– В каком смысле иначе?
– Не так, как уже решено. Несколько радиостанций, не предполагая, что талисманы давно выбраны и утверждены, устроили опросы общественного мнения.
– Подстава!
– Еще какая! Тандем и народ мыслили по-разному. Неодинаковые у них были предпочтения. По всем опросам, с большим отрывом лидировал Дед Мороз. Именно старик из Великого Устюга должен был стать символом Олимпиады, но в здании за большой кирпичной стеной он никому не понравился. Получался – ой. Уже вроде как все решили, все довольны, а потом вдруг выясняется, что народ собирается голосовать иначе. Какая характерная история для нашей страны, не правда ли? И все это выясняется за несколько дней до голосования! Дед Мороз лидирует по всем фронтам, за него и Камчатка, за него Сыктывкар, беда только в том, что лидеру страны он не очень нравится. И что делать? Вопрос! Умные ребята и рады бы за ночь наклепать на Деда Мороза компромат, но он вроде как чист, добр и свят. В него дети верят! В общем, сидим мы с Флюгером перед очередным совещанием, и вдруг подходит к нам какой-то паренек, серенький такой, в костюмчике, и говорит: «Вы сценаристы?» «Не без этого», – по-довлатовски отвечаю я. «Ребята, – говорит, – есть такое дело… Дед Мороз должен взять самоотвод». Мы ржем. Он молчит. С места не двигается. Я понимаю, что нужно успокоиться. Беру себя в руки и задаю, как мне кажется, весьма резонный вопрос. «Простите, – говорю, – но как же он может взять самоотвод? Он же несуществующий персонаж!» – «А это уже, ребята, ваша забота – вы же сценаристы!» – отвечает он. И вот я смотрю на Флюгера, он смотрит на меня, и мы понимаем, что у нас есть что-то около пятнадцати часов, чтобы придумать, почему, мля, Дед Мороз берет самоотвод!
– Ты серьезно?
– Абсолютно!
– И что вы придумали?
– Подагра!
– Ну а если честно?
– Ничего! Ты издеваешься? Мы смеялись целые сутки! Как тут можно что-то придумать? Нет, у нас, конечно, были идеи: Флюгер предлагал самоубийство, а я – запой, но, к счастью, уже на следующее утро все решилось само собой. Пришел тот же паренек и сказал: «Дед Мороз прислал письмо – записывайте!» Я записал. Получилось что-то вроде того, что если Дед Мороз выиграет голосование, то все права на использование его образа перейдут Олимпийскому комитету, а он, наш любимый Дедушка Мороз, наше счастье, вера и гордость, конечно, не может принадлежать чужеземцам, и потому Дедушка Мороз отказывается от участия в гонке и берет самоотвод!
– Сюрреализм!
– Чистейший…
– А выиграл-то кто?
– Ну как это кто? Выиграли те, за кого проголосовали полтора миллиона граждан.
– Но мнения-то совпали?
– Поразительным образом!
– Об этом написано в твоем блоге?
– Не знаю, вроде нет, во всяком случае, я еще не читал.
– Если да, то понятно, за что тебя выперли.
– Да ну, брось! Кого может заинтересовать эта история?
– Но это же международный скандал!
– В чем скандал? В том, что у парня спросили, кто ему нравится? У него спросили – он ответил. Он же не сам это все сделал. Кто-то хотел выслужиться, а дальше все просто совпало. Никогда никаких концов ты не найдешь. Тоже мне, скандал! Наша страна таких скандалов по сотне на завтрак переваривает. Даже если это появится в блоге, то уже ни на что не повлияет. А вот то, что там написано про Нино – вот это действительно хреново.
– Выходит, это Флюгер?
– Нет, совершенно точно нет!
– Почему ты так уверен?
– Не стал бы Флюгер писать роман. Зачем ему это? Кому вообще в наше время может прийти в голову писать роман? Что это за чепуха? Сколько получают эти арт-задроты? Сколько можно заработать, написав роман? Кто из сценаристов, с нашими зарплатами, станет марать руки литературой? Да я за одну страницу сценария вечера, посвященного брит-мила, получу больше!
– Ну, хорошо, тогда кто же все это написал?
– Выходит, что я…
Я затыкаюсь. Беру в руки телефон. Пока мы разговаривали, неизвестный мне ублюдок выкладывает новую главу. Я продолжаю читать.
Замысел восемнадцатый. Ты
Трясешься в электричке. За окном река, лес, май. В вагон врывается запах моря. Из носа хлещет кровь. Ее не остановить. Во всяком случае, электричку остановить проще. Для разбитого носа не придуман стоп-кран.
Тебя только что избили. Двое парней. Милиционер и его друг. Глупая история – сам виноват. Верх банальности. Драка из-за девушки. Вздор. С кем не бывает? Впрочем, дракой это назвать сложно – ты почти не сопротивлялся. Били тебя, били в заброшенном парке. Один из нападавших очень любит эту девушку, а ты – ты толком и разобраться не успел, но, кажется, нет. Поэтому ты чувствуешь свою вину. Ты, конечно, хотел просто покрутить с ней. Ты и не думал разрушать их отношения. Просто занялись любовью. Один или два раза. Кто бы отказался в твоем возрасте? Ты и представить себе не мог, что она так влюблена. Ты просто наговорил ей кучу каких-то совершенно понятных и банальных нежностей. Кто бы на твоем месте поступил иначе?
Кровь не остановить. Дело – дрянь. Милиционер был рассержен. Ты это сразу понял. Словно лифт, то вверх, то вниз, по твоей грудной клетке разгуливает страх. Парня можно понять – у него отбирают самое дорогое. Ты думал, что он не вычислит тебя, но он же мент! Это его работа! И тебя подкараулили. Возле школы. Почти неделю тебе удавалось незаметно возвращаться домой, но только не сегодня, сегодня прямо на крыльце тебе предложили сесть в милицейскую копейку. Зачем? «Да не бойся ты, дурачишка, просто так, поговорить». И ты сел, и машина тронулась, и мусор не дождался свою возлюбленную, и, оказавшись на крыльце, она, конечно, отметила, что возвращается домой одна, без эскорта. Не мусор, но его друг, который сидел рядом с тобой на заднем сиденье, приставил к твоей шее шило. Это шило ты запомнишь на всю жизнь: толстая игла, деревянная ручка – отличный экземпляр для прокалывания человеческой кожи. Тебя схватили за волосы. Тебе сделали больно. Человек за рулем начал задавать вопросы. Тебе было страшно. Ты пытался объяснить, но не находил слов. Собственно, ты вообще не знал, зачем все это затеял. Ты трясся. В тебе не было смелости, потому что не было любви.
И ты получил пощечину. Сильную. Хлесткую. Звонкую. Шило еще сильнее прижималось к твоей шее. Ты чувствовал собственный пульс. От страха ты закрывал глаза. Незнакомец постоянно дергал тебя за волосы. Ты думал, что нужно собраться, разрядить ситуацию, что-то сказать, быть может, даже пошутить, объясниться и извиниться, но ничего не выходило. На тебя кричали, и ты продолжал всхлипывать. Тебя били. В машине и в парке. Словно из только что пробуренной скважины фонтаном била кровь. Болели бока. Ныли почки. Ты пытался поднести руки к носу, но тотчас пропускал еще один удар – на этот раз в челюсть. Удар был настолько сильным, что ты падал на колени. Ты понимал, что тебе нужно начать защищаться, закрываться, отвечать, бить еще яростнее, но ты боялся. Их было двое. Они были взрослее и, конечно, сильнее тебя. В тот момент ты думал только о том, что, если сделаешь человеку больно, ему захочется сделать тебе еще больнее, и так будет продолжаться вечно. Ригодон мести. Маятник Фуко. И ты опускал руки. И даже не защищался. Твои губы, подбородок, шея и рубашка были в крови и пыли. Мужчины ждали твоих действий, но ты ничего не делал, ты просто валялся на земле и закрывал глаза.
Когда ты вновь открыл их – рядом уже никого не было. На земле валялось лишь вымазанное в грязи шило.
Спустя полчаса ты трясешься в электричке. Ты думаешь, что правда – это совсем не больно. Не страшно совсем. Несколько дней ты страшился, что тебя изобьют, но на деле все оказывается быстро, легко и просто. Шок – прекрасное изобретение. Спасибо природе. Ты успокаиваешься. Всю неделю твою грудь затапливали тревога и волнение, то и дело страх подталкивал кадык к горлу, а теперь тебе совсем хорошо, ты чувствуешь, как возвращается спокойствие. Тебе весело и легко.
Когда дверь открывает пьяный отец, ты улыбаешься ему и ничего не отвечаешь. Ты давно не здороваешься с ним. Хорошо, что опять набухался, думаешь ты, во всяком случае, сейчас не придется ничего объяснять. Будь отец трезвым, возможно, у него бы даже появились вопросы, есть вероятность, что он разволновался бы, а так – так все как всегда – он облокачивается на стену и дает тебе пройти. Ты закрываешь дверь своей комнаты и прыгаешь на кровать. Кровь наконец остановилась. Худшее позади. Ты ложишься и совсем скоро засыпаешь.
Страх возвращается вечером. Вместе с грохотом проезжающей электрички он запрыгивает в твою комнату через открытое окно. Ты чувствуешь боль в груди, едва уловимую вибрацию в сосках. В этот момент ты еще не знаешь, что это чувство будет преследовать тебя долгие годы. Ты ходишь по комнате. Несколько часов. Выбираешь вещи. Стягиваешь и натягиваешь носки, несколько раз переодеваешь джинсы. Ни одна из маек тебе не нравится, ты не можешь решить, в чем завтра пойти в школу. И ты не идешь. Ты не выходишь из дома и не встречаешь первых майских туристов, не садишься на скамейку и в страхе даже не пропускаешь несколько электричек. Тебе страшно. Ты боишься, что этот дебил вновь выловит тебя. Ты боишься, что наступающий день закончится точно так же, как прошедший. Ты пытаешься убедить себя, что ничего плохого уже не произойдет, что все худшее позади, но поздно. Механизм беспокойства не остановить. Его жернова перемалывают твои внутренности. Кажется, твое сердце перерублено в фарш. Тебе больно. Проходит еще один день, и ты вновь остаешься дома. И еще. Рига существует где-то там, далеко, по правую руку от тебя. Теперь тебе кажется, что ты уже никогда не вернешься туда.