“Быть может она по прежнему будет страдать, но иначе, это будет более благородная скорбь, которая станет выше самолюбия и может пройти, не оставив дурных следов. Она уже знает, что мы возлагаем на нее все надежды, что вы не были и никогда не будете для меня чем либо более друга… обожаемаго друга. Я сказал ей это и она поверила: она слишком хорошо видит, что я не желаю более ее обманывать.
“Бланка, моя дорогая Бланка, мне казалось, что мы можем любить друг друга всю жизнь так, как любили позавчера, любить всю жизнь, до самой смерти не принадлежа друг другу, но вместе с тем и не прерывая ни на минуту общения наших душ, соединенные вопреки всему, что нас разъединяет. Теперь, эта мечта, в которой воплощалось все счастье, на которое мы могли разсчитывать в будущем, теперь эта мечта более невозможна. И мне страшно.
“Я не смею, я не желаю думать, что нам придется быть может отказаться от счастия видеть друг друга. Она требует этой жертвы, но я не могу на нее решиться, это выше сил моих. Я не могу более жить без вас; вы стали частью меня самого.
“Завтра утром я так-же напишу ей, потому что в эту минуту я не в силах. Все зависит от этого письма. Боже мой! где найти нужныя слова! Как излечить эту раненую душу, когда истина может только растравить эту рану, потому что я не могу более любить ее, потому что я весь принадлежу вам?! Опять начать лгать? нет, нет, больше не буду, она мне не поверит. Что-же тогда сказать?
“Прощай. Будем бороться вместе, опорой нам будет наша любовь. “Мишель”.
Мишель — Сусанне.
“Не знаю, Сусанна, что ты в эту минуту о мне думаешь. Но и после вчерашней сцены, как прежде, я как всегда, я продолжаю смотреть на тебя, как на моего лучшаго друга. И теперь, в этом письме я обращаюсь в другу.
“Что ты оскорблена до глубины души, это меня не удивляет. Но мне кажется, что если я сделаю полное, чистосердечное признание, если ты все поймешь, твоя рана закроется, эта исповедь ляжет на нее как целебный бальзам, скорбь будет не столь жестока, досада менее жива. Ты слишком хорошо знаешь меня, чтобы не понимать, чего будет это мне стоить. Если до сих пор я не сказал тебе всего, как сто раз собирался сделать, и сожалею теперь, что не сделал, теперь, когда я вижу воочию твои страдания, если, повторяю, я таился до сих от тебя, то причиною этого не малодушие, не эгоизм, не желание спокойно пользоваться взаимностью другого существа, нет, только ради тебя, молчал я, ради тебя одной. Да, мой милый друг, я желал охранить тебя от страданий. Я думал, что единственная вещь, которая меня может извинить немного, это что я храню тайну. Да, лицемерие представлялось мне какою-то добродетелью и мне гораздо более требовалось усилий, чтобы утаить свои чувства от тебя, чем сколько нужно было для того, чтобы все тебе высказат; не думаешь-ли ты, что так как я обманывал тебя до сих пор, я попытаюсь обманывать тебя и впредь? Время лжи миновало. И поверишь-ли? Несмотря на тоску, терзающую меня, несмотря на угрызения совести, я чувствую, что тяжелое бремя с меня скатилось. И так маски сняты! На той ступени, где мы теперь стоим, нас еще может спасти только одно — это правда. Полная откровенность с обеих сторон, вот что теперь требуется.
“На мне лежит тяжелый долг сказать тебе, что Бланка не состоит со мною в любовной связи и что этого не будет ни в каком случае. Как-бы ты не презирала нас, но я думаю, ты поверишь, что у нас достанет силы защититься от самих себя. Но я ее пламенно люблю, необходимо, чтобы я сказал тебе это, и она меня пламенно любит. Между нами существует та связь, которая может возникнуть только между двумя существами, которых разделяют человеческие и божеские законы, союз сердец, тем более тесный, чем более препятствий, стремящихся его разрушить. Другой связи не существует. Единственное, в чем мы себя можем упрекнуть, это несколько поцелуев. Мы хорошо знаем, что должны высоко держать нашу любовь, но мы не святые, ни я, ни она.
“Я не хочу говорить тебе, как я ее полюбил. Это будет безполезно. Скажу одно: когда я заметил свою болезнь, было слишком поздно, чтобы лечить ее. Но никогда чувства, которыя я питал в ней, не уменьшали привязанности, которую я в тебе питал. Увы! я боюсь, что так говоря, я опять нанесу тебе рану! Привязанность: почему не любовь? Не знаю, милый друг. Не знаю, как это случилось, но любовь, та любовь, которую я питал к тебе, как ты знаешь, мало по малу перешла в привязанность прочную и спокойную, которая казалась мне имеющей не меньшую цену. Мне, по здравому размышлению, казалось, что это нормальный результат брака, и что счастливая любовь не может сохранить того характера экзальтации, который ей придают препятствия. Большинство мужчин и женщин примиряется с этой естественной метаморфозой. Я тоже думал, что примирюсь с ней, и ошибся. Несчастие в том, что я слишком поздно заметил свою ошибку. Но o чем еще говорить? Несчастие на лицо, не будем долго останавливаться над ним, разыскивая его причину. То, что прежде всего нужно, это найти против него лекарство.
“Если бы ты знала, через какия муки мы прошли, если бы ты знала, какими страданиями оплодотворена наша любовь, во истину, я думаю, ты простила бы нас. Нет, тебе нечему завидовать! Эти радости не из тех, которыя могут порождать зависть!..
“Ты знаешь, что я не из тех людей, которые живут для того, чтобы срывать цветы удовольствия. Ты знаешь, что чувство долга сопровождало меня в течение всей моей жизни. Когда я открыл в себе это чувство, которое незаметно для меня самого выростало в моей груди, когда я понял, что не в моей власти искоренить его, что все мои усилия побороть его безплодны, я понял всю глубину моей вины, я познал отчаяние человека, пораженнаго неизлечимым недугом, однако, я скрывал его глубоко в своей груди, я решил ее таить как рану даже от самого себя. Мне кажется, что минутами я доходил почти до сумасшествия, раздираемый противуположными чувствами, я все же питал невозможныя надежды, которыя терзали меня и повергали в мучительную агонию. Чтобы моя исповедь была полной, чтобы ты не могла меня подозревать в недостаточной искренности, я должен тебе открыть безумную идею, помешать которой родиться во мне я был не в силах. Да, в часы, когда мною овладевала экзальтация, я мечтал бежать с ней, если она меня любит, и я находил преступное и сладкое удовольствие представлять себе подробности этого романическаго побега. Я должен так же тебе признаться, что я думал о разводе, и должен был напрягать все силы своего разума, чтобы понять все ужасное значение такого шага. Целые месяцы, дни и ночи напролет среди занятий, труда, говорил ли я, писал ли, играл ли с детьми, сидел ли около тебя, я не мог отделаться от этой мысли. Она была со мною всюду. Я не принадлежал более себе. Я поддался тиранической власти странной и победоносной силы, которая мною овладела. Порою я терял всякую власть над собою. Помнишь, в прошлом году зашла речь о замужестве Бланки. Тогда я пережил мучительнейшия минуты: я представлял себе всю церемонию, видел ее в подвенечном наряде, видел ея руку в чужой руке. Ах, если я был виновен, то был и несчастен!
“В минуту душевнаго порыва я выдал мою тайну. Но я думаю, что Бланка не любила меня тогда. Как могло ей даже придти на мысль полюбить меня? Но она угадала, как глубоко я был несчастен, она почувствовала во мне жалость: это была та жалость, которая всегда губит женщин. Вместо того, чтобы оттолкнуть меня, она в своей невинности думала излечить ту рану, которую нанесла мне против воли. Но страсти заразительны; она в свою очередь стала жертвой, она вступила в огненный круг, в котором я терзался…
“Я презираю свою слабость и изумляюсь ея благородству. Она пожертвовала мне своим будущим совершенно спокойно, тем будущим, которое для женщины является исполнением ея заветных желаний, целью жизни; и конечно она понимала лучше меня, какою должна быть та единственная возможная связь, которая установится между нами. Раза два я имел низость намевать ей о моих самых безразсудных планах: она меня заставляла молчать. Мы оба чувствовали, что они не осуществимы, и сам я говорил не веря в тайне им, лишь для того, чтобы хотя на мгновение убаюкать себя тщетными надеждами. Ни она, ни я, и она еще менее чем я, никогда не думали мы купить свое счастье ценою несчастья наших близких. Мы никогда не забывали, что между нами и нашей мечтой стоят дети и ты. О, я только тогда понял как крепки привязанности, которыя нас соединяют, я понял это в те самые часы, когда меня томила мысль о необходимости порвать их. И она это знала тоже, уверяю тебя. Она готова была удовлетвориться надолго (порою мы говорили — навсегда) тем скромным местом, которое предстояло ей занимать в моей жизни.
“Теперь все изменилось. Равновесие, которое мы думали сохранить, нарушено. Что же делать?
“Раз приходится выбрать между привязанностью, соединяющею нас, и любовью, которая нас разделяет, чему отдать предпочтение, Сусанна? Это от тебя зависить, так как на твоей стороне право, ты можешь требовать по желанию.
