– Подводу, живо! – услышал я голос доктора. – В больницу!
Началась суматоха, меня понесли. Я почувствовал на лице мокрый полог. Двинулась телега, и мы поехали быстро-быстро.
Очнулся я в больнице. И первый, кого увидел, был Федя с перевязанной головой. Из-под повязки смотрели на меня с сочувствием чёрные Федины глаза.
– Что у тебя, Федя? – спросил я, кивая на повязку.
– Ерунда! Ты лежи, лежи. Сейчас тебе дадут горячего молока, и всё будет в порядке.
– Лучше бы холодненького…
– Что, горячее надоело? – Федя, как показалось мне, грустно улыбнулся и добавил. – Да, горячо было. Но всё-таки мы телят спасли…
– Главное – белоголовую, – сказал я, вспомнив, как тёлочка не хотела идти и как мы с Юрой её тащили. – А где Юра?
Оказывается, он тоже был здесь, в палате.
Сидел на постели у Бори и что-то говорил.
Боря пострадал сильнее всех. Горящая слега свалилась и ударила его по голове. Он упал без сознания. Если бы мы не подоспели…
У Бори всё лицо было в бинтах, кроме глаз, носа и рта, – ему сделали такую повязку, что он мог через неё только глядеть и дышать.
Няня принесла мне горячего молока.
– Да что вы в самом деле. Думаете, я маленький, что ли?
– Пей, вояка! – улыбнулась она и поставила передо мной на стуле стакан с молоком.
Я стал потихоньку пить молоко, но вдруг, словно обжёгшись, уставился на Федю:
– А кто поджёг ферму, известно?
– Грозой подожгло, – вяло ответил он.
– Нет, не грозой!
И я рассказал, что видел во время грозы Молчунова, выскочившего из кукурузы.
Через полчаса против меня уже сидел милиционер и записывал с моих слов некоторые события вчерашней ночи.
ПОСЛЕДНЯЯ РЫБАЛКА
Из больницы нас вскоре выписали. Голова моя больше не болела, мы были здоровы. Только у Бори на щеке красовалась белая марлевая наклейка: ему смазали ожог какой-то мазью и приклеили марлю, чтобы не отрывалась.
Ещё в селе, по пути к лагерю, мы встретили милиционера. Товарищ Саакян шёл с наганом в руке, а впереди него семенили Молчунов и оба Хлюстовы. Они прошли мимо, не поднимая глаз, и только Григорий Хлюстов обжёг нас колючим взглядом.
После грозы установилась хорошая погода. По яркому синему небу тихо плыли небольшие белые облака. Трава, омытая дождём, весело зеленела.
– Давайте сегодня подольше порыбачим, чтобы домой рыбы привезти, – сказал Боря.
Мы ещё раньше решили, что завтра поедем домой.
– Вот правильно, господин Фиц-Рой. А я пока буду доделывать всё незаконченное по экспедиции.
– А я…
– А ты, – перебил Боря, – сбегай за червями.
Я побежал на Федину ферму. Чёрные обуглившиеся брёвна колхозники раскатали, и на месте сарая лежала теперь куча обгорелого леса. Дядя Стёпа в полушубке и валенках, подвязав волосы на голове, чтобы они ему не мешали, сидел на бревне и, высоко поднимая топор, с геканьем опускал его, отдирая от бревна щепку за щепкой. Федя, разукрашенный уже потемневшими повязками, тащил здоровенную лесину к дяде Стёпе. Поодаль ещё две группы колхозников тесали брёвна. И так весело стучали топоры, так хорошо пахло сосновыми щепками, что я невольно залюбовался.
– Ты чего, пацан? – спросил меня здоровый, голый по пояс колхозник, воткнув в бревно топор.
– Хорошо у вас получается… Вот и смотрю…
– А ты не смотри, а делай, сынок, – подхватил второй колхозник в белой рубашке навыпуск.
– Иди-ка сюда!
И бросил мне длинный шнур. Указав на большой кусок мела, попросил намелить бечёвку. Я начал водить мелом по шнуру, потом зажал мел между колен и стал как бы перепиливать его, отчего шнур сразу стал белым.
– Соображает парнишка! – крикнул колхозник. – А теперь держи! – он приподнял шнур и отпустил, как струну, отчего полетела белая пыль. На бревне отпечаталась ровная линия. Колхозник тут же стал тесать бревно по этой линии.
Он тесал, почти не глядя, а топор падал как раз на белую линию – не ближе, не дальше.
– Дайте я попробую, – сказал я.
Колхозник посмотрел, посмотрел на мою работу и одобрил:
– А ведь получается у тебя… Попрактикуешься немного и будешь плотником. А пока давай топор, а то не успеем сегодня поставить.
С сожалением я отдал топор.
– Иди-ка сюда, пионер, – услышал я голос второго парня в белой рубашке.
– Давай, – сказал он, протягивая мне пилу.
Мы отпилили обгоревший конец бревна.
– Вот так! Молодец! Хорошо пилить умеешь!
Дядя Стёпа сидел уже на пятом или шестом венце и говорил что-то Феде, который стоял на другом углу сруба. Дядя Стёпа взмахнул несколько раз топором. Повернули бревно, и оно легло, как влитое.
– Ваня! – закричал Федя, поднимаясь во весь рост. – Иди помоги Стёпке… Что-то он там не сладит. Возьми кнут…
Я побежал к табуну. Стёпка стоял в середине стада и с криком хлестал кнутом. Отирая рукавом пот с веснушчатого лица, пастушок сказал:
– Это бесы какие-то… Привыкли в это время спать! Вот и беснуются. А где спать, если сарай сгорел? Помоги мне отогнать их вон туда, в лужу…
Он забежал вперёд стада и, поманив белоголовую тёлочку, повел её за собой. Телята двинулись. Я шёл позади и громко хлопал кнутом. Мы стали загонять телят в большую лужу вроде пруда. Телята бродили в воде, пригнув головы, пили её и останавливались, махая хвостами.
– Теперь пусть отдыхают, – умиротворённо произнёс пастушок. – Можно и нам отдохнуть.
Он лёг на траву и, с наслаждением раскинув руки, сладко зевнул.
– Поспи немного, Стёпка. Ведь ты же сегодня устал…
– Угу, – пробормотал он и сразу засопел.
Я сидел и думал, как там наши ребята? Вот и принёс им червей! И что у меня за характер: как увижу, где что-нибудь делают, так обязательно мне надо туда!
Телята уже отдохнули, выходили на берег и щипали траву. Стёпка проснулся. Быстро вскочив на ноги и утерев рукавом глаза, улыбнулся:
– Вот так соснул! Ты иди, Ваня.
Я забежал на ферму, взял лопату, накопал червей и спросил у Феди:
– Придёшь к нам?
Он кивнул, и я помчался к своей палатке.
Боря и Юра уже варили уху.
– Тебя посылать только за смертью, – проворчал Борис.
– Да понимаешь, Стёпке помогал.
– Червей принёс?
Я кивнул, Юра глянул в мешок и рассмеялся.
– Тут, Фиц-Рой, их хватит на целую неделю. А нам нужно всего лишь на утро…
Я подумал, что, пожалуй, сегодня вечером удить уже поздно. Ещё дорогой мне пришла в голову мысль – хорошо бы порыбачить с лодки. Наверное, ока стоит где-нибудь в камышах около берега. Солнце уже садилось, поэтому я заторопился. Вспомнив, куда ветер гнал лодку, пошёл в том направлении и вскоре наткнулся на неё. Одно весло болталось в уключине, так что я смог пригнать лодку к палатке.
Утром, чуть свет, мы все трое выехали на середину озера. Тянул лёгкий ветерок, над водой поднимались струйки пара.
– Ох и клёв сегодня будет! – весело говорил Боря.
– Почему ты так думаешь, Фиц-Рой? – спросил Юра.
– А ты посмотри, какой ветерок… Когда ветер с юга, всегда клюёт…
Боря поймал язя, Юра подсёк хорошего леща, хотел взять его в руки, а он – как дёрнет! – и оборвал леску. Боря вытащил ещё одного язя. А у меня не клевало ни на донки, ни на поплавочную удочку. Наконец кто-то дёрнул поплавок. И под общий хохот я вытащил маленького чикомаса.
Пока я смотрел, как отпущенный окунёк уплывает под лодку, Боря закричал:
– Гляди, гляди чаканку!..
Чаканка загремела, вывалилась из лодки и помчалась по воде, то ныряя, то снова всплывая.
Я оглянулся на друзей, они смотрели на меня, готовые прыгнуть в воду. Но я сам быстро разделся и поплыл за чаканкой. Гонялся за ней очень долго, пока, наконец, не ухватил. Рыба сильно рвалась. Несколько раз мне пришлось погружаться в воду с головой.
Почувствовав под ногами дно, пятясь, я стал выходить на берег. Далеко от меня вывернула на поверхности воды большой круг рыба. Ого! Да это, наверно, щука! Когда я подтащил рыбу к берегу, то даже глазам не поверил. Вот сазан, так сазан!
Коричневый, с жёлтым брюхом, он сверкал крупной, в пятак, чешуёй и жадно хлопал большими вывороченными губами. И только сейчас дошло до меня, что это ведь я его вытащил на берег! Поднявшись на ноги, едва переводя дыхание от дрожи, я закричал:
– Юра! Боря! Плывите сюда!
Ребята причалили, и Боря заворчал, что я мог бы и приплыть к ним. Вон как клюёт! Но, увидев сазана, оторопел и долго ничего не мог сказать.
– Что замолчал, Фиц-Рой? – усмехнулся Юра. – Это будет побольше твоего леща.
Подошёл и приподнял рыбу над землёй.
– Да, как же ты вытащил его? В нём, наверно, пуд будет.
Я оделся и, заглянув в лодку, увидел в ней ещё с десяток рыб.
– А не хватит ли?
– И я думаю, что хватит… – сказал Юра. – А то скажут про нас колхозники, что мы и сами-то браконьеры, вроде Хлюстова.
Мы сварили последнюю уху, поели и начали сворачиваться. Но вот беда: у нас не входили в багаж ни рыба, ни Юрины трофеи, – все эти черепахи, ужи и лягушки.
