— Ты знаешь... — Она замялась. — Баловень судьбы. Тебе все поднесено на блюдце. Ты получаешь все, чего ни пожелаешь. Ты потакаешь любому своему капризу. Ты...
— А как такое могло случиться? Почему ты — не такая?
— Мы из разных семей, мы принадлежим разным культурам, мы из разных социальных кругов, — принялась объяснять Роза.
— Ты недовольна своей семьей, своими родителями. Тебя неправильно воспитали. У тебя было тяжелое детство, с юных лет ты боролась за существование. Жизнь была к тебе жестока. Ты никогда не чувствовала себя в безопасности. Ты недополучала еды, тепла, ласки, — тихо проговорил Мэтью.
— Нет. У меня хорошая семья и любящие родители. Дома я всегда чувствовала себя в безопасности. Мне давали все необходимое, — произнесла пристыженная Роза.
— Тебе сколько лет?
— Двадцать шесть.
— Твои родители поддерживают тебя?
— Да.
— Но вы небогаты, и поэтому ты чувствуешь себя несправедливо обделенной, — подытожил Мэтью.
— Ты считаешь, что я настолько жадна до денег? — возмутилась Роза.
— Разве имеет значение, что считаю я? Важно только то, что важно для тебя, Роза. Вот ответь мне. Ты жадна до денег?
— Нет, конечно.
— Тогда не вижу проблемы, — развел руками Мэтью.
— Проблема в том, что я безработная. И стала такой из-за тебя. Или ты думаешь, я должна кротко снести это? — с новой силой вознегодовала Роза.
— Ты считаешь, что не должна сносить это безропотно? Тогда борись.
— Как?
— Про суд мы уже говорили, — напомнил ей Мэтью.
— Да продав один лишь свой швейцарский хронометр, ты сможешь заплатить за мое четвертование, — заявила девушка, указывая на его часы.
— И вновь мы возвращаемся к вопросу денег, — лениво констатировал Мэтыо и с откровенной насмешкой уставился на нее.
— Что смешного? — спросила, нахмурившись, Роза.
— Ты смешная, — откровенно ответил мужчина. — Ты очень забавно мечешься в своей крохотной клетушке, — сказал он, легонько постучав пальцем по ее лбу. — Ты считаешь меня монстром, но пришла ко мне для разговора по душам. О чем ты думала? Ты обвиняешь меня в подлости — и при этом хочешь заручиться моей поддержкой. Считаешь меня аморальным недочеловеком, однако же оскорбляешься всякий раз, когда я высказываю свое мнение о тебе. Объясни, как такую высоконравственную особу, как ты, может покоробить взгляд подонка вроде меня? — загнал ее в тупик Мэтью.
Девушка ошарашено захлопала глазами. Ее вдруг осенило. Сознание, затуманенное двумя порциями лучшего виски Джеми, казалось ватным, но вопреки этому она могла поклясться, что более светлой мысли ей в голову еще никогда не приходило. Однако эта мысль пришла к ней как бы извне. Зато казалась необыкновенно ясной.
— Мэтью... — осторожно проговорила она, словно боясь потерять тонкую связь, вдруг возникшую между ними.
Мэтью Готье угадал ее состояние. Он доверительно произнес:
— Я родился в тесной каморке в Париже. В том его районе, куда туристы предпочитают не заглядывать, опасаясь быть ограбленными. Но что может это значить для человека, который хочет жить?
— Что?
— Ничего. Ровным счетом ничего. Либо ты хочешь жить, либо апатично существуешь в ожидании конца. Зависишь от денег, людей, обстоятельств. Заболеваешь из-за чужого мнения, которое кажется тебе несправедливым, мучаешься от мнимого невезения, отравляешь себя завистью к более удачливым людям, барахтаешься в обывательской грязи вместо того, чтобы парить над суетой.
— Все это пустые слова, — возразила Роза. — Так пишут в псевдопсихологических брошюрах, которые еще никому не помогли.
— Мне помогли, — заверил ее Мэтью. — Хотя я пришел к этим выводам не благодаря брошюрам. Я благодарен своему инстинкту самосохранения. Он меня вел с ранних лет.
— И ты думаешь, что твоя участь завидна? — скептически спросила Роза.
— Я так не думаю, тем не менее мне завидуют, — сухо ответил он. — Но чтобы ослабить силу твоей зависти, скажу, что мой отец, магнат Андреос Деметриос, признал во мне сына только на основании ДНК-экспертизы. Моя мать не была его женой. Я родился после единственной ночи близости между загулявшим бизнесменом и непутевой девчонкой. Моя мать была тогда юна, неразборчива. А Андреос, дыша воздухом свободы в городе любви, дохнул лишку. Я являю собой образцовую мутацию генов вольности и алчности.
— Ты так спокойно говоришь об этом.
— Если бы я был кисейной барышней, то, пожалуй, имело бы смысл скрывать сей факт. Но в президенты я не стремлюсь. А все прочие блага у меня уже есть именно благодаря обстоятельствам моего рождения... Я — везунчик! — торжественно объявил Мэтью. — Ты это верно заметила.
— Сейчас я уже не так уверена, — растерянно пролепетала девушка.
— А напрасно.
— Когда твой отец признал отцовство, вы стали семьей? — с надеждой на хеппи-энд поинтересовалась Роза.
— Отцовство свое Андреос признал только после смерти моей матери. Именно тогда мне и сказали о его существовании. Детство же свое я провел там, где и родился. Отец взял меня в свой дом только через полгода после кончины моей матери. Отец тогда был счастливо женат на исключительной женщине, преданной любви которой не заслуживал, растил сына, который стал моим сводным братом.
— Но вы поладили?
— Да, как может поладить грязное пятно с национальным флагом. И я был этим грязным пятном. Я с малых лет сам себе зарабатывал на пропитание, поэтому школу бросил после младших классов. Так что я знаю цену деньгам. С раннего детства был полностью предоставлен самому себе. Оказавшись же под надзором отца, проявил все свои лучшие качества. То есть жил собственным умом. Как всякому диктатору, моему отцу это категорически не понравилось. И он стал красноречиво демонстрировать, кто в доме хозяин...
— Но ты показался мне весьма образованным человеком, — удивилась Роза Холл.
Мэтью скривил губы в едкой усмешке.
— Меня умиляет обывательский суд о том, кого считать умным, кого дураком, кого образованным, а кого невеждой. Вы используете прочитанные вами пособия, учебники и книги не лучше, чем обезьяны, которые ставят их столбиком и забираются наверх, чтобы казаться выше. Вы же заучиваете чужие цитаты, а потом козыряете ими напропалую, чтобы казаться умнее. Казаться! И вам этого достаточно... Я знаю, что ты трепетно относишься к книгам, Роза. Но книга — это переработанная древесина. Дуб, который нарезали тонкими ломтиками и вымазали краской.
— Книга — это материальный носитель нематериального знания, — изрекла Роза.
— Носитель, а не само знание и не источник его, как многие ошибочно полагают, — уточнил Мэтью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
