— Она не моя девчонка.
— Мне показалось иначе.
— Мы — одна семья.
— Но вы не кровные родственники.
– К чему ты клонишь? — я вскипаю так, что мой голос повышается на несколько тонов. — Мы хорошо общаемся, она поддерживает меня, пока я торчу здесь. В чем проблема?
— Я заметил, как ты на нее смотришь, Дан, я видел этот взгляд у своего друга художника, когда он влюбился в свою девчонку (прим. автора: речь идет о главном герое романа «Миллиард секунд», который влюбился в свою подопечную). Поверь, я знаю, как выглядит влюблённый мужчина.
Ты ничего не знаешь обо мне. Не знаешь о моих чувствах, о чертовых взглядах, о наших жизнях. Я винил эту девчонку во всем. В том, что любовница отца стала моей мачехой, что она разрушила нашу семью. Разрушила образ моей мамы…
Я был несправедлив к Эльзе, и просто хочу загладить вину, узнать ее лучше, наладить отношения. Но мне кажется, что я привязываюсь к ней. Слишком быстро. Слишком крепко. Как к сестре.
Нет, это слово абсолютно не подходит. Я не чувствую себя ее братом, а она… Она вздрогнула, когда я коснулся ее руки, и покраснела, когда игриво взглянул на нее.
— Она. Моя. Сестра.
— Как знаешь, Дан, — Эдгар устало вздыхает. — Либо ты будешь счастлив, либо будешь страдать всю жизнь и жалеть о своём поступке.
— Ты слишком мудрый.
— А ты иногда себя ведёшь, как глупый мальчишка.
Я веду себя, как мужчина с мозгами. Я не люблю ее. Она мне не нравится. Я не питаю ложных надежд. У меня есть девушка. Однако эти слова кажутся мне заученными и противоречивыми. Самообман или игры разума? Я никогда не получу ответ на этот вопрос.
Эдгар еще несколько минут рассказывает об отдыхе ребят, о работе с российским художником за рубежом и «двух красивых цыпочках», которых он подцепил на днях. Но его болтовня летит мимо меня. Я не могу сосредоточиться на разговоре, в голове все крутятся слова друга о наших чувствах.
О моих чувствах.
Но их нет. Это просто дружба, просто родственная связь, которая должна была бы возникнуть между братом и сестрой, если бы у них были одни родители. Вдруг Эльза подумает, что я питаю к ней какие-то чувства? То, как она опускает глаза, как краснеют ее щеки, когда я гляжу на нее, как она вздрогнула сегодня, когда я коснулся ее пальцем. Мне нравится ее компания, нам комфортно рядом, но…
Я не хочу давать ложных надежд…
Когда Эдгар уходит, напоследок оглядев меня внимательным взрослым взглядом надоедливого папаши, я беру в руки телефон и пишу:
«Завтра у меня физиотерапия на весь день. Можешь не приходить».
Несколько секунд мой палец нависает над зелененькой стрелкой, но я все же нажимаю на нее. Вот и все. Дело сделано. Если бы я знал, что последует за этим, то… нет, не буду об этом думать, как бы мое сердце ни наливалось кровью.
Глава 10. Зачем ты так?
— Данечка! Наконец-то ты дома! С возвращением! — радостно выкрикивает мама, держа в руках… торт. Да, именно его. Конечно, она не пекла его сама — Рита постаралась, но странная улыбка матери и строгость Григория Викторовича наводят на странную мысль: а так ли уж они рады возвращению блудного сына домой?
Сказать, что мне неловко находиться среди толпы друзей семьи, знакомых и людей, которых я вижу впервые в жизни, это значит, вовсе промолчать. Сегодня, в день выписки и полного выздоровления Дана, пришли все его друзья, вся футбольная команда, даже девушка. Я не видела ее с тех пор, как они поссорились с Даном на заднем дворе. Странно, что сейчас она здесь и летит к нему в объятья.
Может, и не странно, ведь она имеет право прикоснуться к своему парню, в отличие от меня…
За эти полгода моя жизнь не сильно изменилась, но некоторые коррективы были внесены. Рада ли я им? Не знаю. За черной полосой наступала белая, затем опять черная. Постоянно сменяющаяся зебра меня порядком раздражала, принося то радость, то боль.
С одной стороны, судьба подарила мне опору в виде нового родственника, заставив пережить холодные дни в доме, вдруг превращая их в поистине теплые, уютные.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
У меня появился друг.
Алена, конечно, всегда поддерживала меня, но мы казались порой слишком разными. Она очень бойкая и целеустремленная, а я более спокойная. Нас с Даном тоже нельзя назвать похожими, но и разными мы не были. Общие интересы, вкусы, предпочтения соединили нас, не говоря об общем положении, когда родители бросили нас на произвол судьбы и целый месяц не объявлялись дома.
Дану было все равно. По крайней мере, он так говорил. Однако я замечала, как зеленая радужка глаз блекнет и наполняется темно-серой злостью, когда речь заходит о родителях. Он мог держать эмоции в узде, но я буквально кожей чувствовала, когда он злился, когда радовался и когда пытался от меня что-то скрыть.
Но эта «дружба» продлилась всего пару месяцев. Как только наступила сессия, я оказалась полностью загружена зубрежкой конспектов. Но все началось раньше. С того дня, когда мы слушали «Скиндеров», я ощутила какой-то странный интерес с его стороны. Притяжение. Влечение. Не знаю, как это объяснить, а анализ тех ощущений ни к чему не привел.
Я хотела поговорить с Даном на следующий день, посмотреть, что испытаю при встрече, но он просил не приезжать из-за физиотерапии. Затем наступила сессия, и я больше не могла ездить к нему каждый день, удавалось только пару раз в неделю. Благо к этому времени приехали родители и подменяли меня, да и друзья его навещали, как он говорил потом. Но я не могла не заметить одну вещь.
Мы отдалились так же стремительно, как и сблизились…
Я все чаще задумывалась о нем, чаще гадала, чем он занимался в тот или иной момент времени, слушал ли нашу любимую группу. Даже Алена заметила мою апатию, когда я уходила в воспоминания, связанные со сводным братом.
— Эльза, в каких облаках ты витаешь? Опять думаешь о своем красавце? — подруга хмурит четко очерченные брови.
— Нет, не думаю…
— Конечно! Так я тебе и поверила. Не обманывай хотя бы меня.
Обманываю и буду обманывать. Прости, Ален, но я сама не могу разобраться, что происходит между нами. Порой я равнодушна к нему, но в то же время волнуюсь и думаю о нем ночами. То мы болтаем без умолку, как старые друзья, то молчим долгие минуты, пока время посещения не закончится.
То я ненавижу его за игнор, то скучаю…
— Ты же знаешь, что я всегда тебя выслушаю, — спокойно произносит подруга.
— Знаю.
— Тогда я буду ждать, когда ты откроешься. Не будь ракушкой на дне океана.
До сих пор вспоминаю это странное сравнение, но игнорирую его, когда Алена повторяется. Через месяц я рассказала ей все о тех непонятных чувствах. О тепле, исходящем от этого парня, о спокойствии и умиротворении, которых я не испытывала ранее. Аленка говорит, что это влюбленность, но я ей не верю. Гугл утверждает, что это чувство интерпретируется иначе.
Любовь…
Но это ложь! Я не могу испытывать любовь к своему сводному брату. Это невозможно. У него есть девушка, которой он собирается сделать предложение, судя по разговорам родителей, намечается работа в офисе, которой он раньше всеми силами сторонился. Я не нужна ему, и он мне не нужен. Наши отношения не закончатся ничем хорошим, мы только испортим друг другу жизнь и разрушим семью.
Интересно, он так же считает?
Я не знаю, насколько мои чувства взаимны. Или они вообще не взаимны. Он добр и ласков со мной, у него прекрасное чувство юмора.
И он красив, когда спит.
Чаще я прихожу, когда он засыпает. Наблюдаю за ним пару часиков, накидываю наброски в альбом, чтобы пересматривать наедине, сидя в уютной комнате. О чем он думает? Что ему снится? Ждет ли он меня в следующий раз?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Не ждет, иначе попросил бы приходить почаще.
Но он не просил, и я не настаивала. Сваливала все на загруженность в университете, на подготовку к сессии, а когда она прошла, на новые предметы. На самом деле они легкие и занимают не так много моего времени. Но я чувствовала, что связь с ним крепчает, причем только с моей стороны. Нам нужно держаться друг от друга подальше.
