— У нас возникли проблемы, — нерешительно призналась она.
— У нас? Это у кого? Ведь не он был в проклятом нижнем белье, не так ли?
Она покачала головой.
— Нет. Я имела в виду…
— Как, черт подери, гоняясь по городу нагишом, ты собираешься что-либо решить? Ты хочешь обесчестить всю семью, черт возьми? Ты представляешь, что скажет твоя мать?
На ее месте Эмма Рэй знала бы, как защитить себя от гнева Вилли. Когда Грейс была маленькой, сестра поражала ее способностью бесстрашно бросить вызов их отцу. Он всегда был так чертовски уверен в своей правоте — совсем как Эмма. Никогда прежде она не чувствовала себя настолько правой. Ощущая себя ужасно несчастной, Грейс не очень-то волновалась, одобрит ее поведение Вилли или нет.
Пока Каролина накрывала на стол в столовой к завтраку, Джорджия, Эмма Рэй и Ула, экономка, переживали за Грейс, глядя из окна кухни.
— О Боже. У нее, должно быть, сердце разрывается на миллион частичек, — тихо сказала Джорджия, всматриваясь в дом напротив.
Эмма Рэй налила себе еще чашку кофе и попыталась поправить мать:
— Не сердце, а ее гордость. Ради Бога, не будь сентиментальной.
Но у Джорджии болело сердце за старшую дочь:
— Это просто ужасно. Не могу поверить, что он так поступил. О чем он думал?
— Наверное, о той, с которой думал вместе, — с усмешкой произнесла Эмма. Она подмигнула Уле, дожидаясь, когда смысл дойдет до матери.
Джорджия вздохнула:
— Не будь вульгарной, Эмма Рэй, — сказала она.
Частое использование Эммой неприличных выражений постоянно вызывало конфликты между ними. Джорджия твердо верила, что леди не должна прибегать к грубостям, выражая свои мысли.
Она обожала обеих дочерей, но многого не понимала в Эмме. Хотя обе девочки были темноволосыми, как Вилли, они унаследовали ее черты. Ведь только на прошлой неделе Фрэнк Льюис, их семейный доктор, отметил, что у женщин Кингов очень сильные гены.
Но сходство между ней и Эммой Рэй скрывалось слишком глубоко. У Эммы был свободолюбивый нрав, заставлявший ее делать все по-своему, независимо от того, насколько это было безопасно. Хотя Вилли и насмехался над опасениями жены, что Эмма Рэй так и останется старой девой, Джорджию беспокоило, что младшая дочь вовсе не отличается красотой, а может, мать просто не замечала ее привлекательности. Она подозревала, что мужчин пугает ее прямота и независимое поведение. А с другой стороны, Грейс, которая всегда была идеальной женой и истинной леди, теперь рыдает рядом, потому что Эдди в какой-то момент свихнулся.
Она предупреждающе взглянула на Улу и Эмму Рэй, когда Каролина проскользнула на кухню за столовыми приборами.
— Ложки кладут справа или слева? — спросила она бабушку.
Стремясь поскорее возобновить дискуссию, женщины ответили хором: «Справа».
— И чтобы Грейс так опозорила себя! — воскликнула Джорджия, когда Каролина вышла из кухни. Она достала хлеб и принялась укладывать кусочки в тостер. — Мне просто невыносима эта мысль! О Господи, что нам теперь делать?
Эмме Рэй казалось, что семья ничего не сможет сделать, а Грейс будет чувствовать себя еще хуже, чем сейчас. Ее сестра была не первой женщиной на свете, выставившей себя на посмешище на публике, и уж конечно, не последней. О ней поговорят неделю или две, пока кто-нибудь еще не совершит что-нибудь более сногсшибательное, безумное или недозволенное, и тогда все забудут о Грейс Бичон.
Но Джорджии этого не понять.
— Как бы там ни было, я уверена, что все бесполезно, — заявила Эмма Рэй.
Ула помахала ложкой в ее сторону.
— Мисс Остроумие.
— Ну, я возвращаюсь туда. С нее, пожалуй, достаточно. — Эмма схватила кусок кофейного кекса, испеченного Улой, и ушла.
Джорджия снова подошла к окну и увидела, как Вилли вышел из вагончика. Он и Эмма Рэй пересекали двор навстречу друг другу, как пара гангстеров с Дикого Запада в полнолуние — две родственные души, слишком похожие друг на друга, что было к лучшему, как иногда казалось Джорджии. Они чуть не прошли мимо друг друга, не сказав ни слова, встретившись на полпути между домами, но затем все же остановились.
Джорджия уставилась на Улу:
— О Господи. Что-то сейчас будет.
Эмма Рэй устремила взор на точку на горизонте справа от лица отца:
— Ты вправил ей мозги? — спросила она.
— С ней все будет в порядке, — произнес Вилли, глядя под ноги и вырывая ботинком ямку в земле.
— Она объяснила, что произошло?
Вилли пожал плечами:
— Просто поссорились.
Эмма фыркнула. Как всегда, ей предоставлялось уточнить, что случилось:
— Эдди ухлестывает за какой-то бабенкой, объяснила она на наиболее понятном отцу языке.
Она внимательно наблюдала за выражением его лица, но он даже не моргнул глазом.
— Это точно? — поинтересовался он, продолжая изучать землю под ногами.
— Угу, — ответила она.
— Ладно. Увидимся в полдень, — сказал он.
Эмма Рэй обернулась и проследила, как он возвращается в свой дом. Она знала, что судьба дочерей его волнует. Она уже давно поняла это. Вопрос заключался только в том, когда он сам признается в этом?
— Мне казалось, мы решили, что сначала я поговорю с ней, — проворчала Джорджия.
Вилли, тяжело ступая, вошел на кухню.
Он ухмыльнулся и чмокнул ее в щеку:
— Ну, значит, я тебя обманул, — сказал он, направляясь в столовую завтракать; ему казалось, будто он проделал дневную работу.
— Я серьезно, Вилли!
Она шлепнула его по спине, когда он проходил мимо нее. Невозможно было остановить мужа, если уж он что-то задумал. Ее Вилли неисправим. Всегда был. И всегда будет таким. А другим он был бы ей не нужен.
Телефон в кабинете Грейс прозвонил трижды, прежде чем она нашла в себе силы ответить на звонок. Она нажала на кнопку громкоговорителя.
— Фирма Кинга, — сказала она и подперла голову руками.
Комнату наполнил голос ее лучшей подруги, звучавший с некоторым отчаянием:
— Грейс, это Люси. Я пыталась приготовить этот проклятый ореховый крем, но он выглядит странно.
— Как? — автоматически переспросила Грейс. Люси не являлась хорошей актрисой. Должно быть, известие о ее стычке с Эдди еще не разнеслось по всему городу, а то Люси спрашивала бы вовсе не о креме.
— В крупинку и весь расслаивается.
У Грейс болела голова, а в горле, казалось, застрял ком величиной с арбуз. Она не спала почти всю ночь. А когда наконец вырубилась, ей приснилось, что Эдди арестован за то, что украл Выкупа и продал его девице в красном креповом костюме.
Но жизнь не остановилась только из-за того, что Эдди сошел с ума.