Он остановился. Девушки же, все втроем, повернулись к нему лицом.
Девушка в мини, на которую он обратил внимание, дерзко глянула ему в глаза и сказала:
— Ты, похоже, парень познакомиться хочешь, но если будешь ходить такой обалденный, да еще с открытым ртом, то на тебя кроме милиции никто внимания не обратит…
Две ее подружки весело рассмеялись и одна из них хитро прищурившись, добавила:
— Да он, девчата, не познакомиться хочет, а так, просто, сумочки помочь поднести.
И они засмеялись еще более заразительно. Слава же смотрел на стройную, на высоких каблуках девушку и чувствовал, что сейчас не выдержит и скажет ей:
— Я убил твоего отца!
Он вдруг очнулся, резко повернулся спиной к девчатам и быстро стал уходить. За спиной его снова раздался заразительный, чистый как горный ручеек, девичий смех. Он быстро шел, не разбирая куда. Кайф, казалось, весь вылетел из головы. Запоздалое и вполне искреннее раскаяние, просто раздирало его душу в клочья.
— «Я не хотел этого, не хотел» — опять ухватился он за спасительную мысль. — «Да, может он и не умер вообще, может мне показалось…» — Но вспомнив тот момент, когда увидел смертельную бледность на лице таксиста, он опять понял, что нет, он действительно убил пожилого человека…
ОН УБИЙЦА!
Сознание этого было настолько страшным и жутким, что он внезапно остановился и обхватив голову руками громко застонал.
— Вам плохо — товарищ? Может чем помочь? На него смотрела пожилая с проседью женщина. Ее голубые, как небо, глаза, с тревогой и готовностью помочь смотрели на него.
— «А ведь она может быть ЕГО женой!» — вдруг вломилась в голову Славика шальная мысль. Женщина увидев, что лицо его исказилось, как от боли, забеспокоилась.
— Где болит, сынок? Сердце? Тебе помочь?
Вокруг них стали останавливаться прохожие. Раскаленным железом Славе жгли язык слова признания. Но он опять сдержал себя и, оглядев испуганным взглядом собравшихся возле него людей и отнимая от головы руки, дрожащим, плаксивым голосом произнес:
— Нет, ничего, ничего не надо. Уже всё прошло. Игнорируя кольцо, готовых помочь ему, людей, Славик стал быстро удаляться…
Он чувствовал себя изгоем.
Почему?
Да потому, что был исколотым наркоманом и убийцей. А его окружали, нормальные советские люди.
…Добежав до своей квартиры, он дрожащими руками едва открыл замок и сразу шмыгнул на кухню. Там он зажег на кухонной плите газ и через несколько минут уже готовил в ложке раствор «ханки», использовав одну из трёх «чек», купленной у Саши. «Очистить» раствор было нечем. Для этого нужен был ангидрид или уксус. Но ни того ни другого не было.
— А черт с ним, таким вколю — со злостью прошипел он, хотя знал, что это опасно. Могло так не по-детски «тряхнуть», что отъедешь в «мир иной».
— Пусть сдохну, лучше сдохнуть, чем так…
Он взял стеклянный, многоразовый шприц и через бинт всосал в него раствор «ханки», вставив не кипяченную, впрочем, как шприц, кривую иглу, он быстро скинул рубашку и вогнал шприц в руку. Поковырялся в руке, ища вену, уже ставшую такой же сухой и тонкой, как и его рука. Наконец проткнув вену, сделав «контрольку» и увидев в шприце кровь, влил себе в вену раствор. Он не успел еще вытащить из вены шприц, как почувствовал сильный внутренний удар по всему организму и как стоял, так и опрокинулся на спину. Он почувствовал, что ударился головой о пол, но боли не было. Боль была уже вне него.
В другом, параллельном мире.
Шприц с иглой вылетел от удара из руки. С вены потекла кровь, которая быстро свернулась, образовав на руке маленькой красный шарик. Славик провалился в наркотическое небытие…
В «нирвану» улетел, сука…
Видение + нереальность + Слава
…Он вдруг увидел, что к нему неторопливыми шагами приближается убитый им водитель такси. На нем, почему-то, была военная форма, какую он видел в кино про отечественную войну. Штаны галифе и гимнастёрка-косоворотка. На ногах стоптанные солдатские ботинки и «обмотка». Без ремня. Без пилотки. С непокрытой седой головой.
Подойдя к Славику, старик-таксист неторопливо присел на «корточки» и, глядя прямо в глаза наркоману, молвил:
— Как же это так, сынок, убил-то меня?
— Нет, нет! — горячо запротестовал Славик. — Я случайно, я не хотел!
— Случайно молоток в руку взял? — усмехнулся таксист, доставая кисет с самосадом и добавил:
— Ты знаешь, что уже, когда выходил из дома с молотком, был готов к этому.
— Неправда! Я не думал… — Задыхаясь, прокричал Славик, чувствуя, как от ужаса у него шевелятся волосы на голове.
— Правда! Ты думал… — жестко сказал таксист.
— Да я кровью смою позор! Хоть в штрафбате, как вы! — чувствуя, что нашел выход, с надеждой выпалил Славка.
— Твоя кровь, парень, сейчас никому не нужна. У тебя и крови-то, наверное, своей не осталось, один раствор — произнёс таксист, с жалостью глядя на готового наложить в штаны от ужаса, Славика.
Вдруг перед ним появился Саша в форме офицера войск СС.
Черная, туго перетянутая ремнями, она ладно облегала его тело. Его лакированные сапоги соперничали с его лакированным козырьком фуражки. На высокой тулье ее белел череп со скрещенными костями. Он протягивал Славе, своей закованной в черную перчатку рукой, немецкий пистолет «Вальтер».
— Грохни этого паскудного старика, сейчас-же! — Повелительно приказал он Славе.
Таксист неторопливо свёртывал «козью ножку». Казалось, что он ничего не боялся, во всяком случае, ни один мускул не дрогнул на его лице. Руки его, свёртывающие самокрутку, не тряслись.
— Я, я не могу — заскулил Слава.
— Если не можешь, — зло прошипел Саша, — то я тебя сам… — и он многозначительно повернул ствол оружия прямо в лицо Славе.
Смотря в черное дульное отверстие и облизывая пересохшие губы, чувствуя, что сердце его вот-вот выскочит из груди от страха, Славка вдруг с какой-то истеричной, отчаянной решительностью выкрикнул прямо в лицо эсэсовцу Саше:
— Ну и пусть, пусть… Стреляй, сволочь!..
— Ты дурак! — Отчетливо отрубил Саша. — Ты испугался мертвого убить? Ха-Ха! Да это же плевое дело. Если не сделаешь, как я говорю, то и у меня больше не появляйся! Сдохнешь паскуда без «ШИРЕВА»!
Таксист спокойно прикурил самокрутку…
— Может не надо Саша? — Вымолвил Слава, чувствуя, что не смеет поднять глаза на старика…
— Ну, ТЫ-Ы! — сказал барыга, тыкая пистолетом в сторону Славы.
И тот медленно, очень медленно протянул руку к оружию…
Славочка, очнулся в туалете, где стоя на коленях блевал в унитаз. Как там очутился, он не помнил. В перерывах между спазмами он шептал своими посиневшими губами:
— Боже, боженька мой, я же не хотел, ведь не хотел… Его мутные, потянутые красной пеленой глаза, при этом смотрели не на распятье, а на унитаз, в который он только что блевал. Славик стоял перед ним на коленях, как перед алтарём в церкви, а голова и руки его безвольно поникли. Сил не было. И только последним усилием двигались, в перерыве между спазмами, его посиневшие от «ширева» губы. Он шептал как заведенный:
— Боже, боженька мой, я же не хотел, ведь не хотел…
…Смотря на эту, гнусную пародию на человека, хотелось воздать славу грязной свинье, которая гораздо чище такой мрази…
Он снова впал в забытье….
Очнувшись рано утром, Слава обнаружил, что лежит в коридоре у себя в квартире рядом с туалетной комнатой, дверь в которую была открыта. Ноги его упирались в унитаз.
Он встал и пошел умываться…
Николай + Салим и «духи» — Салим и «духи»
Сейчас Николай сидел в гостях у Егора и пил чай. Егор с Таней пошли в кино. Потом, возможно зайдут в кафе. Короче, до вечера он сам — один. Это было прекрасно…
Напряжение последних дней дали о себе знать бессонницей и внутренней дрожью. Нет, он не раскаивался в содеянном им. Но удар по нервам очень сильный. Тяжело убивать. Даже врагов…
Из под его раскладушки, стоявшей в комнате у Егора, выглядывала синяя сумка с надписью «Адидас», на английском языке, одна из двух, забранных им у контрабандиста Салима. Он пил душистый зелёный чай, к которому пристрастился на войне и вспоминал события двухнедельной давности. Помнилось всё до мельчайших подробностей, как будто было вчера. Вся сделка…
…С Салимом, известным, в близлежащем к части кишлаке, контрабандистом и уважаемым человеком, договорились быстро. Это было тем более легко, что Салим, хорошо говорил по-русски. Когда удивлённый его познаниями Коля спросил, того, «откуда он знает русский язык», Салим, хитро прищурившись, ответил:
— На твою сторону хожу, «шурави». Там на русском разговариваю.
Больше они эту тему не затрагивали.
Николай несколько раз, через Салима, брал наркотики. Больше других. Гораздо больше. И вот, когда доверие бандита окрепло, настала пора действовать. Салим, активно интересовался оружием и боеприпасами. Менял на «анашу-афганку», «чарс» и опиум. У него затаривались «анашой» половина батальона. Не трогали его только потому, что он был из «нейтрального» кишлака, находившегося в километрах семи от части. По договорённости между аксакалами (старейшинами) кишлака, и «шурави», кишлачники не помогали моджахедам.
