трудно. Ну вот тебе и песец! Самодовольный кретин! Что будет с детками? С Людой?»— он сглотнул комок, предательски подкатившийся к горлу.
«Ну вообще-то, если трещина — это не смертельно…Больно только. Но двигаться осторожно, надо и можно…» — он попытался привстать.
Боль усилилась.
Виктор, кряхтя и тяжело дыша, подобрал мачете, с трудом засунул его в ножны и на четвереньках пополз к рюкзаку. До рюкзака было не более десятка метров, но этот путь показался ему вечностью. В глазах уже темнело от боли, когда он подполз, перевернулся и привалился к нему спиной. В изнеможении закрыл глаза.
Из зарослей, на противоположном берегу ручейка, за сценой борьбы человека с анакондой, наблюдало несколько пар, настороженных человеческих глаз.
Глава 13.
Нестерпимо палило солнце. В Африке наступал летний знойный период.
Мошкара плодилась в неимоверных количествах и набрасывалась на все что движется и живое. Небольшие ручьи и озерца, быстро стали пересыхать. Природа дышала раскаленным воздухом, как больной в приступе лихорадки. Звери, птицы, пресмыкающиеся, искали любую тень, чтобы как-то сберечь ту влагу своего тела, которая накапливалась за ночь. Ночи же наоборот, стали холоднее и не накапливали энергию, которая появлялась в весенние месяцы.
Водопои превратились в места охоты для хищников и местом постоянного риска для всех остальных млекопитающих.
Стада копытных и птиц, выставляли своих «наблюдающих», в то время, как остальные жадно глотали живительную влагу. Но и это не спасало. Берега крупных озер и рек были усеяны костями, перьями и скелетами. Иногда даже происходили стычки между аллигаторами и бегемотами, хотя без особых успехов для хищников.
Стаи шакалов и гиен, паслись возле семей львов и гепардов, в надежде поживиться объедками с царского стола. Наиболее вольготно чувствовали себя только слоны, но и те, путешествовали по саванне только стадами и при малейшей опасности для своих малышей, самцы выстраивали круг обороны, угрожающе выставляя навстречу хищникам, свои бивни.
Наступило, то особое время, когда, охота, стала для львов, пантер, леопардов и других представителей хищного кошачьего племени, наиболее трудна и совсем не безопасна. Даже зебра, при удачном стечении обстоятельств, могла врезать копытом, обессилившему от гонки за ней гепарду и тот оставался голодным не день и не два, а иногда неделями…
Леопард не уходил от самолета, все время, выискивая момент для атаки на детей. Это можно было сделать только тогда, когда солнце садилось. Но дети быстро исчезали в чреве самолета, прикрывая вход огнем. Днем же, он отлеживался, продолжая зализывать раны, Ночью не мог даже подойти к самолету, потому как возле входа, постоянно горел огонь. Он еще не успел растерять тот жирок, который накопил от последнего пиршества. Его очень донимали москиты и мухи, которые откладывали свои яйца в его открытые раны и некоторые из этих ран, начали гноиться. Лежа на облюбованном суку дерева, он то и дело ворочался, поднимал то одну, то другую лапу, и, подолгу вылизывал шершавым языком свои медленно заживающие, поврежденные львицей места.
Когда же солнце поднималось и начинало испепелять окружающую траву, он лениво наблюдал, как его добыча, возится возле самолета, непонятно что делая. Пару раз ему пришлось бегать к далекому водопою. Но и там ему перепало съесть только зазевавшегося тушканчика, которого он легко придавил лапой. Каждый раз он возвращался и укладывался на своем, облюбованном для наблюдения месте…
Ваня был похож на заправского путешественника пустыни, арабского селянина гор.
Своим детским, неопытным, наивным умом, он все понимал, и интуитивно делал все абсолютно правильно, так, что делал бы взрослый человек, находясь в таких же условиях. Одел себя и сестру в найденные, хоть и великоватые взрослые вещи, которые закрывали все голые части тела. У Лены на голове красовался платок, закутывавший ее голову и шею. Шерстяной шарф стягивал у самого него повязку на голове, которую он как сумел — закрутил вокруг головы. Они были больше похожи на каких-то сирот-оборвышей, которые копаются в мусорных баках, во многих городах мира. Вместо баков, детям служили обломки самолета, которые во множестве валялись вокруг уцелевшего корпуса.
Прошла уже почти неделя.
Дети доедали останки неприкосновенного запаса, который нашли в кабине пилота и допивали последние капли минеральной воды. Все чаще Ваня задумывался, где и как они могут найти воду и пищу, когда
