далеких от правды. Атлас подходит и целует меня в макушку. Заходит Уэсли. Оба воняют, обоим нужно в душ. Атлас ничуть не улучшает ситуацию, снимая кроссовки. Странно, но запах его потных носков меня каким-то образом успокаивает. Как будто я возвращаюсь во времена наших тренировок после Блэкаута. Я бывала бодрой и сосредоточенной, но потом резко осознавала, как изменилась моя жизнь. Я швырялась снаряжением, потому что стала сиротой. Я лупила по стенам, потому что мы с Айрис больше не были лучшими подругами. Я выла, пока Атлас меня не успокаивал и не отводил в постель. Мы снимали ботинки, и я позволяла ему обнимать себя.
Теперь я не могу заснуть, не чувствуя его рук.
– Как все прошло? – спрашиваю я, глядя в свои записи.
– Кажется, мы не умеем работать руками, – отвечает Атлас.
– За себя говори. – Уэсли устраивается в кресле-мешке, которое Атлас тут же застолбил, едва мы перебрались в Нову. – Ты меня задерживал.
– Ты бегаешь в десять раз быстрее всех в мире, – возражает Атлас.
– Это не моя вина, что ты родился не с теми способностями.
В свободное время Атлас и Уэсли занимаются так называемыми побочными квестами, пытаясь заработать хоть немного денег. Да, нам, конечно, присылают донаты, но люди после Блэкаута уже не такие дружелюбные и щедрые, как раньше. Нам нужны деньги, чтобы платить иллюзионистам, которые обеспечивают нам маскировку и безопасность, покупать еду, одежду и койки для спасенных и решать еще кучу вопросов, к которым мы не были готовы, когда внезапно стали новыми лидерами группы.
– Мне казалось, что мы взяли паузу от Таинственной девочки, – замечает Атлас.
– Выжила только она.
Атлас наклоняется ко мне. В его серые, как тучи, глаза тяжело смотреть слишком долго.
– Мари, ты ела?
После смерти родителей я так похудела, что перестала узнавать себя в зеркале. Я не обращала внимания на рези в желудке, потому что есть означало жить, а я не понимала, как жить в мире, который ненавидит моих родителей. Я хотела умереть вместе с ними. Атлас уважал моих родителей, особенно маму, потому что она дала ему и Уэсли шанс, и всегда заботился обо мне, даже когда я говорила отвратительные вещи, чтобы прогнать его.
Однажды ночью я постучала в его дверь, потому что плакать в одиночку было невыносимо. Он отвлекал меня своими любимыми романтическими комедиями, когда мне нужно было перестать думать, и в какой-то момент я начала есть то, что он мне приносил. Я очнулась и оказалась живой – и не такой одинокой, потому что Атлас обо мне заботился. Я даже вспомнила, как заботиться о себе самой.
Прошло уже девять месяцев, но я не всегда справляюсь.
– Потом поем.
– Давай я принесу тебе банановых чипсов и торт, мы устроим выходной и посмотрим кино?
Я дергаю его за светлый завиток и киваю.
– Уэсли, ты с нами?
Уэсли прижимает ладонь к груди и запрокидывает голову с преувеличенным вздохом.
– Вы так меня любите, что готовы пожертвовать своим свиданием? Я польщен, но я уже несколько недель не видел своих дам. Возможно, мне нужно дать Рут отдохнуть и уложить Эстер.
– Отличная идея, – соглашаюсь я.
Рут прячется в другом убежище в Филадельфии вместе с их трехмесячной малышкой. Клонирование – удобная штука, если ты в одиночку растишь дочь и заботишься о небожителях, но я уверена, что ей стало бы проще, будь Уэсли рядом постоянно. Хотя мы все в опасности, если не докажем, что Чароходы – герои, а небожители – такие же люди; что мы не просто сосуды, что нас нельзя нанимать (а в тюрьмах – принуждать!), чтобы заряжать жезлы, самоцветные гранаты и наручники, которые используют против нас же. После того как Уэсли уходит, Атлас целует мои пальцы.
– Вернусь через полчаса.
Иногда мне хочется, чтобы нам вовсе не приходилось выходить из этой комнаты. Нову закрыли в мае из-за недостатка финансирования, но обживаться здесь было непросто, зная, что рано или поздно нас неизбежно раскроют и нам придется искать новое место. Я даже не торопилась распаковывать пожитки, но однажды вечером пришла и увидела, что на стенах висят гирлянды, а мои любимые вещи разложены по комнате. Папин бинокль висит у окна, мамины очки для чтения лежат на сборнике колумбийских сказок, который она читала мне в детстве… ну, в еще более раннем детстве, а рядом стоит бутылка звездного вина, которую Атлас подарил мне на восемнадцатилетие два месяца назад. Я приберегаю ее для дня, когда очищу имя родителей. Он превратил класс истории в наш дом, и я молюсь звездам, чтобы инспекторы никогда не нашли нас, потому что у нас не будет времени собрать вещи.
– Возвращайся скорее, – говорю я.
Не успевает Атлас уйти, как в дверь вваливается Айрис. Все хорошее внутри меня немедленно испаряется. Давно минули те времена, когда мы с Айрис росли вместе и делились всем: одеждой, игрушками, постелью, секретами. Я не вламываюсь к ней в комнату, и, черт возьми, она не должна врываться ко мне!
– Извинись.
– Успокойся, – отвечает Айрис. – Надо опять спасать невинного. Где Уэсли?
– Только что ушел, – говорит Атлас.
– Нам нужны все.
Айрис невысокая, но отлично поработала над тем, чтобы выглядеть сильной и властной.
– Почему? Что за небожитель?
– Он призрак.
Я смеюсь впервые за несколько недель. Великолепно.
– Я серьезно, Марибель. – Айрис впивается в меня взглядом. – Я искала призраков с белым пламенем феникса, каких мы видели в ночь восхода Венценосного мечтателя, и нашла одного в вирусном видео. Он нападал на другого призрака со способностями феникса, тот был очень удивлен. Не думаю, что он из ребят Луны, но она наверняка отправит за ним своих Кровавых чародеев.
– Так, погоди. Это спасательная операция или мы пытаемся накрыть банду?
– Два феникса одним выстрелом.
Я никогда не встречала человека, который стал бы призраком по понятным и разумным причинам. Скорее всего, нам придется рисковать головой ради очередного безумного любителя власти. Мы быстро собираемся, надеясь, что эта операция не убьет нас. На всякий случай Айрис целует на прощание свою девушку Еву.
Мы лучше многих знаем, что любимые не всегда возвращаются.
Десять. Энигма. Эмиль
Я чувствую себя так, будто рухнул с огромной высоты.
Я прихожу в себя в больничной палате и издаю стон. Брайтон немедленно вскакивает на ноги и склоняется надо мной. Глаза у него куда краснее, чем в те ночи, когда он до утра засиживался над монтажом.
– Все хорошо, – говорит он. – Не вставай.
Яркие лампы на потолке жгут глаза. Я глубоко дышу, вспоминая приятные события, и пытаюсь успокоиться. На ум приходит первый визит в Солнечный зал на мой тринадцатый день рождения, но счастье немедленно испаряется. Как ребенок, который замирал перед великолепными скульптурами фениксов, смог заполучить их кровь, когда вырос?
– Я не понимаю, – говорю я. – Я этого не делал! Я бы никогда…
– Это потом выясним, – отвечает Брайтон. – Сейчас надо разобраться с ма. Она чуть с ума не сошла, когда увидела тебя, так что Пруденция повела ее в кафе успокоиться.
– Она знает обо мне?
– Я сказал, что на нас напал призрак. Она ничего не знает о твоих силах, но держать их в секрете не удастся.
Он показывает мне телефон. Видео драки в метро везде. Я странно себя чувствую, когда впервые вижу, как серо-золотое пламя охватывает мои руки. Я даже замечаю в огне силуэт феникса: он то появляется, то пропадает.
– Меня прозвали Огнекрылым. – Я читаю первые комментарии. – Я, между прочим, не супергерой из комиксов.
– Да, но там есть имена и получше.
– Я не представляю, как я нас оттуда вытащил. Я даже не хотел стрелять в него огнем.
– Так или иначе, ты был очень похож на героя.
Я борюсь с чувством благодарности.
– Я просто не позволил вас убить. Это не героизм, а здравый смысл.
– С тобой бы многие не
