является предметом для дискуссий.
Фролов ещё раз внимательно нас оглядел, потом быстро бросил.
— Свешников. Пойдёшь с третьим отрядом, а вместо тебя Новикова, — и объяснил. — Многовато сержантов, надо кого-то и на потом оставить.
На лице Лёхи ничего не отразилось. Зато мамлей Терёхин просиял, а Мишаню просто перекосило. К счастью для всех нас его лица офицеры не видели, так как он стоял в полутьме, привычной для звездолётов тех лет. Фролов же перевёл взгляд на Гриценко.
— Товарищ старший лейтенант, вы уверены, что при спуске следует корректировать курс?
— Так точно! — отозвал тот. — Мы произвели несколько ложных сбросов и определили, что зенитные орудия отрабатывают цели на определённой высоте. Чем ближе к земле, тем больше разрешённая для посадки площадь.
Майор Фролов, задумчиво кивнул, но ничего не стал говорить. Может быть, зря, конечно. Поэтому мы погрузились в спусковые аппараты, иначе капсулы, и звездолёт выстрелил нами в сторону планеты.
В каждой капсуле разместилось по десять человек, если не считать пилотов. Два учёных, два офицера, и шестнадцать солдат. Командиром, как я уже сказал, был старлей Гриценко, а заместителем младший лейтенант Терёхин. Впрочем, это всё неважно, потому что когда спусковые аппараты упали, командиры и пилоты не выжили.
Капсулы корабль-то выбросил, а остальное не его забота, и даже то, что мы не летели вниз, а падали, экипаж не волновало. Разумеется, нас дико трясло, потому что аппарат экспериментальный и не будь сейчас войны, никто бы нас сюда не засунул, а десять раз протестировал бы эти летающие гробы, прежде чем сажать в них людей. Впрочем, я на тряску не обращал никакого внимания. Привык уже, чай не первый раз, сбрасывают на планету. Это молодёжь как-то дёргалась, и мимо меня пробежал Саша Костин с выпученными глазами. Я гаркнул на него, приказав сесть на ближайшее место и тот испуганно подчинился.
— Что-то пошло не так, — вдруг сказал Мишаня и начал озираться по сторонам.
— Обычная высадка, — буркнул я, но Филиппов меня уже не слушал.
Он отстегнул ремень и лёг в проход, прикрыв руками голову. Кто-то из молодых хихикнул, но смех стих после моего окрика. Я и сам почувствовал, что происходит что-то не то, и отстегнул ремень. Из пилотской кабины раздался крик Терёхина, послышался мат пилотов и в это время, как будто огромный кузнечный молот ударил в бок капсулы, полыхнул огонь и наступила тьма.
Два наших спусковых аппарата просто рухнули на планету, иначе это не назвать. Всё-таки инопланетная техника, не к ночи будет помянута. Нет без вопросов, работает всё хорошо, правильно и как надо, но вот люди не всегда понимают, что надо делать и поэтому случаются разные неприятности. Как у нас, когда, столкнувшись с ракетой, пилоты не смогли выровнять аппарат, а досталось нам меньше, чем первом и мы не сели, а упали на планету.
В первом спусковом аппарате гибели удалось избежать четырём бойцам: мне, сержанту Валерию Алексеевичу Кирьянову, Мишане, он же ефрейтор Михаил Сергеевич Филиппов и рядовым Александру Костину и Янису Балодису. Кто выжил во втором, нам тогда было неизвестно, да и вообще мы не были уверены, что их аппарат упал рядом с нашим.
Я пришёл в себя в полной тьме, наполненной чьими-то вздохами, сдержанной руганью и прочим, что сопровождает неудачное приземление. Меня лупил по щекам Мишаня, матерясь сквозь зубы и просто требуя прийти в себя.
— Ефрейтор Филиппов, убрал руки, мать твою, — прошипел я.
— Маму не трогай, — ответил. — Слава богу, хоть ты жив остался, не мне командовать, этими двумя обалдуями.
— В смысле хоть? — не понял я, держась за голову, всё ещё не до конца придя в себя. — Что с остальными?
— Трупы, — буркнул Филиппов. — Я уже всех проверил. Все мертвы. Кроме меня, тебя, Костина и Балодиса.
До армии Миша проучился год в Рязанском меде. Нет, из медицинских вузов в армию не призывали, но его исключили по итогам летней сессии. И я очень надеялся, что хоть живых от покойников, его за это время отличать научили.
Я лишь выругался. Ребята хорошие, но у них идёт первый год службы. Подготовка какая-никакая есть, стрелять умеют, автомат, наш славный АК-97, собирать — разбирать могут? Ну и хорошо. Значит, годны для службы в нашем славном космодесанте. Остальному их или сержанты выучат, или сами в бою как-нибудь. Скажем прямо, наш род войск тогда был совсем-совсем новый, и никто не представлял, как нас надо правильно использовать. Под конец войны, правда, научились. И то потому что деваться было некуда. А пока случалось и такое.
Высказав Мишане, всё, что я думаю про его способ сообщения плохих новостей, я начал командовать. Приказал я самое логичное в этой ситуации, вскрывать дверь и лезть наружу. Экзоскафандры, которые мы прихватили, на всякий случай, тоже сгорели, либо полностью, либо частично. И что было хуже всего — связь вырубилась намертво, без возможности восстановления. Это мне Мишаня сказал, он в радиотехнике разбирался хорошо. И чего его в медицинский понесло?
— Воздух почти земной, радиации нет, особо злобных микроорганизмов тоже не нашли, — успокоил я личный состав, перед тем, как мы стали открывать выход наружу. — За нами никто не прилетит, спасательная экспедиция планами не предусмотрена, так что сидеть мы тут можем до посинения. Но лучше попытаться выполнить поставленную боевую задачу хотя бы частично.
Насчёт микроорганизмов я нагло врал. Ясно же, что учёные из разведывательной экспедиции, смотрели на глазок, да и пробы были взяты совсем на донышке. Некогда тогда было проводить более вдумчивые исследования. Надо скорее плацдарм захватывать, дополнительный портал из рукава Ориона в другие рукава Млечного Пути. Однако было бы
