— Слава Богу. Но он знает, что я здесь. — Она схватила сумочку. — Задержи его на секунду! — крикнула она через плечо, устремляясь в спальню, чтобы причесаться и подкрасить губы.
Эмма дождалась, когда Эдди постучит, затем подождала немного, прежде чем открыть дверь. Она сложила руки на груди и умышленно заслонила вход в дом. На его лице застыло выражение смирения и беспокойства, но она не купилась на него.
— Она здесь? — спросил он, пытаясь проскользнуть мимо нее в дом.
— Да, — сказала она, понизив голос.
Эдди ухмыльнулся, как бы говоря: «Я знал, что ты будешь на моей стороне».
Эмма Рэй сильно ударила его в пах. Его улыбка мгновенно исчезла, он взвыл и рухнул на пол.
Эмма улыбнулась:
— Я схожу за ней, — снисходительно сказала она, затем прошла через комнату и постучала в дверь спальни. — Грейс? — позвала она. — Тут валяется какой-то мешок с дерьмом… — Она прислонилась к стене в нескольких шагах от своего зятя и с удовлетворением наблюдала, как он стонет и извивается от боли.
Грейс открыла дверь, огляделась, но не увидела его.
— Где? — спросила она.
Странный шум, похожий на вой раненого животного, привлек ее внимание. Она заметила Эдди, свернувшегося в клубок с руками, плотно зажатыми между ног.
— О Боже! — вскрикнула Грейс. Она подбежала и опустилась на колени рядом с ним. — Эмма? Что ты сделала?
Эмма, с трудом сдерживая усмешку, ответила:
— Ты попросила занять его. Он занят тем, что держит свои яйца.
— Проклятие! — выругался Эдди. Он с трудом встал на колени и метнул свирепый взгляд на Эмму Рэй.
— Эдди? С тобой все в порядке? — встревоженно спросила Грейс.
— Нет, черт подери! — рычал он, судорожно глотая воздух, стараясь восстановить дыхание.
— Помоги мне поднять его! — приказала Грейс сестре.
— Нет! — крикнул Эдди Эмме Рэй. — Держись от меня подальше, зараза!
— Не волнуйся. Я не пошла бы так далеко, чтобы помочь тебе подняться.
Несмотря на свою злость на Эдди, Грейс была в ужасе от того, что сделала ее сестра:
— О Боже! Эмма, что на тебя нашло?
— Рассматривай это как удар за твое оскорбленное достоинство, — самодовольно ухмыльнулась ей Эмма.
Грейс так хотелось плакать, что она с трудом выговорила:
— Разве достойно бить кого-либо по яйцам?
— Ну, мне от этого легче.
— Побойся Бога, Эмма, — взорвался Эдди, в конце концов вставая на ноги.
— Действительно, Эм. Я даже не знаю, как это назвать! Грейс отчитывала ее таким же суровым тоном, как Каролину за самые ужасные проступки.
До Эммы Рэй наконец-то дошло, что Грейс на самом деле рассердилась на нее.
— Ладно, дело сделано, — с раскаянием произнесла она.
Но Грейс не собиралась так легко дать ей отвертеться. В ней все кипело от гнева: на Эдди, на себя, на родителей, а теперь даже и на сестру. Она была измучена, смущена и горела желанием хоть чуть-чуть уменьшить боль, наказав кого-то.
Она учила Каролину, что нельзя бить людей, даже если те ударят ее первыми. Она не доверяла телесным наказаниям и почти никогда не шлепала свою дочь, поэтому Грейс сказала:
— Думаю, тебе следует позволить Эдди ударить тебя по руке.
Эдди с изумлением посмотрел на нее:
— Я не хочу бить ее, — сказал он, пытаясь восстановить свое достоинство. — По крайней мере, не по руке.
— А я хочу, чтобы ты сделал это! — резко ответила Грейс и позвала сестру:
— Эмма Рэй, подойди сюда!
Эмма и Эдди обменялись взглядами, молча соглашаясь, что, каким бы безумием это ни казалось, им лучше поступить так, как она приказывает, не то она сорвется и ударится в настоящую истерику.
— Теперь, Эдди, ударь ее так сильно, как тебе хочется, — проинструктировала его Грейс.
Эмма Рэй вытянула вперед руку и приготовилась. Эдди стукнул ее кулаком. Сила удара поразила их обоих. Она отвернула голову, чтобы ни он, ни Грейс не заметили, как она сморщилась от боли.
— Фу, Эд. Я даже ничего не почувствовала, — солгала она.
Он сердито взглянул на нее:
— Ну, я не в лучшей форме.
Грейс теряла терпение.
— Теперь извинись, — приказала она сестре.
Эмма Рэй колебалась. Она была готова возразить. Он дал ей сдачи. Око за око, зуб за зуб… Разве этого не достаточно? Но Грейс все еще выглядела и говорила так, будто вот-вот потеряет последние остатки самообладания.
— Извини, — неохотно сказала Эмма Рэй. — Но не за то, о чем ты мог подумать, — добавила она. Затем, будучи сыта по горло всей этой чертовщиной, она решила оставить их наедине, пусть сами решают свои проблемы.
Она поспешила из дома, даже не попрощавшись. Грейс внезапно охватила паника. Она весь день ждала и боялась этого момента. Теперь она совершенно растерялась. Он не мог сказать ничего, что залечило бы ее боль. Она отвернулась, не желая, чтобы он видел ее страдания. Но Эдди оставался ее мужем. Она все еще любила его. Любила ли?
— Грейс. — Он приблизился и дотронулся до ее руки.
— Что? — отозвалась она сквозь зубы. Она отказывалась испытывать жалость к нему. Она стала жертвой его глупости. Боль причинили ей.
Его пальцы показались Грейс холодными. Она почувствовала его напряжение… и его страх. Он не умел выражать свои чувства. Эдди мог пошутить, заставить человека вести себя непринужденно в их доме, посмеяться с друзьями. Но разговоры никогда не давались ему легко. Его язык оказывался завязан узлом, когда разговор заходил о чем-то серьезном, особенно о чувствах.
— Послушай, я знаю… — начал он.
— Нет, ты не знаешь! — Она развернулась и сердито взглянула на него. — Ты не знаешь, что испытывает человек, когда ему лгут, и ты не знаешь, каково сидеть с ребенком и наблюдать, как твой муж вытворяет что-то с кем-то на улице, и ты не знаешь, что чувствуешь, когда из тебя делают идиотку перед всеми! Так что, пожалуйста, не начинай с «Я знаю», потому что ты не знаешь.
Эдди резко выдохнул, как будто сдерживал дыхание все то время, пока она кричала на него:
— Я собирался сказать, — начал он, тщательно подбирая слова, — что знаю, что виноват на сто процентов, и не виню тебя за безумную выходку.
— Какое утешение, — с горечью произнесла она.
— Грейс…
Он умолял о прощении. Она видела это по его глазам, слышала по его голосу. Он никогда прежде не делал этого за все годы их брака. Они спорили, как и любая супружеская пара, о том, кто виноват, если у них кончилась зубная паста, или могут ли они позволить себе купить новую машину, и у кого есть время, чтобы забрать Каролину с занятий теннисом. Иногда стычки становились более серьезными; обвинения начинались с фраз, наподобие «Ты никогда…» или «Ты всегда…», которые они бросали друг другу. Иногда они так негодовали друг на друга, что переставали разговаривать на день или на два.
