— Куда?!
Приходится выйти и объясниться.
— Автандил, нам пора ехать, — говорю я.
— Нет, нет и еще раз нет! — решительно заявляет Гоголадзе. — У нас так не полагается! Что за гости, слушай? Приехали последними — уезжают первыми. Передо мной не стыдно? Хорошо. А перед молодыми? Что я им скажу?
— Мы хотели проститься, но они спят, — объясняет Ольга.
— И пусть спят. Пусть! — восклицает тамада. — Такой ночи, как эта, в их жизни больше не будет. А когда проснутся, мы сядем за стол и выпьем за моего друга Олега Никитина, выдающегося автомобилиста, знаменитого путешественника, главу замечательной семьи, мужа красавицы жены и просто очень хорошего человека!
Достигнув пределов своего красноречия, Гоголадзе умолкает. В самом деле, что тут можно добавить?
Смущенный развернутой передо мной картиной, молчу и я. Молчу недолго, чтобы меня не заподозрили в самолюбовании.
— И все-таки нам пора ехать, — говорю я.
— Ну что ж. — Тамада расстраивается до последней возможности, по потом лицо его озаряет улыбка: — Если очень надо… «Мудрецу (помнишь, да?) торопиться не пристало. Поступать он так обязан, чтоб душа не горевала!..» Поезжай. В мире много разных дорог. Но самая широкая и самая прямая — всего одна. Хороший человек всегда идет по этой дороге, а значит, обязательно встретит другого человека. Я думаю, еще увидимся. Прощай!
— Ну, почему «прощай», Автандил? — восклицает Ольга. — До свидания!
— Правильно говоришь, душа! — цветет Гоголадзе. — До свидания! До скорого и радостного свидания!
Мы обнимаемся. Тамада прощается с Ольгой. Сажусь за руль. Девушка располагается рядом, удаляется фигурка однофамильца великого поэта, пожарника и тамады Автандила Гоголадзе. Он стоит и машет рукой до тех пор, пока его не скрывает поворот, но я уверен, что он еще долго не сходит с места.
11
Резко давлю на тормоз. Нас швыряет вперед, но ремни безопасности амортизируют рывок.
— Прости, — коротко бросаю я девушке. Объяснения дотом.
Выбираюсь из кабины, опускаюсь на корточки и поднимаю невесть как сюда попавшего, едва оперившегося птенца. Моя радость двойного действия: я спас живое существо и еще раз убедился в безотказности своей реакции.
Подходит Ольга.
— Боже, как ты меня напугал! — признается она.
Кладу птенца ей на ладонь.
— Какой хорошенький! — восхищается девушка.
Процесс любования продолжается минуты полторы, после чего Ольга решительно заявляет:
— Надо что-то делать! А вдруг это будущий орел?
— Ну, не совсем орел… — говорю я, глядя на двух пташек, закладывающих у нас над головами сумасшедшие виражи. — Дай-ка его мне.
— Что ты надумал? — интересуется Ольга.
— Посажу этого молодца на какое-нибудь подходящее дерево и препоручу предкам. Вон там, видишь?
— Держи. — Девушка передает мне птенца. — Только, пожалуйста, осторожно.
— Это ты обо мне или о нем? — интересуюсь я.
— О вас обоих.
Лезу на ближайшее дерево и пристраиваю беглеца в углубление между ветвями.
— Привет, дурашка, — говорю я ему и спрыгиваю вниз.
Какое-то время мы прогуливаемся вдоль шоссе, ожидая, пока родители приметят своего беспутного отпрыска. Судя по их реакции, в ближайшие несколько минут семейству суждено соединиться.
— Скажи, Олег, ты добрый? — неожиданно спрашивает девушка.
Вот так вопрос!
— Ты что же, задалась целью поставить меня в тупик? — говорю я, надеясь выиграть время для более достойного ответа.
Но Ольгу, похоже, в данный момент не занимает мое смущение.
— Добрый, — сама же и отвечает она. — Ты хороший и добрый человек.
Выглядит это так, будто кто-то ей не бог весть что обо мне порассказал, а она возьми и убедись в обратном.
— До сих пор мне казалось, что говорить комплименты — привилегия мужчин, — бормочу я.
— От вас дождешься… — улыбается девушка. И тут же становится серьезной: — Это не комплимент. Я же вижу…
Наш содержательный диалог мы продолжаем на ближайшем пляже. Мы только что искупались и теперь лежим на песке лицом к лицу на расстоянии вздоха. Кроме нас здесь — несколько человек, что дает мне право считать берег пустынным.
— Скажи… — говорит девушка.
— Да?..
— Могло так случиться, что ты поехал бы в другое место?
— Наверное, — бездумно отвечаю я.
— Куда, например?
— Разве это имеет значение?
— Имеет. Итак, куда же?
Похоже на допрос, но я не придаю этому никакого значения. Мне хорошо. А когда мне хорошо, я не ищу скрытого смысла в происходящем.
— Мне не хочется отвечать, — признаюсь я.
— Это почему же? — деланно сердится Ольга.
— Потому что мне не хочется говорить.
— А почему тебе не хочется говорить?
— Потому что мне хорошо, — отвечаю я и закрываю глаза.
Тема исчерпана.
— И все-таки ответь, — теребит меня девушка.
Что ни говори, твердолобый экземпляр ей попался. Любой другой на моем месте давно бы уже дал соответствующие показания.
— Ну, ладно, ладно… О чем ты?
— Господи, какая забывчивость! — возмущается Ольга. — Я спросила, куда бы ты отправился, если бы не поехал сюда?
— Куда бы, если не сюда… — мямлю я. Получается что-то вроде рефрена. — Слушай, скажи, наконец, какое это имеет значение?
— Просто, если бы ты поехал в другое место, мы бы не встретились, — смущенно лепечет Ольга.
На такие перегрузки я не рассчитывал. Пора снимать напряжение.
— Вот оно что!.. Так знай же, прекрасная незнакомка, что, всем своим существом предчувствуя встречу с тобой, я не поехал в Ялту, — говорю я тоном опытного ловеласа.
— А зря! — неожиданно вырывается у девушки.
Если память не изменяет, это — третье по счету предупреждение, сделанное как бы невзначай. Троекратное повторение, насколько мне известно, возводит любое событие в ранг закономерности. Отмечаю это обстоятельство про себя, наперед зная, что оно не повлияет на ход нашей беседы. Не должно повлиять, во всяком случае.
— Вот и я думаю, что зря, — вздыхаю я. — Собирался отдохнуть от неудачного романа, клялся не повторять ошибок прежних дней… И надо же, недели не прошло — завожу новый.
— Ну и нахал! — возмущается Ольга.
— Значит, я нахал! — Я приподнимаюсь и сажусь на песок. — Граждане судьи, давайте разберемся, кто же я все-таки такой? Нахал или добрый человек пополам с хорошим?
— И то, и другое, и третье — вот ты кто! — смеется Ольга.
— И еще четвертое, пятое, шестое, седьмое и так далее, — подхватываю я. — Всего тридцать три пункта, из коих три характеризуют положительные стороны моего характера, а остальные тринадцать — крайне непривлекательны для окружающих. Граждане судьи, я удовлетворен!
