Я сказала: нет!..
Тем временем девчонки раскладывали по тарелкам еду.
– Ого! Это что?! – Серёга держал на вилки сосиску. Все грохнули: из неё, как волосы, во все стороны свисали длинные тонкие макаронины.
– Это Дуся развлекалась! – сквозь хохот с трудом проговорила Лена.
– А где она?
– По телефону разговаривает, – поспешно сказал Алексей. – Я позову.
Дуся уже закончила говорить и стояла в коридоре вполоборота от него, держа в опущенной руке телефон. Алексей заметил, что её руки дрожат.
– Пойдём обедать, – сказал он.
– Сейчас иду, – ответила она, не шевельнувшись.
Он постоял ещё несколько секунд.
– Дусь?
Она быстро провела рукой по лицу – смахивала слёзы? – и зло уставилась на него:
– Я же сказала, сейчас приду! – почти выкрикнула она.
– Окей, – он примирительно поднял руки и пошёл ко всем.
Дуся, действительно, явилась через минуту. Следов слёз на её лице Алексей не заметил. Её встретили хохотом:
– Это что?
– Сосиски лохматые, – мрачно ответила она.
– Ну, с наступающим! – Серёга уже разлил по рюмкам прозрачную жидкость.
Дуся наотрез отказалась от водки.
– Да ты не бойся, мы никому не скажем! – подмигнул Серёга, намекая на то, что Дусе ещё нет восемнадцати. – Хоть пятьдесят грамм, ты же замёрзла!
– Я за здоровый образ жизни, – криво усмехнулась Дуся, и в её голосе слышался сарказм. Но пить отказалась.
Все шумели, смеялись, потом играли в шарады. Дуся забыла о своих проблемах или сделала вид, что забыла, и веселилась вместе со всеми. Как ни странно, она по-настоящему подружилась с Серёгой. Он преисполнился уважением к Дусе после того, как она повторила его подвиг на горке, а потом его совершенно покорило её обращение: Дуся оказалась первой девчонкой, в которой он увидел не кокетливую девушку, а настоящего приятеля. К концу вечера они хлопали друг друга по плечу и давали шуточные подзатыльники. Она называла его «Серёга», а он её – «Дуська» или «чудо в перьях», и обоих это вполне устраивало.
Наконец, ребята стали расходиться.
– Я тоже пойду, – сказала Дуся.
– Я провожу! – подскочил Алексей.
Повисла пауза. Лера вспыхнула и уставилась себе под ноги, желая провалиться сквозь землю, а Дуся замерла и уставилась на него, раскрыв рот. Остальные скользили взглядами по этой троице. Алексей сглотнул.
– Ну, мы проводим… Мы ведь тоже идём… Да, Лер?
Она молча кивнула, схватила шубку и стремительно выскочила на лестничную клетку. Алексей заторопился за ней.
– Дуська! – заявил Серёга, на прощание сгребая её в охапку, – мы ведь теперь друзья?
– Однозначно!
– Думаю, ещё увидимся!
– Наверняка! Я к вам в библиотеку приду курсовик писать.
– Приходи. У нас вот такая библиотека! – он показал два больших пальца. Оба заржали.
Дорога до метро показалась Алексею безумно долгой из-за напряжённого молчания. Он лихорадочно пытался придумать, что сказать, но его обрывочные формальные фразы вроде «здорово покатались» и «хорошо, что впереди выходные» остались без ответа. Лера не собиралась помогать ему выпутываться из глупого положения, а Дуся улыбалась, вообще, похоже, погрузившись в свои мысли. Но когда она попрощалась и села на поезд, Алексею легче не стало: Лера продолжала молчать. «Пока» было единственным словом, которое она произнесла, уже открывая дверь своего подъезда.
Открытие
Лера вошла в квартиру, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Закрыла глаза, чтобы темнота расползлась в её голове, закрыла собой все мысли и воспоминания.
– Лера? – раздался голос матери.
Она не ответила.
– Лера, это ты? – настойчиво переспросил голос.
– А кто же ещё, – буркнула девушка, сняла шубу, сапоги и прошла к себе в комнату.
Но мать, видимо, заметила её настроение, потому что вошла следом.
– Здравствуй, мама.
– Есть хочешь?
– Нет, спасибо.
Мать решительно взяла дочку под руку:
– Пойдём-ка чаю выпьем.
Лера не сопротивлялась. Мать поставила перед ней чашку.
– Ну, рассказывай. Что случилось?
– Ничего, – слабо проговорила Лера.
– Опять с Алексеем поссорилась?
– Мам, ты же знаешь, мы никогда не ссоримся.
– Знаю. Он опять… неизвестно где?
– Нет…
На самом деле, Лера и сама хотела бы поделиться с матерью своими переживаниями, но не знала, что сказать. Они помолчали.
– Знаешь, мам, я сегодня сделала открытие. – Лера улыбнулась – ей самой вдруг стало смешно от этой мысли, а вернее, оттого, что она пришла ей в голову только сейчас. – А ведь мы с Алёшей совсем не пара. У нас как игра в одни ворота. – Лере вдруг захотелось высказаться, рассказать о том, о чём она не говорила никому и никогда. Она словно решила подвести итог пяти годам их отношениям. – Я не нужна ему. Вернее, он ко мне очень хорошо относится, я знаю, он меня даже любит по-своему, но я ему не интересна. Я не нужна ему сама по себе, а только как девушка вообще – хорошая, симпатичная. Терпеливая. А я устала латать дыры. Придумывать то, чего нет, домысливать любовь, которой нет. Надо же! Я увидела это только сегодня!
– Лера, что случилось-то?
– В том-то и дело, что ничего, мам.
– А что тогда? Вы же столько лет вместе…
– Да разве это имеет значение, когда…
– А как же? Вы столько пережили, что это говорит о…
– Да ни о чём это не говорит, мама! – Лера почувствовала, как у неё внутри поднимается волна злости, на глаза навернулись слёзы. – И ты сама это знаешь лучше меня!
Лера редко повышала голос, тем более на мать. Они вообще жили душа в душу, прекрасно понимая друг друга – они были похожи. И совершали одни и те же ошибки. А теперь вдруг согласие кончилось, потому что Лера, взбунтовавшись, наверное, впервые в жизни захотела выбраться из наезженной колеи и пойти своим путём. Не то чтобы у неё была конкретная цель: просто, глядя на Дусю, которая, казалось, всё и всегда делала вопреки, Лера вдруг увидела края своей колеи и обнаружила, что за этими краями есть другая жизнь – огромная, привлекательная своей неизвестностью, в которою Лера никогда раньше не заглядывала. А может, даже не своей, а маминой, потому что это был принцип её матери – плыть по течению, – годами выработанный ещё задолго до Лериного рождения. И в наследство Лере досталось лишь одиночество матери и имя отца, которого она видела два раза в жизни.
Лерина мать так и не была замужем. Она любила отца своей дочери (тогда ещё будущего), много лет встречалась с ним, не смея просить о большем, потому что чувствовала: для большего он не готов, и понимая (всё понимая!), что он не создан для тихой, скучной семейной жизни. Она была счастлива, когда забеременела от него – не потому, что
