Мистер Доггет отпер дверь своим ключом. Когда мы вошли в оранжерею, Холмс осмотрел замок простой конструкции. Сразу за дверью находился деревянный рабочий стол и несколько полок с различным оборудованием и бутылками химикалий. Крючки на стене и пара сапог, оставленных у стола, свидетельствовали, что тут обычно переодевались. А дальше вставали стеной непроходимые джунгли. Поблизости испускала жар огромная черная чугунная печка. Мы сразу же почувствовали тепло, исходящее от нее, и влажность воздуха.
— Эта печка топится постоянно, джентльмены, — объяснил Доггет. — Правда, она такая большая, что я закладываю в нее топливо всего два раза в день: рано утром и ближе к вечеру. За ночь мы спускаем в ней жар. Печь служит для обогрева воздуха и воды в змеевиках, находящихся в задней части.
Он повел нас по узкой тропинке сквозь заросли, и через несколько ярдов мы очутились у большого пруда, окруженного неизвестными мне тропическими растениями с густой листвой. Я слышал, но не видел маленьких зверьков, суетившихся в зарослях. Множество насекомых гудело и жужжало вокруг, некоторые достигали двух дюймов в длину. Какое-то создание уселось на меня, привлеченное испариной, и я инстинктивно сбросил его. Маленькая лягушка в яркую черно-желтую полоску резко спрыгнула с гнилого бревна, когда мы приблизились к кромке воды.
— Вот тут я и нашел мистера Андерсона, — сказал Доггет. — Он лежал под этим кустом, а ноги были в пруду. Ужасное зрелище: его облепили пиявки, красные, раздувшиеся от крови. Несколько этих тварей присосалось к обнаженной шее, образовав некое подобие языческого ожерелья. Я немедленно подтащил тело к входу и побежал за помощью. Взяв на кухне соль, я избавился от пиявок, но, увы, слишком поздно.
— А в какое это было время? — спросил Холмс.
— Около семи часов вечера, когда я пришел топить печку. Мистер Андерсон имел обыкновение приходить в террариум после ленча и пропадал там до самого вечера. Итак, я полагаю, что он пролежал здесь около пяти часов. Когда я подошел к оранжерее, дверь была заперта, но я увидел сквозь застекленные рамы, что ключ торчит в замке, и понял, что хозяин внутри. Я крикнул и постучал по стеклу, но ответа не последовало. Заподозрив несчастный случай, я разбил стекло в двери и достал ключ.
Холмс кивнул и задал следующий вопрос:
— Мистер Андерсон всегда работал один?
— Он предпочитал работать в одиночестве, сэр. Говорил, что это вошло у него в привычку во время пребывания на Амазонке. А еще он запирал дверь — чтобы быть уверенным, что ему не помешают и что домашние не войдут сюда без сопровождения.
— Вы случайно не знаете, — осведомился Шерлок Холмс, — в какой степени Королевский ботанический сад участвует в этих экспериментах?
— Мистер Андерсон тесно сотрудничал с Кью, — поспешно ответил Доггет, — но был абсолютно независим от них. Он сам финансировал все свои экспедиции и решал, какие районы исследовать. Можно сказать, что эти изыскания были его горячим увлечением или, точнее, делом его жизни. Он часто говорил мне, что считает себя счастливым человеком, потому что имеет средства, чтобы потакать своим научным интересам, поглощающим его всего целиком.
— Значит, он был богатым человеком?
— Я бы так не сказал, сэр. Дом обставлен без роскошества, и на развлечения денег тратилось очень мало. Но, с другой стороны, имеется большой штат прислуги. Кроме того, каждый год крупные суммы уходили на длительные экспедиции в Южную Америку.
Холмс кивнул и некоторое время хранил молчание. Взглянув на пруд у наших ног, я заметил, как в темной воде среди сплетения водорослей проплыла маленькая серебристая, с желтым брюшком рыбка. Внезапно она метнулась вперед и открыла рот, словно гналась за какой-то невидимой мне добычей. Я увидел страшные зубы и понял, что это знаменитая пиранья.
С беспокойством оглядевшись, я заметил создание трупного цвета, похожее на вялого земляного червя. Оно свисало с куста, полускрытое листвой. Должно быть, это одна из пиявок, отнявших у Андерсона жизнь, подумал я. Приглядевшись повнимательнее, я заметил еще два мерзких существа и вздрогнул, подумав, что тут всюду кишат опасные голодные хищники.
С помощью Доггета мы обследовали весь террариум. К счастью, вдоль всех стен тянулись дорожки, необходимые для ухода за оранжереей. Холмс особенно пристально изучил отверстия, через которые вода подводилась в теплицу и вытекала из нее, но даже мне было ясно, что они слишком узкие. Да и в любом случае на земле рядом не обнаруживалось никаких следов, которые непременно остались бы, если бы сюда проник какой-то человек.
Мы вернулись к входу, и Холмс снова тщательно обследовал пол. Вдруг он приподнял брови и, сунув руку в темный угол, достал оттуда труп маленькой лягушки, черно-желтой — как та, которую я заметил раньше.
— Что это? — спросил Холмс, показывая дохлую лягушку Доггету.
— Rana palmipes, — ответил Доггет. — Амазонская речная лягушка. Они очень распространены в бассейне Амазонки. Хорошо размножаются в этих условиях. Ими питаются змеи и более крупные животные.
— Понятно, — пробормотал Холмс. — Но почему ее труп оказался так далеко от зарослей?
Доггет растерялся.
— Я в самом деле не знаю, сэр. Возможно, она заболела и уползла сюда умирать.
— Несомненно, это все объясняет, — согласился мой друг, швыряя в заросли маленькое тельце. — Надеюсь, — продолжил он, — вы не возражаете против того, чтобы я взял несколько пиявок на исследование?
— Уверен, что не может быть никаких возражений, сэр. Миссис Андерсон уже объявила мне, что намерена снести террариум, и я думаю, все экземпляры будут уничтожены. Очень жаль: это положит конец благородному эксперименту. Минутку, я дам вам для них какой-нибудь мешок.
Доггет ненадолго нас покинул и вернулся с маленькой сумкой из кокосового волокна. Подойдя к пруду, он ловко набил сумку водорослями.
— Ну вот, сэр, так они останутся живыми по крайней мере один день, если вы будете увлажнять водоросли.
Холмс поблагодарил его за труды, и мы вместе выбрали с полдюжины пиявок.
Вернувшись в дом, чтобы попрощаться с миссис Андерсон, мы застали ее в обществе смуглого молодого человека. Он встал и с улыбкой поклонился, продемонстрировав очень белые крупные зубы. Миссис Андерсон тоже поднялась.
— Джентльмены, — сказала она, — позвольте представить вам сеньора Фернанду Гомеша, атташе бразильского посольства и друга семьи.
— Для меня честь познакомиться с вами, сеньор Гомеш, — любезно обратился к нему Холмс. — Наверно, вы разделяли интерес мистера Андерсона к ботанике?
Гомеш возразил с улыбкой:
— О нет, сэр. Я всего лишь дипломат и не обладаю талантом к наукам. Я торговый атташе. Моя главная забота — торговля между двумя нашими великими странами. Существует множество возможностей об менять твердую древесину и другое сырье на английские промышленные товары. Именно этот обмен я стараюсь поощрять, содействуя установлению кон тактов между коммерсантами, предоставляя переводчиков для переговоров и все в таком духе. Однако сегодня я здесь по поручению его превосходительства посла. Он попросил меня передать, что опечален кончиной мистера Андерсона, и выразить соболезнования его вдове.
Обменявшись еще несколькими любезностями и поблагодарив миссис Андерсон за содействие, мы отправились на станцию.
— Итак, Холмс, что вы об этом думаете? — спросил я, как только мы отошли на безопасное расстояние.
— Пока ничего, Уотсон. Конечно, это изумительная задача, но, не будучи знакомым с историей вопроса, я пока не могу действовать. Я чувствую, что мои познания о Бразилии прискорбно скудны, так что придется мне провести какое-то время за книгами.
Мы сели на поезд и за всю дорогу до Бейкер-стрит не обменялись и десятком фраз. В тот вечер Холмс был никудышным собеседником, и я покуривал в кресле, наблюдая, как он снимает с полок одну книгу за другой: парламентские отчеты, справочники, географические атласы и тому подобное. Некоторые из них он бегло просматривал, другие внимательно читал, делая подробные записи. Когда в тот вечер я удалился на покой, он все еще был погружен в свои занятия.
Проснувшись на следующий день, я увидел, что Шерлок Холмс уже ушел. Я позавтракал в одиночестве и принялся ждать новостей. Незадолго до полудня какой-то мальчик передал мне сообщение: Холмс просил встретиться с ним в больнице Святого Варфоломея.
Прибыв туда, я сразу же направился в лабораторию, где он проводил многие свои исследования. К своему ужасу, я увидел, что он сидит на низенькой табуретке, обнаженный до пояса, а к его руке присосалось несколько маленьких пиявок, которые уже покраснели от крови. Возле него стоял таз с водой, в котором плавало еще с десяток этих отвратительных тварей, включая пару крупных кровососов, взятых Холмсом из оранжереи.
