— Они говорят, что нет. — Дейкин повернулся и посмотрел в окно на Стейт-стрит. — Как бы то ни было, они — мелкая рыбешка. А тут кое-что покрупнее — нутром чую.
— Эндерсон не намекал Жакару или Тойфелу на что-либо необычное в его жизни? — настаивал Эллери.
— Нет. Хотя, если говорить о необычном, вам известно, что Эндерсон бросил пить?
— Рима мне рассказывала.
— У меня предчувствие, — пробормотал шеф, обращаясь к Стейт-стрит, — что это как-то связано с его гибелью.
— Если так, то напрашивается суровая мораль.
Дейкин повернулся с улыбкой — он был трезвенником.
— Что вы подразумевали под «кое-чем покрупнее», Дейкин? Важность? Количество подозреваемых? Участие каких-то известных личностей?
— Возможно.
— Например? Хотя бы намекните.
— Не могу. — Дейкин сердито поднялся. — Очевидно, я уже ни на что не годный старик и мне пора на свалку. Хотите сигару?
Эллери взял сигару, и они полчаса беседовали на более приятные темы, например о том, что губернатор Карт Брэдфорд заставил всех блюдолизов в столице штата ползать на четвереньках и выть.
— Помяните мои слова: этот парень въедет в Белый дом!
Прокурор Шалански, идол Лоу-Виллидж, успешно довел до конца дело о растрате, и ходили разговоры о его выдвижении в конгресс в будущем году. Все жаловались на дикий рост налогов. У судьи Илая Мартина прошлой зимой случился небольшой удар после смерти его жены Клэрис, но теперь он поправился, правда, бросил юридическую практику и выращивает астры, которые дарит всем гостям. Энди Биробатьян из цветочного магазина выглядит больным. Уолферт Ван Хорн был пойман in flagrante delicto[21] прошлой осенью в своем летнем домике на озере Фаризи с одной из дочек Джесса Уоткинса, который как следует отстегал его кнутом, но в суд подавать не стал. Джули Астурио ударилась в религию и уехала из города в компании ревностного евангелиста. Магазин «Пчелка» превратился в супермаркет на Слоукем-стрит, между Вашингтон-стрит и Аппер-Уистлинг, напротив лавки Логана, который грызет локти с досады. Одна из свиней Джокинга на свиноферме по 478-му шоссе родила пятиногого поросенка. Док Себастьян Додд получил четыре миллиона по завещанию старого Люка Мак-Кэби и теперь планирует новый корпус больницы.
— Ах да, — прервал Эллери. — Я слышал о вашем докторе Додде. Кажется, он заработал титул «городского святого»?
— Видит бог, док его заслужил. И деньги тоже.
— Его практика не была успешной?
— Да что вы! У него была самая большая практика в городе. Только, — усмехнулся Дейкин, — его пациенты не имели ни гроша в кармане. Док все еще живет в том доме, где родился, — большом трехэтажном здании на углу Райт-стрит и Алгонкин-авеню. Его построили еще в Гражданскую войну. Он такой огромный, что некоторыми спальнями на третьем этаже вообще никогда не пользовались. Док холостяк — ни разу не был женат.
— Зачем же ему такой большой дом?
— Его все равно никто не купит, а доку ведь надо где-то жить. К тому же он там не один. В доме проживают кухарка и экономка дока, Реджина Фаулер, — она какая-то дальняя кузина Джона Ф. Райта, его второе имя было Фаулер; вы знаете, что он умер? — горничная Эсси Пингарн, сын Тома Уиншипа, Кеннет, а теперь еще и старый Гарри Тойфел.
— Том Уиншип… Не тот ли это Томас Уиншип, который был свидетелем обвинения на процессе Хейта в сорок первом году?[22] Старший кассир Райтсвиллского национального банка?
— Он самый. Том умер лет шесть назад и почти ничего не оставил, так как его жена была инвалидом и все до последнего цента уходило на больницы, санатории и знаменитых специалистов. Но это не помогло миссис Уиншип, и когда их единственный сын Кеннет вернулся из-за моря, то не застал в живых ни отца, ни матери. Ну, Кенни это совсем подкосило. И кто, вы думаете…
— Доктор Себастьян Додд.
— Верно. Док Додд помог Кенни встать на ноги, послал его в колледж заканчивать курс обучения медицине, который прервала война, и теперь Кеннет — ассистент и протеже дока. Док говорит, что Кенни отлично справляется. Он очень гордится этим парнем и уверяет, что тот в один прекрасный день станет знаменитым врачом.
— Ваш док — прямо-таки образец идеального человека, — пробормотал Эллери. — Я должен с ним повидаться. Думаю, загляну к нему завтра, если сумею выкроить полчаса. Значит, Гарри Тойфел живет и работает у него. Просто благословение Божие иметь рядом такого человека, как Додд. Кстати, Дейкин, насколько я понимаю, богатство Мак-Кэби оказалось неожиданностью для Райтсвилла?
— Не то слово, весь город встал на дыбы.
— А этот партнер Мак-Кэби… как же его звали?.. Харт, Джон Спенсер Харт, «Райтсвиллское производство красителей». Должно быть, были в шоке, когда он вышиб себе мозги?
— Сколько времени вы, говорите, провели в Райтсвилле, мистер Квин? — сухо осведомился шеф Дейкин.
Эллери рассмеялся:
— Полагаю, вы не сомневаетесь, что Харта лишила жизни собственная рука, а Мак-Кэби — рука Божья?
— Что-что?
— Мне известно, что по поводу смерти Харта было дознание, но кто-нибудь занимался смертью Мак-Кэби?
Дейкин сидел неподвижно.
— Не знал, что на этот счет возникали сомнения. Никто не занимался. А почему вы спрашиваете?
— Просто из любопытства.
— Люку Мак-Кэби было семьдесят четыре года, — медленно произнес шеф полиции. — Он уже почти двадцать лет страдал от болезни сердца. Док Уиллоби как-то говорил мне, что Мак-Кэби уже давно бы умер, если бы не забота доктора Додда. И старый Люк это знал, потому и оставил ему все деньги. Так что тут все гладко, если не считать вашего любопытства, мистер Квин. Я думал, мы говорим о деле Эндерсона. — Эллери промолчал, и на лице Дейкина мелькнула догадка. — Вы знаете что-то, чего не знаю я!
— Я вообще ничего не знаю, Дейкин. — Эллери поднялся. — Но у каждой монеты имеются две стороны. Возьмем дело Эндерсона. Вы убеждены, что он мертв. Но вы ведь не можете предъявить его труп. Я всегда переворачиваю монету — такой уж у меня характер. Что касается Мак-Кэби и Харта, может быть, их смерть и в самом деле последовала в результате сердечного приступа и самоубийства, а может быть, и нет. Может быть, она не имеет ничего общего с исчезновением Тома Эндерсона, а может быть, эти события непосредственно связаны друг с другом.
— А может быть, я спятил!
— Всегда держите монету ребром, Дейкин, чтобы можно было взглянуть на обе ее стороны. — Смеясь, Эллери пожал вялую руку шефа полиции.
Дейкин молча смотрел на него, когда он закрывал за собой дверь.
«Конечно, — великодушно подумал Эллери, пересекая Площадь в направлении отеля «Холлис», — у бедняги Дейкина нет услужливого друга, именуемого аноним».
Понедельник, 10 апреля
Утром Рима набросилась на Эллери с вопросами. Суровая обстановка «Апем-Хаус», запах мыльной воды и мастики для пола явно подействовали на нее. Мысли о будущем внушали ей тревогу и беспокойство. Каждый день она задавала многочисленные вопросы. Как долго, по мнению Эллери, ей придется оставаться у миссис Апем? Неужели он не понимает, что пройдут годы, прежде чем она сможет отдать ему долг? Когда ей удастся вернуться на болота? Почему она вообще должна торчать в «Апем-Хаус»? Что имел в виду вчера вечером рыжий коридорный, сказав, что если она кого-то ожидает, то он с удовольствием оставит боковую дверь незапертой? Куда Эллери отправился, расставшись с ней? (Значит, это Рима звонила в «Холлис», не оставив никакого сообщения.) Удалось ли ему что-нибудь обнаружить? Видел ли он кого-нибудь? Когда она наконец сможет снять новую одежду, а то у нее ноги отекли от этих туфель? Каковы его планы? Куда они пойдут сегодня утром?
— Сначала отвечаю на последний вопрос: завтракать, — вздохнул Эллери. — Я не способен к беседе, пока не выпью кофе.
По дороге в «Чайную мисс Салли» Эллери напряженно думал. Ночью он спал плохо, но виноват в этом не только бугристый матрас администратора Брукса. Дело в том, что, засыпая, Эллери размышлял не об Эндерсоне, а о его дочери. Он не может до бесконечности откладывать решение проблемы: что же будет с девушкой.
К счастью, в «Чайной мисс Салли» было пусто.
— Рима, — заговорил Эллери, когда они сели, — если бы перед вами встала проблема заработка на жизнь, как бы вы ее решили?
— Не знаю, — холодно ответила Рима.
— Что вы умеете делать, помимо лечения птиц?
— Ничего.
— Не думаю, что вы умеете печатать на машинке или что-нибудь еще в таком роде?
— Вы правы.
— Ну а в самом крайнем случае могли бы вы работать продавщицей?
— И торчать весь день в душном магазине? Да я помру от этого!
— Как насчет воспитания детей? В городе немало состоятельных родителей, которые…
— Снова сидеть взаперти?
