– Банкирша, тоже была в гостях. Лешка говорит, влюблена в Евгения до потери пульса.
Галка ахнула:
– Это она Марту!
Я засмеялась:
– Ага, спрятала у себя на даче и держит на хлебе и воде!
Некоторое время мы шли молча. Потом Галка вспомнила:
– Ты сказала, у них есть домработница?
– Ты же слышала. Я взяла ее номер.
– Звони! – скомандовала Галка.
Домработница Алена Андреевна на звонки не отвечала.
– Пропала! – ахнула Галка. – Обе пропали!
– Работает, – ответила я. – И нет времени отвечать на дурацкие звонки…
– Послушай, Катюха! – воскликнула Галка, осененная новой идеей. – А его жены, они… живы? Может, и они пропали?
– Галюсь, ты чего? Ты не перепутала его с Синей Бородой?
– Во всех детективах говорится, что жен убивают мужья, и наоборот. Поэтому твой Евгений и шум не хотел поднимать, выжидал… – Она выразительно смотрит на меня.
– Ладно, поговорим с домработницей сначала, а потом… сообразим, что делать, – сказала я, подумав.
– Катюха, фотоателье! – вскрикнула страшным голосом Галка, и я схватилась за сердце – детективные упражнения и разговоры об убийствах до добра не доводят.
Глава 9
Поиски иголки в стогу сена
Фотоателье называлось «Киностудия». В витрине – десятка два фотографий красавиц – одетых, полураздетых, в костюмах с блестками, с широкими улыбками и наивно распахнутыми глазами.
Мы вошли. Очень красивая девушка за прилавком, годившаяся для рекламы фотоуслуг, окинула нас профессиональным взглядом, задержалась на Галкином волчьем треухе.
– Я вас слушаю! У нас до Нового года скидки десять процентов, вам повезло, – прощебетала она. – Что будем делать?
– Спасибо, но мы по другому вопросу, – сказала я.
– По другому? – удивилась она. – А у нас только фотосессии.
– Понимаете, мы ищем девушку, она когда-то фотографировалась у вас… – заторопилась Галка. – Это очень важно, ее разыскивает семья, так получилось, что она пропала…
– Так вы не фотографироваться? – Девушка была разочарована. – У нас многие фотографируются, мы лучшее ателье в городе. Что значит – пропала?
– Она не пропала, просто ее не могут найти, знаете, как в этой передаче – поменяла фамилию, вышла замуж…
– У вас есть ее данные? Фамилия?
– Нонна Гарань.
– Когда она была у нас?
– Лет десять назад.
– Сколько?! – воскликнула девушка, всплеснув руками. – Да мы только год как открылись!
– А до вас здесь тоже было фотоателье?
– Было, но оно сгорело. Хозяин продал помещение, и мы почти год делали ремонт.
– А как его зовут, не помните?
– Фамилия Денисенко, а зовут вроде Иван. Да он живет в этом же доме, на втором этаже. Только… – Она замялась. – Все ведь сгорело, весь архив… а этот Денисенко с большим приветом и пьет. Он себя не помнит, а тут клиентку… да еще десять лет прошло. Так что смотрите сами.
Мы попрощались с девушкой и вышли.
– Что будем делать? – спросила Галка. – Пошли к алкоголику?
– Сейчас? Рабочий день… вряд ли он дома, – заколебалась я.
– Если пьет, то дома. Принял с утречка и спокойно спит. Пошли, Катюха, раз уж мы тут. Может, он хоть что-то помнит. Если она была моделью или актрисой и фотография висела в витрине…
– Заплати – и твою повесят!
– Спасибо, не надо.
– Это придется по всем подъездам… по закону подлости он окажется в последнем.
Галка подумала и сказала:
– Четыре подъезда, с какого начнем?
– С первого, – не задумываясь, ответила я.
– Значит, идем в четвертый, начнем с конца наперекор закону! По коням! – скомандовала Галка.
– А код? – спросила я.
– Эх, Катюха, это даже младенцы знают! Жми на самые блестящие кнопки. По порядку.
Она оказалась права. Дверь гостеприимно распахнулась, и мы вошли в полутемный подъезд. Галка решительно позвонила в крайнюю квартиру.
– Кто там? – раздался дребезжащий голос очень старого человека.
– Извините, пожалуйста! – прокричала Галка. – Мы ищем фотографа Денисенко!
– Ваньку Денисенко? – Дверь открылась на длину цепочки, мы увидели любопытный глаз и седые букольки.
– Его! – сказала Галка. – Как его по отчеству?
– По отчеству? – С той стороны задумались. – Ильич вроде. Второй этаж, сорок вторая квартира. А чего он опять натворил?
– А чего он натворил в прошлый раз?
– Прыгал из окна в одних трусах, прямо в снег угодил. Пьяный в дымину. А вы не «Скорая», случайно? Может, Клава вызвала? Может, он чего над собой сделал?
– Спасибо большое, мы по другому вопросу! – Я оттащила Галку от двери; она, как я подозревала, была не прочь рассказать любопытной старушке, зачем мы здесь.
Номера на квартире сорок два не было, от него остался лишь бледный след. Мы позвонили. Потом еще раз. И снова. С тем же результатом. Тишина, как будто там вымерли.
– Он на работе, – сказала я.
– Контрольная попытка! – Галка ткнула на кнопку звонка, замолотила в дверь кулаком и пнула ногой.
Изнутри раздались неторопливые шаркающие шаги, и хриплый бас произнес:
– Ради бога! Иду, иду… трезвонят как на пожар, покоя от вас нет! Ну, чего я опять учинил? Убил кого? Ограбил? – Мужчина возился с замками, бормоча: – Черт, а где же… был же… ни сна, ни отдыха измученной душе!
Дверь наконец распахнулась. На пороге, вглядываясь в нас, стоял здоровенный волосатый мужик в зеленых трусах и босой.
– Ой! – радостно смутился он. – Я думал, Клавка, соседка! Я сейчас! Проходите, дамы! Раздевайтесь!
Он убежал куда-то в глубь квартиры. Мы переглянулись.
– Проходи… дама! – Галка подтолкнула меня. – Чего уж, раз пришли.
Большая квартира пребывала в состоянии полнейшего декаданса, ей не помешал бы хороший ремонт или генеральная уборка. Старая убитая мебель, одежда на спинках стульев и на диване, заставленный какой-то дрянью широкий подоконник. Неожиданно две красивые картины на стенах, оригиналы, похоже; черно-белые фотографии – лица в основном – и фарфоровая фигурка в углу, на высокой подставке – женщина с ребенком, – старинная по виду.
Хозяин прибежал через несколько минут. Был он одет в джинсы и белый свитер, умыт, судя по красной посвежевшей физиономии и влажным волосам, и причесан.
– Прошу! – Он повел рукой в сторону дивана.
Мы уселись и некоторое время рассматривали друг дружку. Иван напоминал разбойника с большой дороги или младенца – небритый, с красным носом пьяницы и круглыми, небесной голубизны глазами. Было ему, как я прикинула, лет сорок.
– Чай, кофе? – спросил он светски.
– Простите, вы Денисенко? – сообразила я с опозданием.
– Он самый! Иван Ильич Денисенко. Можно Иван. А вы…?
– Я – Галина, это Екатерина, – сказала Галка.
– Очень приятно! – Он привстал со стула, протянул руку сначала Галке, потом мне. – Как насчет кофе? Или чаю? – повторил он.
– Не нужно, спасибо, – сказала я.
– Мне кофе, – сказала Галка.
– Я сейчас! – Он снова убежал.
– Мне он понравился, – прошептала Галка. – Приветливый, обрадовался… Не похоже, что пьянь.
Иван Ильич появился через десять минут, толкая впереди себя хрупкий столик на колесах, который казался игрушечным в его здоровенных лапах.
– Прошу!
Мы взяли чашки. Кофе был неплох. Хозяин поглядывал на нас с удовольствием.
– Вкусно! – сказала Галка.
– То немногое, что я делаю хорошо! – похвастался он.
– Вы извините, что мы без звонка… – сказала я.
– Ну что вы! Я рад, а то, понимаете, одичал в своих палестинах, никого не вижу, растерял связи с миром. Что день грядущий мне готовит… ума не приложу.
– Мы хотели спросить про фотоателье…
Он развел руками:
– Увы! Было да сплыло. Скоро два года, как отдал. Почти задаром. А… что?
– Понимаете, мы ищем женщину…
– Женщину? – удивился Иван. – Какую женщину?
– Ее зовут Нонна Гарань, ее фотография висела в витрине одного из центральных ателье. Возможно, вашего.
– Когда?
– Десять лет назад.
Иван расхохотался:
– Десять лет назад? Да меня тогда и на свете не было! Я купил это чертово ателье два с половиной года назад, свалял дурака. Денег назанимал, планы строил, губы раскатал! Полгода мучился, а потом оно сгорело синим пламенем. Вы не поверите, но я обрадовался! Не мое это – бизнес, дурные деньги, учет… Я художник. – Он приложил руки к груди и склонил голову. – А зачем вам эта женщина?
– Понимаете, ее ищут родственники, – сказала я. – И попросили нас… они не из нашего города.
– А вы кто?
– Просто знакомые.
– Наследство?
– Мы не знаем.
Иван смотрел испытующе. И вдруг сказал:
– Один мой знакомый журналист написал замечательную статью про женщину-следопыта, у меня где-то есть газетка. Женщины сейчас перехватили инициативу повсеместно и гнобят нас, мужиков, как рабов на плантациях сахарного тростника!
