Вспомнив о Траппе, Йонсон вдруг почувствовал, что покраснел. Ведь он заверил Нефедова, что никому больше не поведает о своих подозрениях, связанных с убийством Нордена. А ведь он сам пошел в понедельник к Траппу, вытащил его на ужин тет-а-тет, без Аделин, и все ему рассказал подробно, не упомянув лишь о разговоре с Нефедовым. Русский и американец недолюбливали друг друга. Теперь Гарри испытывал легкое угрызение совести, но успокаивал себя тем, что одно другому не помешает. В конце концов его страна вынуждена балансировать между двумя сверхдержавами. Он, Йонсон, тоже может балансировать между Нефедовым и Траппом. Каждый из них будет помогать ему самостоятельно, не подозревая о деятельности другого, а он, Йонсон, станет чем-то вроде центра, куда будет стекаться информация.
В тот вечер они пошли в «Четыре сезона», в фешенебельный ресторан между Лексингтон- и Парк-авеню. Тони время от времени любил нарушить диету и предаться гастрономической страсти. Ел он с неизменным аппетитом, охотно меняя напитки к блюдам. Он явно воспользовался отсутствием Аделин и получал удовольствие: будь она здесь, она сдерживала бы его.
Когда он слушал рассказ Йонсона, глаза его загорелись.
— Ты сам не знаешь, — сказал он, — насколько ты прав. Думаю, что интуиция тебя не обманывает. Хотя я и американец, но должен признать, что наши ребята зашли слишком далеко. До работы в Центре я и не подозревал, как глубоко наши фирмы проникли в чужие страны. Будь я на твоем месте, я бы не спал ночами, думая, как бы избавиться от такого нашествия.
Он вытер салфеткой губы.
— Конечно, — продолжал он, глядя на Йонсона добрыми голубыми глазами, — в Иксляндии нет ничего такого, ради чего стоило бы убивать ее премьера. Я имею в виду — с точки зрения наших корпораций. Будь у вас нефть, газ, алмазы, уран, даже медь, я бы не сомневался ни минуты. Тут надо докопаться до истинной причины. Как-то раз меня заинтересовало, почему группа наших компаний усиленно скупает земли в одной маленькой, совсем небогатой, скажем, прямо-таки худосочной стране. Потом выяснилось, что ее правительство тайком, за крупную взятку разрешило им через два года открыть там казино. Появилась возможность хорошо заработать на строительстве гостиниц, вилл, прочей недвижимости. Но мне кажется, что случай с Иксляндией другой, тут надо копать глубже.
Он высоко поднял бокал, предложив выпить за здоровье вдовы премьера.
— Она молодец, — добавил он, осушив больше половины своего сосуда. — Я видел ее вместе с Норденом на приеме у генсека. Хорошо сохранилась, продолжает писать. Вот что значит настоящая аристократка. И новый ваш премьер — тоже неглупая женщина. Иногда завидую: в маленькой стране легче сделать карьеру, чем в большой.
— Впрочем, — продолжал Трапп, возвращаясь к прежней теме, — я бы не исключил и варианта с казино, причем вот в каком смысле. К таким делам обычно причастна мафия. Игорные дома и подобные заведения всегда связаны с организованной преступностью. Но разбогатевшие мафиози внедряются и в обычный бизнес. В том случае они тоже скупали недвижимость, не отставая от наших компаний, а иногда и через них.
Трапп придвинулся к Йонсону и заговорил совсем тихо:
— Представь себе, что мафия или какой-то конгломерат, занимающийся наркотиками, решили сделать Иксляндию перевалочной базой. Или хотя бы удобным местом для своих легальных предприятий. Они тайком скупают акции ваших концернов, получают влияние в местном деловом мире, подкупают чиновников, внедряют своих людей в политические партии. Все это не так уж невероятно, как может показаться. В Латинской Америке редкое правительство и редкий бизнес не связаны как-либо с наркотиками.
Йонсон с сомнением посмотрел на друга.
— Иксляндия — не Панама или Колумбия. У нас совсем другие нравы, — возразил он.
— Мир наш бренный меняется, и довольно быстро, — изрек Трапп. Он по-прежнему говорил тихо, стараясь, чтобы его не было слышно за соседними столиками. — Если бы я был на твоем месте, то всерьез покопался бы в тех корпорациях, которые упомянуты в твоих папках. Если Норден в них что-то усмотрел, то там и надо искать. И дело тут вовсе не в фантазиях. Ведь я говорю об очень простых вещах: если окажется, что в ваши концерны внедрились преступные организации, то это и есть ответ на вопрос. Норден не мог об этом не слышать. Какая-то мелочь в твоих папках дополнила ему картину. Вернувшись домой, он стал выяснять детали, мафия прослышала и убрала его. Вот моя гипотеза, и я не вижу в ней ничего не реального.
У Йонсона похолодело между лопатками. Если это была мафия, то действовала она через ближайшее окружение премьера. И наверняка ее агенты по-прежнему находятся у рычагов высшей власти.
— Распутать связи мафии с нашим деловым миром крайне сложно, — заметил он. — Они наверняка действуют через подставные фирмы.
Трапп засмеялся своим тихим тенорком.
— Так ведь и солидные корпорации, которыми занимается ваш Нефедов, действуют точно так же, — сказал он. — Сейчас легче, наверное, докопаться до мафии, чем до какой-нибудь ТНК или солидного банка.
Лицо его посерьезнело.
— Я бы не исключал и наши корпорации. Но если они замешаны в этом деле, поймать их будет крайне трудно, практически невозможно. Начнем с того, что они сами никогда не станут нанимать убийц. Через несколько месяцев — даст бог, и много раньше — ваша полиция найдет стрелявшего. Им, скорее всего, окажется какой-нибудь одиночка, и нити, которые тянутся от него, начнут рваться при первой же попытке распутать их. А те нити, что останутся, приведут к мафии, к террористам, левым или правым, это не имеет большого значения. А корпорации, даже если они замешаны, окажутся в стороне.
— Что же делать?
— Искать след надо, но не предаваться иллюзиям. Многого ты не найдешь. Да и с мафией связываться небезопасно.
Йонсон задумался. Через минуту он сказал:
— Допустим, я пойду к Нефедову и попрошу его ткнуть пальцем в свой компьютер, поискать там связи с мафией. Ведь он сочтет меня за сумасшедшего.
Трапп поглядел на друга. На лбу его от плотной еды и вина блестели капельки пота.
— Нефедов — мастер по раскручиванию самых запутанных дел, — сказал он ласково. — Шеф очень его ценит. Можешь к нему обратиться, хотя лично я не думаю, что он займется столь щекотливым делом. Даже если он согласится, то очень скоро наткнется на кучу неизвестных величин. Здесь понадобятся личные связи. А какие у Нефедова связи, это одному господу и еще кое-кому известно. К тому же…
Он запнулся на полуслове, задумчиво глядя на Йонсона. Глаза его как бы говорили: «Откуда ты знаешь, с кем связан этот русский? Лучше держаться от него в стороне».
— Давай сделаем так, — сказал Трапп твердо, принимая решение. — Я постараюсь кое-что выяснить, не называя ни тебя, ни Нордена. И дам тебе знать. Но тебе придется покрутиться. Когда я занимался этими казино, пришлось немало поездить, прежде чем удалось докопаться до истины.
Стоя перед своим окном и глядя вниз на рассосавшиеся уже белые и красные узлы у туннеля, на по-прежнему мерцавшие в небоскребах электрические огни, Йонсон с благодарностью думал о том, что Тони Трапп не только сразу откликнулся на его сомнения, с готовностью поддержал его, высказал гипотезу, но и взялся что-то разузнавать, организовывать, помогать. Он верил в Тони и в его энергию.
А что же Нефедов? В русском была какая-то сила, которая привлекала Йонсона. Нефедов был для него чем-то вроде учителя, от него можно ждать и наказания, и поддержки. Но надежда на помощь была почему-то сильнее страха получить выговор. Йонсон сердился на Нефедова, но понимал, что и Тони тоже ничего реального еще не сделал. «Счет в матче не открыт: ноль-ноль, — сказал он себе, — а кто первый забросит шайбу, покажет будущее. Поживем — увидим».
…В тот вечер Норден еще спросил Йонсона «Ты счастлив?» — и сам смутился своего вопроса. Он прекрасно знал все подробности жизни Йонсона и его личную драму.
— Прости, — поспешил он добавить, — я, должно быть, сам себе должен ответить на такой же вопрос. Когда получаешь власть, привычные представления отступают на задний план. В последние годы у меня почти нет времени поговорить не только со старыми друзьями, но и с собственной женой. Ты ее помнишь, она любила нам читать вслух свои первые сочинения. Я был тогда горд ее творчеством. А теперь? Не знаю… Иногда хладнокровный и прагматичный политик во мне берет верх, и мне претит ее назидательная манера. Если бы она не была моей женой, я бы сказал, что ее главное свойство — дилетантская самоуверенность.
Йонсон тогда молча слушал Берта. Теперь, вспоминая их последнюю встречу, думал, что власть либо создает, либо увеличивает уже существующее одиночество. Шарлотта ложилась спать, а он шел к себе работать. Быть может, он и теперь был бы жив, если бы не работал по ночам, а ложился с ней в одну постель? Этого не может знать никто.
