М26 был первой совершенно новой моделью танка, которую мы создали. Вместо того чтобы по частям модифицировать старые образцы, сохраняя их прежние недостатки, М26 создавался «с нуля». Танк весил 47,5 тонны. Лобовая броня толщиной в 102 миллиметра была наклонена под тем же углом 45°. По бортам танк имел около 50 миллиметров брони, на башне — 152 миллиметра и маску пушки толщиной 127 миллиметров. Танк был вооружен пушкой М3 калибра 90 мм с начальной скоростью снаряда 870 метров в секунду, оснащенной дульным тормозом и специальной противооткатной системой. Вооружение танка дополняли спаренный с пушкой пулемет винтовочного калибра в башне и зенитный калибра 12,7 мм — на башне. Двигатель мощностью 550 лошадиных сил соединялся с гидромеханической трансмиссией. Двойные опорные катки новейшей торсионной подвески системы Кристи поддерживали широкие гусеницы, которые снижали удельное давление танка на грунт почти вдвое по сравнению со старым М4 и позволяли ему сравняться с немецкими танками по проходимости на мягкой, болотистой почве.
Удельная мощность М26 составляла приблизительно 12 лошадиных сил на тонну, в то время как М4 — только 10; на пересеченной местности и крутых склонах это придавало новой модели большую скорость и маневренность. Большая длина гусениц позволяла ему преодолевать более широкие окопы. Одним словом, М26 превосходил своего предшественника по всем параметрам. Хотя по начальной скорости снаряда он уступал немецким танкам PzKpfw V «Пантера» и PzKpfw VI «Королевский Тигр», на тот момент «Першинг» несомненно являлся нашим лучшим танком.
Полевые офицеры и боевые командиры, которым приходилось сталкиваться с немцами в Северной Африке, встретили появление М26 с восторгом. Бригадный генерал Морис Роуз, командир БгА 2‑й бронетанковой дивизии, которая на Сицилии первой встретилась в бою с немецкими «Тиграми», был убежден, что мы обязаны поставить М26 на вооружение как можно скорее. Однако старший офицер бронетанковых сил на европейском театре военных действий — генерал-лейтенант Джордж Паттон, возглавлявший американские войска в Северной Африке и на Сицилии, отнесся к М26 без энтузиазма. Паттон (без сомнения, наилучший знаток военной истории во всей американской армии и ярый приверженец устава) буквально воспринял доктрину действий бронетанковых войск и именно на ее основании критически отнесся к новому танку. Он заявил[17], что, согласно доктрине, машины в составе бронетанковой дивизии должны не вступать в прямое столкновение с противником, а по возможности обходить его и атаковать цели в тылу врага. Следует отметить, что доктрина требовала разделять бронетанковые силы на две группы. Батальоны тяжелых танков Резерва Главного Командования (РГК) полагалось придавать пехотным дивизиям для прорыва вражеских укреплений. Бронетанковым же дивизиям предписывалось наносить глубокие удары за линию фронта с целью уничтожения вражеской артиллерии и резервов, а также нарушения снабжения. По мнению Паттона, поскольку легкому «Шерману» требовалось меньше горючего, чем «Першингу», этот танк должен был оказаться быстрее, маневренней — и, значит, он лучше сможет выполнить поставленные перед бронетанковыми дивизиями задачи.
Паттон верно предполагал, что расход горючего более легкими «Шерманами» будет ниже, но при этом он не понял, что тяжелый «Першинг» имеет бо́льшую удельную мощность, маневренность, броневую защиту и огневую мощь. В способности танковых батальонов РГК в сотрудничестве с пехотой прорывать вражеские позиции он, очевидно, сомневался, и не зря: батальоны РГК так и не удалось укомплектовать тяжелыми танками, пригодными для эффективного выполнения их боевой задачи, а пехота не обучалась совместным действиям с подразделениями танковой поддержки.
Спорить с Паттоном, человеком упорным, несгибаемым и крайне самоуверенным, было исключительно сложно. Его карьера как профессионального военного была долгой и славной. В Первую мировую он командовал американскими танковыми войсками и, по рассказам свидетелей, не раз выезжал в бой на броне легкого танка. Командуя 2‑й бронетанковой дивизией в годы ее создания, он превратил ее в первоклассное подразделение. Ему удалось вырастить группу превосходных офицеров, следовавших за своим командиром с почти сектантской преданностью. Первоначальный офицерский состав 3‑й бронетанковой дивизии перешел в нее как раз из 2‑й, и многие из служивших под началом Паттона офицеров принесли на новое место его страсть к перфекционизму и боевой эффективности. Участие в операциях в Северной Африке и на Сицилии делало Паттона старшим по званию офицером, имевшим опыт командования крупными танковыми силами в бою.
Генерал Роуз и остальные полевые командиры выступили против Паттона, утверждая, что тяжелый танк М26 следует пустить в производство. Опыт боев на Сицилии и в проходе Кассерин в Северной Африке убедил их в превосходстве немецкой бронетехники и необходимости противопоставить ей наш собственный тяжелый танк. Паттон, однако, продолжал отстаивать свою точку зрения, не считая для себя зазорным поспорить. Он настаивал, что нам следует отложить производство «Першингов» и сосредоточиться на «Шерманах».
В конце концов чин и звание возобладали над сопротивлением более опытных командиров, и решено было поддержать точку зрения Паттона[18]. ВК СЭС немедленно известило Вашингтон, что производство средних танков М4 является первоочередным, а приоритет М26 понижается. Это решение оказалось одним из наиболее неудачных за всю историю Второй мировой. Его воздействие на ход надвигающегося сражения за Западную Европу оказалось катастрофическим.
Снайперы на ветвях
К полудню 9 июля к нам поступила очередная партия подбитых танков. Ремонтные команды едва успели приступить к работе, как послышался внезапный хлопок, потом звонкое «бздынь!» и жужжание. Все разом залегли. Было понятно, что мы попали под снайперский обстрел. Боевая группа А уже потеряла несколько человек от огня снайперов, и мы знали, что, отступая, немцы обыкновенно оставляли за собой стрелков, чтобы задержать наше продвижение.
Хотя теоретически механики из ремонтных команд были вооружены винтовками, на самом деле большинство на время работы бросало оружие в грузовиках. Стоило кому-то вскочить и метнуться в сторону машины, чтобы добыть оружие, как снайпер снова открывал огонь. В конце концов мы определили, что стрелок засел на дереве по другую сторону дороги, хотя указать точно, где именно, никто не смог. Высокие нормандские сосны были увешаны роскошными гроздьями омелы — растущего на ветвях растения-паразита. Деревьев и куп омелы на них было так много, что разглядеть в ветвях замаскированных снайперов было нелегко.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
