— Пятьдесят сестерциев победительнице! — крикнул Нарцисс, войдя в помещение.
Среди зрителей, сразу же открывших Нарциссу проход к самому ковру, послышались восторженные возгласы. На египтянку названная сумма произвела явно большее впечатление, чем на Лоллию, и борьба стала ожесточеннее. Лоллии удалось под громкие крики зрителей свалить противницу на ковер, и теперь они катались по нему, оставляя широкие маслянистые следы. Всякий раз, когда гибкая египтянка пыталась своими длинными ногами разорвать захват, зрители поднимали крик, однако ее первые три попытки оказались безуспешными.
Выскользнув наконец из захвата, египтянка поднялась и, широко расставив ноги, остановилась, поджидая соперницу. Приближавшаяся с раскинутыми руками Лоллия приготовилась уже к прыжку, рассчитанному на то, чтобы сбить противницу с ног, но египтянка оказалась быстрее и, бросившись вперед, сделала подсечку. Лоллия упала на спину, а противница, прижав коленом ее грудь, победным жестом вскинула руки кверху.
— Поздравляю! — крикнул Нарцисс и, передав победительнице обещанные пятьдесят сестерциев, поднялся с места.
На пути в унктуарий — помещение, где делали массаж, а тело умащивали благовониями, — один из рабов то и дело шептал Нарциссу на ухо имена встречных. Номенклатор превосходно знал, с кем его хозяин намерен будет поздороваться, а с кем — нет. В термах задача эта была отнюдь не простой, поскольку в голом виде все люди становятся похожими друг на друга.
— Сульпиций Руфус, — прошептал раб. — Вы знакомы с ним.
— Приветствую тебя, дорогой Руфус! — подчеркнуто дружелюбно произнес Нарцисс. — Отдыхаешь от вида своих гладиаторов?
— Счастлива мать, породившая такого сына, как ты, достойный Нарцисс, — поклонился Руфус. — Меня пригнал сюда сухой песок арены. Смыть его с себя — одновременно и потребность, и наслаждение.
— Мы уже в преддверии Римских игр. Император надеется увидеть на арене напряженные, волнующие поединки.
— Он увидит их. Моя «семья» старательнейшим образом готовится к ним.
— Я направляюсь в массажную, — сказал Нарцисс. — Не хочешь ли составить мне компанию?
Руфус, разумеется, принял приглашение.
Массажная комната с выложенными зеленым мрамором стенами и полом сияла чистотой. Столы для массажа были сделаны из желтого песчаника, более теплого на ощупь, чем мрамор. Увидеть здесь можно было только богатых и влиятельных людей, ведь каждая процедура, включавшая и ароматические масла, и дорогие укрепляющие микстуры, обходилась посетителю в целый сестерций. Нарцисс и Руфус улеглись ничком на стоявшие рядом скамьи. Два африканца начали разминать мышцы на их плечах. Нарцисс довольно постанывал.
— Знаешь самую новую загадку, Руфус? — спросил он. — Так вот, слушай. Кто временами худеет, а временами толстеет без того, чтобы пировать и поститься?
— Понятия не имею.
— Подумай. Это же совсем просто.
— Нет, все равно не знаю.
— Это же твой член, когда ты видишь такую, как эта, женщину! — Нарцисс показал на пышнотелую римлянку, лежавшую на соседнем столе и тихо постанывавшую под руками массажиста, разминавшего ей промежность.
Кивком подозвав своего номенклатора, Нарцисс указал пальцем на обнаженную женщину. Раб склонился к своему господину:
— Ее зовут Трифена. Полгода назад она овдовела и с тех пор большую часть времени проводит в термах.
— Клянусь Поллуксом, — ухмыльнулся Нарцисс, — я охотно искупался бы с ней вместе.
Руфус рассмеялся.
— Тише! — проговорил вдруг Нарцисс. — Не петух ли это кричит?
Теперь крик слышен был вполне отчетливо. Нарцисс сел, взял сосуд с душистым маслом и, чтобы умилостивить богов, вылил его содержимое на сверкающие плиты пола.
— Либо где-то начался пожар, — сказал он, — либо этот предвестник несчастий пророчит нам беду. Быть может, кому-то из нас суждено вскоре испустить дух.
Смущенными выглядели и прочие присутствующие. Петушиный крик в полдень?
— Принеси сюда эту пернатую скотину и сверни ей шею, — приказал одному из рабов Нарцисс. — Больше ей никогда не придется предвещать несчастье.
Массажисты вновь принялись за работу, и Нарцисс заговорил уже о другом.
— Что предстоит нам увидеть на Римских играх? Карликов с мечами или женщин, в одних набедренных повязках сражающихся с дикими зверями?
— Ты же знаешь, что этим занимаются ведающие устройством зрелищ эдилы. Я имею дело только с гладиаторами. Бои с участием женщин не по моей части, этим занимаются другие школы.
— При дворе рассказывают, что под твоим крылышком воспитывается сейчас молодой и очень талантливый боец.
Вот, стало быть, что интересует Нарцисса…
— Да, один свободнорожденный из Бононии. Он хорош — очень быстр, прежде всего, — и подает большие надежды. На эти Римские игры я выставлять его, однако, не собираюсь. Пока что он только лишь новичок, ему не хватает опыта. К тому же он никогда еще не выступал перед зрителями.
В эту минуту вернулся раб с мертвым петухом и бросил обезглавленное пернатое на пол перед Нарциссом.
— Он будет сражаться, — сказал Нарцисс, поднялся и, оттолкнув массажиста, направился к выходу. — Он будет сражаться, — повторил Нарцисс. — Так хочет император. И сражаться он будет против Пугнакса.
В парилке Руфуса уже дожидались его друзья.
— Я ухитрился наткнуться прямо на Нарцисса, — извинился Руфус. — Он хочет, чтобы я пожертвовал самым молодым из моих гладиаторов. Император желает увидеть его на арене, сказал он. В пику Мессалине, надо полагать.
— А если ты откажешься подчиниться этому требованию? — спросил Прокул.
— Мой кусок хлеба зависит от императора. По сути дела, школа принадлежит именно ему. Я просто лишусь своей должности.
— И у юноши нет никаких шансов?
— Не против такого опытного бойца, как Пугнакс. А ведь парень именно с ним и должен встретиться.
Вергилиан, у которого лоб уже успел покрыться капельками пота, проговорил:
— Твой гладиатор мало меня волнует. Однако ясно, что от этих чванливых фаворитов следует избавиться. А возможно это будет только после того, как мы устраним императора. Поклянемся же сделать это!
Окутанные облаками шипящего пара пятеро мужчин соединили руки и поклялись совместно осуществить свое намерение. Поскольку, однако, ни один из них не был готов лично совершить покушение, они пришли к выводу, что убийцу придется нанять. Руфус, по роду своих занятий привыкший иметь дело с отбросами общества, пообещал подыскать нужного человека. Трогусу, телохранителю императора, было поручено выбрать подходящие место и время покушения. А Прокул должен был посвятить в их план Мессалину.
— Пока все не будет закончено, — сказал Вергилиан, — мы не должны появляться вместе. Поддерживать связь будем через Тарквития, преданнейшего из моих рабов. Все сообщения будем передавать только через него…
Римские игры, посвященные Юпитеру, имели уже четырехсотлетнюю историю, но настроение у римлян в начале сентября было приподнятым не из чувства преклонения перед главнейшим из богов, а в предвкушении шестнадцати праздничных дней. Праздники эти были связаны с выдачей дармовых хлеба и мяса, с театральными представлениями, травлей диких зверей, боями гладиаторов (все бесплатно), превращавшими на эти две недели миллионный город в место сплошных развлечений. Даже для беднейших из бедных, даже для рабов это было время отдыха от работы, время развлечений, развлечений и еще раз развлечений.
Для гладиаторов в Ludus magnus за веселым шумом праздничных гуляний скрывалась горькая правда: каждому, по меньшей мере, второму из них эти праздники принесут смерть. Уже три дня Вителлий знал, что ему предстоит впервые в жизни выступить на арене. Им владел страх, панический страх. Страх, отнимавший у него сон. Страх, сжимавший ему горло. Страх, от которого после еды его каждый раз тянуло на рвоту.
Слушая исполненные отчаяния вопли пьяных гладиаторов и сладострастный визг доведенных до экстаза римлянок, собравшихся за столами Вольной Вечери, Вителлий, закинув руки за голову, лежал в своей каморке, неподвижным взглядом уставившись в темноту. Он еще не знал, кто станет его противником. Лишь немногие пары составлялись заранее, остальные же определял жребий непосредственно перед началом схватки. И даже в тех случаях, когда состав пары определялся заранее, участники узнавали об этом только перед самым выходом на арену — слишком велик был риск того, что соперники, не выдержав нервного напряжения последних часов перед поединком, набросятся друг на друга еще до выхода на арену.
Кто окажется соперником? Вителлий перебирал всех, с кем ему довелось проводить учебные бои. Перед его мысленным взором проходили их характерные движения, он вспоминал, как они ведут себя перед тем, как броситься в атаку, слышал их учащенное дыхание, нервное шарканье ног. Вспоминая все свои успехи и неудачи, он начал пересчитывать их на пальцах. Во время учебных боев и тех, и других было примерно поровну. Не большие, чем противник, шансы выжить имел он и в серьезном бою.
