— Не пришла утром? — переспросил доктор Додд. — Господи, что же нам делать?
— Думаю, мы должны выдать ей жалованье за две недели вместе с добрыми пожеланиями и отправить ее к Рейфу. Еще секунду, мистер Квин…
— Но, Кеннет, — беспомощно произнес Додд, — нам же придется снова пройти через этот кошмар в поисках новой девушки…
— А как насчет мисс Эндерсон? — осведомился доктор Уиншип.
Доктор Додд медленно повернулся.
— Не знаю, смогу ли я… — неуверенно начала Рима, но Эллери, наклонившись за сигаретой, ущипнул ее за лодыжку, и она умолкла.
— В этой работе нет ничего такого, что могло бы показаться сложным для такой умной девушки, как мисс Эндерсон, — нарочито бесстрастно заметил доктор Уиншип. — Если даже эта пустоголовая Пинкл кое-как справлялась… Вы не согласны, мистер Квин?
— Ну, это весьма кстати. Но я не знаю, — притворно усомнился Эллери. — Рима не умеет печатать.
— И это все? — воскликнул молодой Уиншип. — Посмотрели бы вы, как печатает Пинкл! Если Рима за один урок не научится печатать лучше, я… я поцелую Пинкл в пятку! Держу пари, что мисс Эндерсон, по крайней мере, грамотно пишет. А что касается помощи с пациентами — я имею в виду, подготовить их к осмотру, включить стерилизатор и тому подобное, — это не требует особых навыков, она быстро обучится. Мы потеряли нашу медсестру во время чертовой эпидемии дифтерии в Лоу-Виллидж, а каждая опытная сиделка в городе работает либо на дому, либо в больнице. Нам пришлось кое-как перебиваться… Что скажете, док? Мисс Эндерсон помогла бы нам справиться с трудностями.
Доктор Додд вытер лоб носовым платком.
— Я… Вы бы хотели взяться за эту работу, Рима? — Его голос звучал неуверенно.
— Не знаю, доктор Додд. Я никогда не сидела взаперти в…
— Рано или поздно вам придется с этим смириться, Рима, — сердито прервал Эллери. Ему хотелось отшлепать ее. — Вы не можете прожить всю жизнь, как бабочка! А предложение доктора Уиншипа — большая удача.
— Может быть, вы беспокоитесь из-за жалованья? — с тревогой спросил молодой врач. — Пинкл получала тридцать долларов в неделю, но думаю, док, для Римы… для мисс Эндерсон мы могли бы увеличить плату до тридцати пяти.
— Да-да, Кеннет. Меня волнует только то, — поморщился доктор Додд, — что я обещал Генри Пинклу дать Глории шанс. Она никак не могла найти работу, а Пинклы очень нуждаются…
— Я же сказал, что эта полоумная собирается замуж!
— Ну… давайте поговорим с Глорией, Кеннет, и выясним точно, выходит ли она замуж. — Доктор Додд облегченно вздохнул, как будто решил сложную проблему. — Если да, то я рад, Рима, что вы будете работать с нами.
Доктор Уиншип выглядел разочарованным.
— Это справедливо, — весело улыбнулся Эллери. — Можете через меня сообщить Риме о вашем решении, доктор Уиншип. Думаю, мы в состоянии подождать день-два, правда, Рима?
— Да, — кивнула девушка.
Рука доктора Додда затряслась так сильно, что выронила платок.
— Сегодня у меня все из рук валится! А пока что, дитя мое, если вам нужны деньги…
— Благодарю вас, доктор Додд, — мягко ответила Рима. — Вы уже сделали для меня более чем достаточно.
— Тогда, мистер Квин, если я вам еще понадоблюсь…
— Я без колебаний вам позвоню, доктор. Рад был с вами познакомиться, доктор Уиншип… О, еще один вопрос! — «Конечно, это безумие, — подумал Эллери, — но терять все равно нечего». — Кто-нибудь из вас, джентльмены, посылал мне недавно письмо?
Рима резко взглянула на него и на обоих врачей. Но они выглядели озадаченными, а у Эллери не было причин настаивать. Он пожал доктору Додду руку (она была неприятно влажной), и доктор Уиншип вышел проводить визитеров.
Приемная была переполнена. Пышнотелая молодая особа в туфельках на шпильках и прозрачной кофточке с недовольным видом подкрашивала губы, сидя за столом.
— Теперь поняли, что я имел в виду? — прошипел доктор Уиншип, сердито хмурясь всю дорогу до входной двери.
* * *
— Что с вами произошло, Рима, вы забыли об обещании, которое дали мне в «Чайной мисс Салли»? — набросился на девушку Эллери, когда они вышли на улицу. — Неужели было непонятно, что я специально добился этого предложения для вас? А вы все испортили!
— Доктор Додд не хотел меня принимать.
— Так вы к тому же чувствительны!
— Он в самом деле не хотел, Эллери.
— Вы не правы. Доктор Додд — хронический благотворитель. Просто он, по-видимому, не может забыть обещания, данного папаше этой розы Райтсвилла. Но ведь он и перед вами чувствует себя виноватым, Рима. Мы работаем наугад, пытаясь ощупью найти дорогу к истине. Нам приходится пользоваться каждым проблеском света, и мы не можем себе позволить быть щепетильными. Если бы вы вели себя чуть поумнее и помогли мне… — Эллери кипел от злости.
— Простите. — Рима уставилась на лужайку, где старик, стоя на коленях, возился с рассадой. — Но это выглядело бы так, будто я пользуюсь преимуществом. Доктор Додд был так добр к папе. И доктор Уиншип…
— Ага, доктор Уиншип! Тон сразу изменился. Думаю, вы сами этого не замечаете. Так что с доктором Уиншипом?
— Он вам не нравится?
— Я его обожаю! Но тем не менее он всего лишь один из элементов головоломки. Ну, отвечайте, в чем там дело с доктором Уиншипом?
— Он был так добр. А я ничего не знаю о секретарской работе…
Рима выглядела такой маленькой и жалкой, что Эллери смягчился.
— Ладно. Поговорим об этом в другой раз. Тот старик… Это, часом, не…
— Это Гарри Тойфел.
Тойфел был высоким худым стариком с впалыми щеками, землистого цвета кожей и редкими волосами. Его узловатые руки проворно рылись в земле. На нем был некогда черный пиджак, весь в заплатах, и грязные на коленях брюки, ярко-голубая рубашка с невероятно высоким воротником и узкий галстук. «Если надеть на него цилиндр с лентой, — подумал Эллери, — то получится вылитый Сизый Нос — чудаковатый философ».
— Давайте побеседуем с ним, Рима.
— Нет!
— Вы его боитесь? — мягко спросил Эллери.
— Да!
— Идите за мной.
Рима неохотно подчинилась.
— Тойфел!
Садовник резко поднял голову и огляделся вокруг. «Пытается делать вид, что до сих пор не замечал нас», — подумал Эллери.
— Да, мистер?
— Я Эллери Квин, детектив, — представился Эллери. — Расследую смерть Тома Эндерсона. Вы были его приятелем, Тойфел. Что вы об этом знаете?
— Что знаю? — Тойфел с трудом поднялся. — Ну, мистер, я знаю, что человек смертен и смерть печальна — вот и все. А вы знаете больше? — Его маленькие голубые глазки уставились на девушку. — Это, часом, не Рима Эндерсон?
Эллери стиснул ее руку.
— Здравствуйте, мистер Тойфел, — быстро сказала Рима.
— Не узнал тебя в таком наряде. В нем ты выглядишь как взрослая женщина. — Старик продолжал смотреть на нее.
Руки Римы напряглись.
— Когда вы в последний раз видели Эндерсона? — спросил Эллери.
— Вечером перед его исчезновением. Мы сидели у Гаса Олсена — Том, Ник Жакар и я. — Кадык Тойфела подпрыгнул. — На 16-м шоссе.
— И ушли все вместе, не так ли?
— Нет, мистер. Том ушел первым.
— В котором часу?
— Около половины одиннадцатого. Вскоре ушел Ник, а потом и я.
— Эндерсон был трезв?
— Он пил только пиво. — Старик сплюнул на траву.
— Вы или Жакар не спрашивали Эндерсона, куда он идет?
Тойфел посмотрел на Эллери.
— «Хочешь сберечь собственную свободу — оберегай врага от угнетения». Это Пейн. И я с ним согласен. Аминь, братец.
— Я думал, Том был вашим другом.
— Был. Поэтому я спрашиваю: может человек относиться к другу хуже, чем к врагу? — Тойфел вновь сплюнул.
«Глубокое рассуждение, — подумал Эллери. — Особенно ценное при расследовании убийства».
— И вы больше его не видели?
— В этой жизни — нет, — усмехнулся Тойфел.
Эллери заметил, как старый садовник втянул губы, прижимая их в печальной гримасе к пустым деснам, и подумал, что неприязнь, которую тот вызывал, во многом обусловлена малопривлекательной внешностью. Однако этим мыслям противоречили похожие на кремни глаза старика и испуганно сжавшаяся Рима.
— Вы посылали мне недавно одно или два письма? — Эллери и ему задал свой нелепый вопрос.
Старик уставился на него:
— Этого вопроса я просто не понимаю, мистер.
— Вы посылали два письма Эллери Квину в Нью-Йорк на Западную Восемьдесят седьмую улицу?
— Да я уже двадцать пять лет не пишу писем.
— А «Архив» часто попадается вам на глаза?
— Попадается часто, только я ее не читаю. В газетах нет правды — только факты. Будете с этим спорить?
— В другой раз, — улыбнулся Эллери. — Должен признаться, Тойфел, что я вами восхищаюсь. Вы переносите удары, которые многих могли бы свалить с ног. За короткое время вы потеряли двух хозяев и друга, но это не лишило вас способности философствовать.
