— Никогда не слышал, — сказал я. — Разве что какие-то смутные слухи.
— Говорят, что за Вольными землями, в Аратской пустыне есть такое же, как здесь, Чернолесье, — сказал Бажан. — То есть, называют его, конечно, иначе, хотя бы уже потому, что никакого леса там нет, а есть только пески до горизонта. Но даже они какого-то неестественного цвета, а твари там водятся еще, может быть, и похуже здешних. И там на этих тварей тоже охотятся какие-то таинственные люди. Пустынными лисами они себя, кажется, называют. И тоже крепость у них есть, где-то среди песков. Вот бы кого вам найти-то.
— Все это было бы хорошо, будь я один, — ответил я. — Но у меня на руках ребята и беженцы. Некогда мне по пустыням шляться. Нужно драться здесь и сейчас с тем, что есть.
— Дело твое, — вздохнул Бажан. — Но я не знаю, кто еще поможет. В Ансо сплавать? Чего-чего, а еды у них много, могут всю вашу крепость хоть год кормить без всякого убытка для себя. Вот только это тоже далековато. Не сильно ближе, чем та пустыня. А воинов они не дадут — у самих мало.
— Все думают только о том, чтоб самим остаться в выигрыше, — проговорил я. — А это такого рода игра, в которую эдак можно всем вместе проиграть, если каждый из своего угла смотреть будет.
— Так-то оно так, — кивнул Бажан. — Да это ведь в человеческой природе –сперва о себе думать. Вот Мученики — те своей жизни ради всего мира не пожалели, но на то они и Мученики, в их честь храмы строят. А мы, простые, грешные люди, эдак не можем. Нам бы все где-нибудь какую-никакую пользу для себя углядеть, и чтоб кто-нибудь вместо нас умер сегодня, а мы — чтоб завтра. На борьбу со злом мы с радостью пойдем, но только если будем твердо верить, что добро сильнее и непременно победит. А когда нет такой уверенности, то тут уж каждый о себе сам будет промышлять, к какому берегу пристать. А то и вовсе не пристанет ни к какому — так, между островками как-нибудь проскочит.
— А зло всегда этим пользуется, — прибавил я. — Ему такие, между берегами лавирующие, всегда на руку.
— Что ж, все так, — развел руками Бажан. — Нас и церковь тому же учит, что нужно к праведному берегу причалить и лодку от себя оттолкнуть, да только не все и не всегда по писанному делается, что уж там.
Откуда-то со стороны моря донесся звук пушечного выстрела, затем еще один. Бажан застыл и прислушался, вскинувшись, словно охотничья собака.
— Ого, неужто уже? — произнес он себе под нос. — А я-то и не верил, надо же!
С этими словами он поднялся из-за стола и сделал мне знак идти с ним.
— Что такое? — спросил я, когда мы спускались по лестнице. — Куда мы идем?
— В порт, — ответил Бажан. Его морщинистые руки тряслись от волнения. — Кажется, получили мы от Мучеников отсрочку. Глядишь, поживем еще. Прибыла подмога.
Народ на улицах выглядел взволнованным, но не испуганным: тут и там горожане, собравшись группами по несколько человек, что-то обсуждали, а большая часть быстрым шагом двигалась по широкой улице вниз, в сторону порта.
— Слышали, слышали? — шелестела толпа. Казалось, какая-то весть передавалась в ней, словно огонь, перескакивающий с одной ветки на другую.
Бажан, выскочив на мостовую, присоединился к общему шествию, на удивление быстро переставляя свои тонкие ноги в цветных кюлотах.
— Вон они, видишь? — бросил он мне, указывая куда-то вдаль, когда панорама порта, наконец, открылась перед нами.
Я взглянул и почувствовал, как мое сердце встрепенулось, взволнованно ударившись о клетку ребер. В гавань входил крупный парусный корабль — такого я еще ни разу не видел даже в Крюстере. Настоящая громада.
Наверное, испанские галеоны и линейные корабли XVIII века в нашей реальности были еще больше, но среди мелких каравелл и коггов эта громадина выглядела впечатляюще — словно слон в табуне лошадей. А вдали виднелись еще корабли поменьше, целый флот.
На мачте развевался зеленый флаг со вставшим на задние лапы соболем, и я понял, что не ошибся. То, чего с надеждой и некоторой опаской ждали в Крюстере с конца лета, наконец, свершилось. Не помешала даже штормовая погода, царившая в море в эти месяцы. Его светлость, герцог Тарсина, прибыл в Крюстер. И, видимо, прибыл с немалым войском.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В толпе я встретил Ксай, которая весело помахала мне.
— Видал⁈ — воскликнула она радостно, когда я поравнялся в ней в человеческом море. — Такая махина, да? Меня она еще там, на севере поразила. Я видела, как они готовились к отплытию. Величественное было зрелище.
— Она… там? — спросил я, жадно пытаясь рассмотреть людей на палубе флагмана, которые отсюда пока еще казались плохо различимыми букашками.
— Конечно, там, — ответила Ксай. Она прекрасно поняла, о ком я говорю.— –Неужто ты думаешь, что она осталась бы в Тарсине, когда такое происходит?
Корабль, между тем, с тяжелой грацией динозавра подошел к дальнему причалу и спустил трап. Сперва по нему сбежали несколько матросов, затем сошел в парадном строю отряд гвардейцев в зеленых мундирах и сияющих шлемах. И только после этого на трапе появились они.
Сначала я увидел только одну фигуру — высокого человека с ослепительной гривой светлых волос, одетого в черный камзол и тяжелый плащ с горностаевой оторочкой. Ему было лет тридцать пять, и держался он с удивительным достоинством — вокруг него словно сияла аура силы.
При виде человека на палубе толпа вокруг меня заволновалась. «Вон он, вон он, герцог-то», — послышалось со всех сторон. «Ишь, красивый-то какой!» — зашептала стоявшая прямо передо мной тетка с красными мускулистыми руками прачки. — «Как есть, прынец сказочный! То-то видать, он нас всех спасет, больше некому! Ох вы, Мученики великие, не иначе вы нам послали его на спасение наше!». И она стала размашистыми жестами творить очистительные знаки, поминая всех восьмерых небесных заступников.
А затем я увидел вторую фигуру и окаменел. Это была она: длинные рыжие волосы, которые она и не думала убирать в тугую прическу по примеру карнарских дам, взвились, подхваченные порывом ветра. Длинное белое платье спускалось к ее ногами, оставляя неприкрытым лишь острые носки сапожек — кажется, тоже белых. Сверху же был накинут белоснежный меховой плащ. Она поравнялась с герцогом и встала с ним рядом, гордо подняв голову. С трапа они стали сходить вместе, а на середине пути герцог взял ее за руку.
Это была очень красивая сцена. Не знаю, было ли так задумано или вышло само собой. Яркое солнце — нечастый гость на здешнем зимнем небе — выглянуло и заиграло лучами на золотом шитье плащей, на лезвиях алебард, на развевающихся знаменах. Толпа пришла в неистовство — отовсюду слышались радостные возгласы, обрывки молитв и восхищенная ругань.
Но меня больше всего поразила не красота происходящего, а нечто другое. То, как они держались вместе… Для двух лидеров, которых связывает лишь общее дело, они выглядели… слишком близкими, что ли. Наверняка в ликующей толпе вокруг меня нашлось бы много людей, кто не подумал, что перед ними муж и жена. А кто, собственно, сказал мне, что это не так? Я ведь ровным счетом ничего не знаю о том, откуда Кира там взялась, и что с ней происходило все это время. Я ждал, что встретившись после стольких лет разлуки, мы бросимся друг к другу в объятья… но не слишком ли это было наивно?
Я повернулся к Ксай, спокойно наблюдавшей за тем, как блистательная пара, уже спустившись с трапа, шествовала по набережной в сопровождении бородатых сановников в меховых плащах.
— Ты, кстати, знаешь, что у нее с этим герцогом? — спросил я, стараясь, чтобы вопрос выглядел как можно более праздным и беззаботным.
Ксай повернулась ко мне, слегка приподняв бровь.
— Понятия не имею, — ответила она. — Когда я там была, Кира только время от времени появлялась в монастыре в виде призрака. Так что ни о каких плотских отношениях с ней речи быть не могло, если ты об этом. А уж что было потом… Но с герцогом я говорила — и мне показалось, что он по-серьезному влюблен в нее. Ну, знаешь, весь этот рыцарский культ прекрасной дамы — что-то такое слышалось в его словах. И, в общем-то, его можно понять. Когда к тебе является дух из загробного мира и пророчествует, у кого хочешь башню сорвет, а тут это еще и красивая девушка…
