— Пока просто так, Первозванный. Нравится «папе» Мариночка. Очень нравится. Последняя любовь д'Артаньяна, как говорится. Устал, старый негодяй, от дешевой продажной любви. На чистоту, подлеца, потянуло. Хочет, чтобы Мариночка оценила его щедрое, бескорыстное сердце. Он может нашу Фрези Грант в секунду скрутить, в секунду на колени поставить, а он ей пионерские песни поет! Слышал? Кстати, «папу» питерская братва «старшим вожатым» зовет. Это его кликуха. Был он когда-то пионервожатым в Артеке. Потом инструктором в обкоме комсомола. Оттуда и начал свой крестный путь. Понимает невинную детскую душу, знает ее психологию. С него и начнем, сотрудник! Он мне отдаст сто тысяч! Больше мне не нужно. Всего сто тысяч. Я скромный.
Алик посмотрел на Андрюшу, и Андрюша не узнал его. Перед ним сидел суровый сухощавый мужчина. Четко обозначились складки вокруг рта.
— Давай, сотрудник, за нас! За наше Бюро. За КГБ! Давай, уже утро. Тебе в «Ариадну» пора. — Алик подал ему стаканчик.
Андрюша упрямо закрутил головой:
— Подожди, я еще не решил.
Алик встал, отошел, завозился со своей длинной майкой и достал из-за спины обшарпанный ТТ.
— Решать уже поздно,— сказал он.— Ты узнал страшную тайну сфинкса. Теперь у тебя выбор простой: или ты работаешь со мной, или… Извини…
Третий раз за день на Андрюшу наводили ствол, третий раз за один кошмарный день! Это уже было слишком, и Андрюша засмеялся:
— Убьешь меня, что ли?
— Ты мне сразу понравился, — загадочно улыбнулся Алик. — Выбирай.
Андрюша не понял, в каком смысле он ему понравился. Он уже не пытался понять, пьян Алик или трезв. Сейчас это уже не имело никакого значения. Алик глубоко выдохнул. Ствол качнулся от головы к груди.
— Слушай, Алик, а зачем я тебе?
— Ты мне сразу понравился,— повторил Алик.— Улыбка у тебя хорошая, чистая, а я отвык от порядочных людей, Андрюша. — Все это он произнес, не отводя от Андрюши своего пистолета. — Я один, Андрюша… Совсем один… Мне друг нужен… Первозванный… Или я умру… — закончил он неожиданно и передернул затвор.
Андрюша оглядел его тощую фигуру в длинной, несуразной майке. Подтемненные очки съехали на кончик носа. Алик глядел на него жалобно поверх очков.
Броситься ему в ноги. Выбить ствол — не составляло большого труда. Заломить тонкие руки за спину. Садануть мордой о шершавый гранит — запросто. Но только не после таких слов…
— Ни хрена себе, — сказал Андрюша. — Дружбу под стволом предлагаешь…
Алик вздохнул. Ствол качнулся от груди к голове.
— Что делать, Андрюша… Меня уже столько раз предавали… Столько раз нажигали… Извини…
Андрюша не понимал — то ли его проверяют, то ли на жалость берут? В первый раз Андрюша оказался в такой ситуации.
— Думаешь, я голубой? — вдруг сказал Алик. — Даю тебе честное слово, Андрюша. Мир вывихнул колено. Если человек предлагает дружбу, сразу думают, что он голубой или подлец, а я просто атавизм, Андрюша. Я старомодный островитянин. Все мои предки родились на Васильевском, только и всего…
Андрюша и верил, и не верил этому лохматому сумасшедшему парню, решил проверить его окончательно и сказал между прочим:
— Алик, дай мне твою пушку посмотреть.
Алик с готовностью подошел, протянул на ладони пистолет:
— На. Это ТТ.
— Вижу. — Андрюша взял пистолет за ствол.
На рукоятке вокруг выпуклой черной звезды четко читались буквы «Мейд ин Чина. 1993». Значит, пистолет был совсем новый. Только ствол обшарпался. Видать, его все время носили с собой. Андрюша вынул обойму. В лучах восходящего солнца в обойме поблескивали пять латунных горошин. Шестая была в стволе. Андрюша всадил обойму обратно. Протянул пистолет Алику:
— Справная машина.
— Нормальная, как ты говоришь. — Алик сел на гранитную скамейку, опять засучил майку до пупа, спрятал пистолет за спину.
— И что я в твоей фирме должен делать? — спросил Андрюша.
— Да ничего особенного, — улыбнулся Алик. — Все это ты умеешь…
Солнце выкатывалось за Адмиралтейством. Оранжевое, умытое, выспавшееся. В Соловьевском саду загомонили птицы.
— Убивать? — уточнил Андрюша.
Алик удивился:
— Зачем?… Разве что в крайнем случае…
— Ясно,— криво улыбнулся Андрюша.— А не в крайнем случае что?
Алик снял очки. Начал их протирать подолом майки. Без модных очков он выглядел совсем по-другому: морщинки под глазами, седой клок на челке — уставший, заработавшийся ученый. Лауреат какой-нибудь престижной премии. Алик поглядел на Андрюшу, прищурился подслеповато. От прищура поднялась верхняя губа в нехорошей улыбке.
— Утром к Сергею иди. В «Ариадну». Когда он тебе назначил?
— В девять.
— В девять и иди. Не возникай, не ругайся, — Алик надел очки.
Андрюша увидел в его очках свою распухшую физиономию, оранжевую, как солнце.
— Куда я с такой рожей пойду?
— За-ме-ча-тель-но! Так и иди. Пусть Сережа увидит, во что тебя Чен превратил. Пусть! Ты у него нагло потребуй компенсацию. Кинь ему двадцать жалких баксов, потребуй настоящие деньги. Иначе, скажи, к «папе» работать пойдешь. Да-да-да. Так и скажи. «Папа», мол, тебя уже пригласил.
— Андрюша заражался его боевым, наглым задором.
— А не опасно? Он «папе» позвонить может.
— Не позвонит! После сегодняшнего… Извини. После вчерашнего не позвонит. Ни за что! Слышал, как «папа» его материл? Не бойся, Сережа тебя на работу возьмет, ты ему нужен, это я вычислил!
Андрюша не понял, когда он стал так нужен Сергею Николаевичу, но смолчал. Слушал внимательно дальше.
— Ты с него покруче запроси, но не очень, в пределах тонны, тонны баксов, андестенд, Первозванный? Это нормально, как ты говоришь. А от меня еще получишь, от нашей фирмы.
Алик снова стал наглым, полупьяным, сумасшедшим.
— Дружба дружбой, Андрюша, а денежки, как говорится. — Алик засучил майку, вытащил стопку зеленых, отсчитал триста. — Держи для начала. Ты их в бою заработал!
— Подожди, — отстранил деньги Андрюша. — Как я их заработал? Почему?
— Да благодаря тебе Сергей «папу» расколол! — заорал Алик.
— Что значит «расколол»?
— Давай-ка допьем, чтобы лучше голова работала. — Алик забулькал «Абсолют» по стаканчикам, — давай, на ход ноги.
— Ты объясни! — сердился Андрюша. — При чем тут я?! Зачем я им?!
— Если бы знать… — Алик поднял к солнцу стаканчик. — Если бы знать, Андрюша. Если мы это узнаем, можно считать, что сто тонн у нас в кармане. Мы уже рядом, Андрюша! Совсем рядом! Уже горячо-горячо! Давай! За нас! Хлопнем, тетка, по стакану, сдвинем мозги набекрень!…
А город уже просыпался. У Соловьевского шаркал метлой заспанный дворник в камуфляже, сметал первые опавшие листья, собирал в кучки древесный камуфляж.
Андрюша встал:
— Ну пошли, что ли?
— Уйдем по очереди, — мрачно сказал Алик. — Вместе нас теперь видеть не должны. И тебе, и мне мало не будет…
Андрюша снова сел на скамейку:
— А как же…
— Что «как же»?
— А как же мы с тобой дружить будем?
Алик снял очки, прищурился и опять стал похож на усталого, заработавшегося ученого:
— А так и будем… Мне, Первозванный, важно, что ты есть, что мы вместе, это самое главное.
— А связь?
Алик протянул ему визитку и ручку:
— Черкни здесь свой телефон.
Андрюша под номером факса мелко и аккуратно вывел свой номер.
— А мой запомни. — Алик ткнул пальцем в телефон на визитке. — Номер простой. Два-один-три… А дальше две пары зеркальные, запомнил?
Андрюша посмотрел на простой номер и кивнул.
— Я к телефону не подхожу. Скажи автоответчику информацию или, в крайнем случае, место, где меня ждешь, и время. Я приду, уяснил?
Андрюша опять кивнул.
— Значит, первое. — Алик стал загибать пальцы на левой руке, начиная с мизинца. — Устройся к Сереже на работу — он возьмет. Второе, осторожно выясни, зачем тебя под Чена подставили, что они про «папу» узнали? Это уже третье, а самое главное — действуй очень осторожно. Сергей Николаевич — хитрован, просто голубой песец. Узнаешь — дай знать. Если я первый узнаю, я тебе позвоню.
Алик взял матовую бутылку «Абсолюта»:
— Ну, давай по последней. На прощание.
— Мы уж пили на ход ноги, — напомнил Андрюша, — она пустая.
— Ты знаешь, что такое абсолют, Андрюша? — Алик поднял матовую бутылку к солнцу. — Ты знаешь, что Эйнштейн свою теорию относительности назвал вначале теорией абсолюта?! Его просто не поняли в Среднем мире. Абсолют — вечен, бесконечен и нескончаем!
Алик наклонил пустую бутылку над стаканчиком:
— Смотри, Первозванный! Совершаю чудо для тебя, неверующего! Превращаю энергию в материю!
Алик покраснел, напрягся, сделал вид, что выжимает бутылку, как тряпку. Из бутылки потекла тонкая прозрачная струйка. Стаканчик наполнился наполовину. Алик наклонил пустую бутылку над вторым стаканчиком, и второй стаканчик наполнился наполовину. Андрюша глядел на Алика заплывшими глазами. Алик ему улыбнулся устало:
