Василий подошел к нему:
— Успокойся. Алик давно свободен. Как птица. Успокойся.
Андрюша замолчал, не понимая. Петрович потащил его в перевязочную.
— Идем, боец. Остынь. Все хорошо. Все довольны. Василий повернулся на каблуках и легкой походкой пошел к лифту. «Папа» трусил за ним следом. Опустился лифт, раздвинулись двери. Из лифта, чуть не сбив с ног Василия, вылетела Марина. Он поймал ее в объятья. Она вырывалась, взволнованно смотрела за его плечо:
— Что с ним?! Он жив?!
— Кто?
— Андрюша!
Василий прижал ее к себе, поправил сбившиеся на лицо волосы.
— Успокойся. С ним все в порядке.
— Слава Богу! — уткнулась ему в плечо Марина. На сцене грянул оркестр. Мимо них, стуча каблуками, пробежали голые, испуганные красотки в кокошниках. Василий открыл двери лифта.
— Поехали.
Они вошли в лифт. Двери за ними задвинулись.
— Куда? — спросила Марина.
— Мы едем к Светлане.
Василий хотел нажать верхнюю кнопку, но Марина перехватила его руку:
— Нет!
— Почему?
— Мне не за что ему мстить, — улыбнулась Марина и рассмеялась счастливо. — Ну совершенно не за что.
— Он был с тобой прошлой ночью? — понял вдруг Василий.
Марина тряхнула каштановой прядью, заправила ее за ухо и ответила с вызовом:
— Теперь я его. Только его. Навсегда его.
Василий улыбнулся:
— Какой тебе этаж?
— Четвертый.
— А мне выше… мне на самый верх…
Лифт остановился на четвертом. Марина хотела выйти, но Василий задержал ее за руку, прижал к себе, посмотрел в глаза и поцеловал в лоб.
— Алик улетел. Понимаешь? Он может потеряться. Понимаешь? Ты найди его, если любишь! Прощай.
Марина долго смотрела на него, потом вдруг поняла, оттолкнула его от себя и быстро вышла из лифта.
В «папином» кабинете царила луна. Весь кабинет был залит лунным светом. По заливу далеко, до самой Швеции, протянулась серебряная лунная дорожка. У пирса покачивались, как во сне, белоснежные яхты.
Василий сел в высокое «папино» кресло. Долго сидел, глядя в окно, на залив. Наконец он услышал гул лифта. Василий вздохнул облегченно. Он понял, чего хотел от него Магамба, он понял, как он должен ей отомстить.
Лифт остановился на последнем этаже. Застучали по коридору Светланины каблучки.
Она вошла и остановилась на пороге. Пригляделась и увидела его:
— Вася… Ты знаешь? Тебе Саша сказал?
Василий встал. Она протянула к нему руки, призывая. Звякнули браслеты на запястьях:
— Вася! Ты поправишься… Вася!
Василий достал из внутреннего кармана обшарпанный ТТ и приставил его ко лбу, к тому месту, где помазал кровью Магамба.
— Что ты делаешь! — тихо вскрикнула она.
— Я люблю тебя, Светка, навсегда…— улыбнулся он и нажал на спуск.
Эпилог
Ранним утром 9 августа Алик сидел за столом в своей мансардочке и грустно смотрел на пустую смятую солдатскую койку и блестевший под луной наручник, пристегнутый к спинке кровати. Второй браслет был пуст. Его тела в мансарде не было. Порвался тонкий серебряный шнур, связывавший его с телом, как космонавта со станцией. За окном весело стрекотал кузнечик. В душе Алика было пусто. Ни радости и ни печали. Ничто больше не связывало его с этой залитой лунным светом декорацией.
Алик вздохнул и взлетел.
Крошечным огоньком в непроглядной ночи светился главный корпус, переливалось под луной сонное, живое зеркало залива. Алик поднимался все выше и выше. Он гнал свое AT подальше от земли. Упрямо и бездумно.
Бездумный полет часто оборачивается катастрофой: AT может занести в неведомые сферы, из которых нет выхода. Астральный летчик превращается в вечного космического скитальца. Не зря седьмой пункт Взлетной инструкции предупреждает пилотов: «Всегда выходите в полет только с четким, конкретным заданием». Дальше Инструкция молчит. Это молчание страшнее всяких слов. Но инструкции пишутся для людей. Для глиняных. Алика они уже не касались.
Перед глазами Алика мелькали разноцветные спиралевидные туманности чужих, загадочных сфер, манили к себе. Но Алик их не замечал, не думал о них.
Алик перевернулся на спину и увидел над собой знакомый черный тоннель и дрожащий серебристо-белый свет в конце его. Алик вскинул руки над головой и влетел в черное жерло.
Цветных фотографий из семейного альбома на этот раз не показывали. Тоннель кончился быстро. «Не доехал до конечной станции»,— подумал Алик. Вокруг него возвышались мрачные ночные горы, поросшие лесом. Над горами мерцали огромные, в кулак, бело-голубые звезды, рядом бежал по камням ручей, впереди дрожал в ночи оранжевый огонек костра. Алик пошел на огонь.
У костра сидели двое: смуглый седой старик с белой бородой и молодой военный. Военный был одет в выгоревший камуфляж, голова его была повязана защитной косынкой. Они о чем-то тихо разговаривали. Вернее, говорил тихо один белобородый старик, а военный задумчиво поправлял в костре палочкой сухие ветки.
Старик поднял голову, посмотрел на Алика молодыми серыми сияющими глазами. Военный бросил палочку в костер и тоже поднял голову.
— Присаживайся, Александр. — Старик махнул Алику рукой.
Алик подошел и присел у костра напротив них. Они долго сидели молча, наконец старик спросил Алика:
— Опять пришел незваным?
— Я потерялся, Первозванный, — ответил Алик. — Можно я останусь здесь?
Алик видел их через дрожащую дымку, поднимающуюся от костра. Военный посмотрел на него пристально, прищурясь. Вся картина была очень реальной: и сухой треск сучьев в костре, и тихий говор ручья по камням, и далекое пиликанье ночной птицы. Старик улыбнулся хитро и сказал военному:
— Ты вот обратно просишься, а Александр сам пришел к нам, еще не успев умереть.
Военный быстро глянул на Алика и опять впился глазами в костер. Старик покачал седой головой:
— Не понимает тебя капитан. Не может понять. Вам бы местами поменяться. Но так не бывает. Каждому свое.
Алик всмотрелся в строгое лицо капитана и понял, что перед ним Андрюшин ротный. Капитан осторожно выудил из огня палочку и снова стал угрюмо мешать стреляющие сухим треском сучья, не давая огню погаснуть.
Старик объяснил Алику:
— У капитана сороковины подходят, а он все успокоиться не может, все бродит тут по горам, все ищет кого-то…
Где-то в горах сверкнуло пламя, по ущелью раскатился выстрел. Капитан вздрогнул, поглядел, тоскуя, в черные далекие горы. Старик встал и протянул ему руку:
— Пошли, капитан. Пора. Тебя ждут.
Капитан глянул на Алика и встал. Алику показалась в его взгляде презрительная усмешка.
— До свидания, Александр,— попрощался с Аликом старик. — Не беспокойся: когда положено — позовем.
Старик взял капитана за руку и повел от костра в темноту. Фигуры их должны были вот-вот исчезнуть во тьме, но капитан на ходу оглянулся, в последний раз посмотрел на Алика. Гнев и боль, тоска и презрение — все было в этом прощальном взгляде.
Громко треснула ветка в костре. И огонь погас. Жаром пылали угольки, подернутые седым дрожащим пеплом.
Алик не знал, сколько он просидел у догоревшего, но горячего еще костра, пять минут или целую вечность. И вдруг он увидел ее. Она шла к погасшему костру босиком по высокой траве. Подол синего платья в белый горошек намок, облепил бедра. Она подошла к костру и заправила за ухо каштановую прядь:
— Вот ты где…
— Как ты меня нашла? — удивился Алик.
— Ты же сам научил меня летать, — улыбнулась Марина. — Идем домой, Саша.
— Здесь мой дом, — отвернулся от нее Алик.
— Ты любишь меня? — спросила она.
— Навсегда, — улыбнулся он.
— Значит, твой дом там, где я. — Она протянула ему руку: — Идем домой. Дай руку.
Алик с трудом открыл глаза и увидел в синем свете тусклой лампочки склоненные к нему лица Марины и Андрюши. Лицо Андрюши было заклеено пластырем, правая рука на черной перевязи. Андрюша протянул Алику левую руку:
— Дай руку, чума. Катер ждет.
Алик дал ему руку и стал медленно подниматься с холодного топчана. Марина удивленно смотрела на Андрюшу:
— Почему ты его так назвал?
— Как? — не понял Андрюша.
— Почему ты его назвал «чума»?
Андрюша пожал плечами:
— Черт его знает…
