думала, и самым подходящим вариантом для открытки мне показалась
фасоль. Я нарисовала тарелку с блюдом из фасоли. Кремового цвета фасолинки на оранжевом фоне. Было не очень понятно, что изображена именно фасоль, поэтому я сделала подпись:
«Блюдо из фасоли». А в скобках добавила
(как в старые добрые времена). Мне самой не очень понравилось. Я решила, что эта открытка точно останется и продать ее не получится, но все-таки положила в стопку к остальным.
На следующий год во время приготовлений к Новому году я вытащила и свои открытки. Конечно, соревноваться с открытками с Хюльей Авшар[7] я не могла, но мои открытки точно были лучше тех, что со снежными пейзажами. Но странным образом желающих приобрести их не нашлось. Всем покупателям я говорила: «Смотрите, есть и такие открытки!» – и показывала свои рисованные открытки, но никто на них даже не смотрел.
Но однажды пришел Осман-аби. Осману-аби было шестнадцать-семнадцать лет. И он так меня бесил! Он посмотрел на открытки, потом еще раз. Он на них смотрел, смотрел, смотрел, смотрел, смотрел… и купил открытку с блюдом из фасоли.
Я заявила ему: «Тебе ее я продать не могу. Ты ведь даже в армии не служил и не знаешь этих шуточек. Кроме того, у тебя нет армейских друзей, и тебе некому отправить такую открытку».
– Ты, что ли, служила? – парировал он.
Верно, я ведь тоже не служила в армии. Осман-аби меня обыграл. Открытку я продала ему в два раза дороже.
Мой первый опыт с открытками стал настоящим фиаско. Я ведь думала, что мои открытки всем понравятся. Я думала, что мои открытки появятся во всех домах…
Расстроилась ли я? Да.
Попробовала ли я снова? Нет.
А хотела бы? Да.
После того как Осман-аби ушел, я налила из начальника себе в ладони одеколона и стряхнула его на печку. Появились невероятно красивые фиолетовые искры. Пока я на них смотрела, меня поймал за ухо дедуля.
– Чтоб к одеколону больше не приближалась! – строго велел он.
У этого моего дедули и правда суперспособности. Он может зайти в магазинчик, не издав ни единого звука, и поймать меня тогда, когда я к этому совершенно не готова.
Африканцы
Я просто обожала ночи Кандиль[8]. Дома все говорили: «Сегодня Кандиль. Сегодня вечером что ни пожелаешь, сбудется». Я прыгала от удовольствия. Мама с бабулей радовались: «Ах, дорогая моя, как же наша девочка любит Кандиль, Машаллах!»
Хотя мой расчет был совсем на другое.
Кандиль означал, что младшие должны целовать руки старшим в знак уважения и желать им благословенного Кандиля. А это, в свою очередь, означало, что старшие за это дают младшим что-нибудь вкусненькое. А что-нибудь вкусненькое продается в магазинчике. А магазинчик чей? Наш. И что это значит? Это значит, что в Кандиль будут невероятные продажи. Мужчины, выходя из мечети, заходят в магазинчик, покупают что-нибудь, чтобы все это потом раздавать детям. Дети тут же выстраиваются в очередь и собирают разные вкусности в честь Кандиля.
А это, в свою очередь, значит вот что. В течение недели эти дети ничего не будут покупать в бакалее. Всю неделю эти дети только и будут делать, что лопать!
И целую неделю я этим детям ничего не смогу продать!
Ладно, зараз у меня были большие продажи и выручка была большая, но почему только один раз? Разве большую выручку можно сделать только один раз? Нет ведь. Тогда мне нужно найти решение этого вопроса.
В тот день был Кандиль. Утром я вышла из дома. На душе было радостно и в то же время как-то грустно… Радостно оттого, что я буду продавать сегодня шоколадки и печенье целыми коробками. И грустно оттого, что всю следующую неделю продаж почти не будет. И я все еще не решила этот вопрос. Я ходила как сумасшедшая и твердила себе под нос, что мне надо, просто необходимо найти выход.
Дедуля обожает читать газеты. С тех пор как я стала у него подмастерьем, он совсем забросил дела. Целыми днями читает газеты. Если бы не я, он бы за стол, в мечеть, в кофейню, да даже в туалет бы ходил с газетой!
В бакалею приходят все газеты. У всех у них есть свои читатели. Мы знаем, кто из жителей деревни какую газету заказывает. Все газеты приходят в магазинчик утром, но раздаем мы их ближе к полудню. Потому что дедуля читает все газеты раньше, чем их владельцы. Как по мне, так самый мудрый и знающий человек во всем мире – мой дедуля. Если бы я читала так много газет, тоже бы была такой.
Свою газету дедуля читает после обеда. Только к этому времени очередь доходит и до нее. Я не понимаю, когда одни и те же новости люди читают и там и сям. Но, наверное, дедуля просто обожает читать газеты? Что же здесь поделаешь! Читая, он откидывается на спинку кресла. И иногда поднимает глаза на меня поверх газеты. Я до сих пор не могу понять, как он одновременно и газету читает, и замечает все мои ошибки.
Когда дедули нет на месте, я его изображаю. Это игра, которую я придумала сама. Иногда в бакалее меня просто разрывает от скуки. Ведь покупатели бывают не всегда. А игра такая: я вхожу в лавку, как дедуля. Меняю голос и говорю, как дедуля, внимательно осматривая полы:
– Что делаешь? Все полы подмела?
Потом сразу же становлюсь собой и отвечаю:
– Подмела, дедуля. И воду вылила перед входом.
Затем я снова становлюсь дедулей и говорю его голосом:
– Молодец, внучка! Ты великолепный подмастерье! Без тебя я бы тут не управился и денег бы не заработал. Как же я рад, что взял тебя подмастерьем в эту бакалею!
Конечно, на самом деле дедуля так не говорит, это я сама придумываю. Если бы я была дедулей, я бы точно своей внучке такие слова говорила.
Потом голосом дедули я говорю:
– Почитаю-ка я немного газету. – И устраиваюсь в кресле.
Время от времени я поднимаю голову и пристально смотрю на себя саму в углу, хотя меня там нет. Мне кажется, это очень веселая игра.
В тот день я тоже играла в дедулю и прочитала сначала новости спорта. Мне очень нравилось читать наоборот. Такое бесит, правда? Я всегда начинала с конца. Потому что в начале всегда была скукотища. Одни войны, драки, президент, премьер-министр, партии, аварии, погибшие, оф-ф… А новости в конце всегда повеселее. Потому-то я с конца и начинала.
Где-то в середине газеты я увидела новость. На фотографии была машина, которая развозила еду и помощь детям в Африке. Каждый раз, когда я не доедала за столом свою порцию, мама говорила: «Африканские дети горько-горько плачут, потому что не могут поесть того, что ешь ты. Их мамы варят им суп из камней. Из камней! Все дети там ужасно голодают… У тебя еда есть, а ты не ешь. Неблагодарная! Ешь давай!»
Меня это жутко раздражало.
Я хоть недовольно и отвечала маме: «А ты что, в Африке была? Много ты знаешь!» – но порцию свою доедала.
Когда я увидела этих детей в газете, сразу вспомнила о маме. И сразу стало как-то не по себе. Дома мама без конца что-то от меня требует. Ешь, приберись, не разбрасывай вещи, не ковыряй в носу, говори тише, слушай меня… Ну что это такое!.. Все-таки работа в бакалее была очень кстати. Я стала меньше бывать дома.
У нас есть один дядя – Осман. Я не знаю, с какой стороны он нам родственник, но его все так называют. Дядя Осман иногда приходит в бакалею, просит табуретку, садится на нее перед лавкой и может так сидеть часами. Он пенсионер, дел у него нет никаких. Однажды я задала ему вопрос:
– Тебе не скучно так? Почему ты не идешь к себе домой?
– Дома мне все время приходится слушать твою тетю Фикрие. Она совсем не дает мне покоя. Во все мои дела сует свой нос. Смотри-ка, сейчас мы о ней заговорили, и у меня настроение пропало, – ответил он с грустью.
Я понимала дядю Османа. Правда. Я была в таком же положении. Я так же сбегала от мамы. Смотри-ка, вот сейчас в газете я увидела детишек, и у меня настроение пропало. Я свернула газету, закинула ее подальше…
И в ту же секунду мне в голову пришла великолепная идея.
Я тут же достала газету обратно и открыла на той же странице. Ну конечно! И как только я об этом раньше не подумала? Я вырезала
