Боса, ИНК допускал грубую тактическую ошибку: Махатме было трудно удерживать дискуссию на общеиндийских вопросах, а британцы как раз старались «растворить» их в проблематике разных групп интересов. Бос предпочёл бы полноценную делегацию и переговоры о независимости. На его взгляд, бесплодные месяцы переговоров в Лондоне притупили вкус Конгресса к массовым действиям и дали правительству передышку для новых репрессий. Впрочем, британский истеблишмент не следует воспринимать как монолитную силу, нацеленную только на репрессии: наряду с консерваторами существовали либералы, понимавшие, что Индии необходимы дозированные политические уступки. Пока руководство ИНК пыталось усмирить массы, которые требовали решительных действий против властей, последние, в свою очередь, пытались сдержать натиск консервативной части правящих кругов метрополии, которые требовали не менее решительных действий против индийцев[78].
В декабре 1931 г. Ганди вернулся из Лондона в Бомбей. Бос опять съездил к нему и имел с ним беседу. Объяснял Махатме, что от разговоров молодёжь устала. Когда новый вице — король (1931–1936) маркиз Уиллингдон отказался принять Ганди кроме как на неприемлемых для того условиях, Бос убедил Махатму объявить Делийский пакт с Ирвином расторгнутым. Руководство Конгресса заявило, что возобновляет кампанию ненасильственного несотрудничества. На обратном пути в Калькутту Бос был арестован за попытку расследовать события в Дакке (Дхаке), где после выстрелов в окружного магистрата полиция творила произвол. Тогда же в тюрьму впервые попал Сарат. Оставив юридическую практику в знак солидарности с гандистским движением, он заплатил за свою гражданскую позицию четырьмя годами тюрьмы.
Находясь в очередной раз в заключении, Бос читал французского философа А. Бергсона (1859–1941), биографии В. И. Ленина (1870–1924) и Л. Д. Троцкого (1879–1940), мемуары А. И. Герцена (1812–1870). Его переводили из тюрьмы в тюрьму всё дальше от Бенгалии. Узник жаловался на боли в животе, ко времени перевода в Мадрасскую тюрьму потерял 37 кг и мог принимать лишь жидкую пищу[79]. Учитывая это, власти разрешили ему отправиться за свой счёт на лечение в Европу. До этого Субхас, будучи профессиональным политиком, зависел в финансовом отношении от Сарата; теперь, поскольку брат сам находился в тюрьме, содержание семьи Сарата в Калькутте и расходы Субхаса в Европе взяли на себя другие родственники и друзья.
В феврале 1933 г. на борту итальянского судна, отплывавшего из Бомбея, Боса освободили.
5. Годы в Европе (1933–1936)
В марте 1933 г. Бос прибыл в Вену и прошёл обследование в санатории доктора Фюрта. Вскоре его здоровье пошло на поправку. Бос давно считал, что индийские националисты пренебрегают международной дипломатией, и сетовал, что слишком мало представителей индийской молодёжи имеют опыт общения с зарубежными странами, кроме Британии и США, поэтому привыкли смотреть на мировые события глазами англосаксов[80]. Три года Бос неустанно разъезжал из Вены по Европе: учреждал ассоциации дружбы Индии с европейскими странами, встречался с политическими деятелями в поисках поддержки делу индийской независимости, популяризировал свои взгляды в СМИ. Подчёркивал необходимость пропаганды, признавая, что индийцы научились этому искусству у британцев[81].
В эти годы Бос поднялся ещё на одну ступень: вырос из радикального общенационального лидера в международного государственного деятеля. Индию он называл полупробуждённой нацией, которой должен помочь достичь независимости. Признавался, что чувствует себя на этом пути одиноким, но был уверен: и один в поле воин. В венском санатории Бос нашёл единомышленника в лице соучредителя партии свараджистов Виттхалбхаи Пателя (1873–1933), старшего брата одного из лидеров правого крыла ИНК, преданного гандиста Валлабхбхаи Пателя. Виттхалбхаи успел побывать председателем Центрального законодательного собрания в Дели, а в Вене лечился по возвращении из США. Когда Ганди в мае 1933 г. в очередной раз приостановил сатьяграху, Бос и Патель — старший были разочарованы и отправили в Индию совместный манифест с призывом вверить руководство освободительным движением другим силам. Они писали: «Мы определённо считаем, что Ганди как политический лидер провалился. Поэтому пришло время радикальной реорганизации Конгресса на основе нового принципа и новым способом»[82]. Характеризуя гандистское движение как реформистское, Бос пытался сбить возникший вокруг его лидера ореол святости[83]. У Боса и самого были к Ганди вопросы, а критическое отношение к Махатме авторитетного для него Даса лишь укрепило у него отсутствие пиетета. В 1924 г. Дас ставил даже такой вопрос: «Как нам избавиться от Ганди и вернуть народ на путь захвата власти, что сейчас вполне в наших силах?»[84].
В мае 1933 г. Бос получил приглашение председательствовать на третьей Индийской политической конференции в Лондоне. В министерстве по делам Индии задёргались. За всё более частыми политическими заявлениями Боса там следили с тревогой. Не случайно в течение всего пребывания в континентальной Европе он находился под наблюдением тайных агентов Индийской политической разведки — британской спецслужбы, задачей которой было выявлять опасных для Раджа националистов среди индийской диаспоры в Европе и США. Теперь британцы беспокоились, что, если Бос объявится в Лондоне, ему удастся объединить индийскую общину метрополии, в среде которой шли склоки. При этом британцы уже тогда пускали в свою столицу Джавахарлала Неру. Это показывает, насколько по — разному они воспринимали двух лидеров индийского национализма. Впрочем, за Неру в его приезды в Британию спецслужбы тоже следили; так, контразведка МИ-5 (Служба безопасности) перехватывала его почту и слушала телефонные разговоры[85].
Однако, к счастью для властей, Бос неверно думал, будто для въезда в Британию ему требуется специальное разрешение. Поэтому просто отправил в Лондон текст своей заочной речи на конференции, где выразил двойственное отношение к гандистской сатьяграхе. Речь была программной, так как в ней сжато выразились политические взгляды автора, и стала известна как «Лондонский тезис».
Докладчик серьёзно раскритиковал Ганди за то, что тот опять внезапно прервал сатьяграху: «Сегодня наше положение подобно положению армии, которая внезапно безоговорочно капитулировала перед врагом в разгар затяжной и напряжённой кампании. Причём капитуляция произошла не потому, что этого потребовала нация… не потому, что оказались перерезаны пути снабжения, а потому, что либо главнокомандующего истощили его неоднократные голодовки, либо его ум и суждения оказались затуманены по субъективным причинам, понять которые внешний наблюдатель не в силах»[86]. Подверг Бос критике и Делийский пакт 1931 г. за отсутствие обязательств Британии предоставить сварадж и освободить ряд категорий политических заключённых. Настаивал, что «основы компромисса между Индией и Великобританией не существует», за последнее десятилетие индийский народ политически пробудился, а «моральная основа британского правления разрушена, и сегодня оно зиждется на обнажённом мече и ни на чём ином»[87]. Для успешной антиколониальной борьбы индийский политик подчеркнул важность «научного изучения взлёта и падения империй в других частях мира» и «истории
