– А при мне – впервые! – сообщила она. – И пусть только попробует нарушить слово... Кстати, если не секрет, хотелось бы знать, какими такими общественными нагрузками ты собрался заняться? Насколько я понимаю ситуацию, погоню за сбежавшим преступником в твоем понимании, Турецкий, тоже вполне можно назвать общественной нагрузкой, поскольку в служебные обязанности помощника генпрокурора она явно не входит?
– Ну и язычок у тебя... – не выдержал Александр Борисович, неодобрительно покосившись на Екатерину. – Чего-чего, а общественных нагрузок у нас хватает.
– Хоть одну назвать можешь? – прищурилась Катя.
– Могу! – нахально заявил Турецкий, лихорадочно перебирая в уме все известное ему по данной части. – А-а-а, вот: Генпрокуратура вместе с МВД проводит сейчас благотворительную акцию, средства собираем на детишек-сирот... Вот и подключусь!
Катя фыркнула, а Ирина наконец улыбнулась: несмотря на то что быстро обернувшаяся медсестра как раз в этот момент ставила ей укол.
– А что? – немедленно расхрабрился Александр Борисович. – Соберем, накупим игрушек, конфет, памперсов... И в детдом отвезем! У нас их несколько подшефных...
Ирина уже откровенно смеялась:– Ох, Шурик, а еще в отцы готовишься! Зачем же детдому памперсы? Это разве что в дом ребенка, грудничкам...
– Ну можно и без памперсов, – легко согласился Турецкий. – Кроме того, милые дамы, если б вы знали, какое количество бумаг ожидает меня в сейфе, сколько писанины... Вы бы и вовсе этот разговор не затевали как исключительно бессмысленный!
– Ладно, Ир, – смилостивилась первой Екатерина, – поверь ему еще раз, в последний... И уж коли беглый муж объявился, я, пожалуй, пойду к своим алкоголикам... Пока!
– Погоди, Кать... – Александр Борисович выскочил за ней в коридор. – На пару слов!
– Давай только быстрее, я действительно спешу, дежурю сегодня.
– А завтра?
– Что – завтра? А-а-а... Ну да, у тебя ж отпуск скончался... – Она на секунду задумалась. – Знаешь, Турецкий, давай сделаем так. Я буду контролировать Иринку днем, ты дежурить ночью... Вот тут, кстати, диванчик есть, значит, и поспать тебе удастся... Идет?
– Я как раз об этом и хотел с тобой поговорить, – обрадовался Александр Борисович. – Закавыка только одна: ты ж работаешь... Слушай, а отпуск у тебя когда?
Катя вздохнула и посмотрела на Турецкого почти с симпатией:
– А при чем здесь мой отпуск? Время проконтролировать Иринку я всегда найду, а не дай бог что, мне сразу же позвонят. Но я вот тебе что хотела сказать:понимаю, ты переживаешь, волнуешься и все такое. Но вы оба, поверь моему опыту, здорово преувеличиваете опасность, усугубляете ситуацию!
– Да ты что?! – Александр Борисович возмущенно уставился на бездушную Екатерину. – Да ты хоть знаешь, что мне Семен Львович сказал?
– И что? – прищурилась та.
– Что роды с таким перерывом, как у Иринки, считаются вообще как первые! А с учетом возраста... – Он внезапно вспыхнул от возмущения. – Я тут позавчера такое услышал!..
– И какое?
– Медсестра их старшая... Ну или акушерка, что ли, толстая такая бабища, да еще с усами... Знаешь, как она Ирку мою назвала? Старородящая!.. Я едва сдержался, чтобы ее за такие словечки по стенке не размазать!
– Тихо-тихо... Ух, Турецкий, ты глуп как все мужики... Старородящая – это не обзывательство и даже не определение. Это термин такой медицинский, специфический, употребляемый в гинекологии! Ну а что касается родов... Ты хоть раз дал себе труд оглядеться?
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что таких, как твоя Ирина, здесь полное отделение! И все ведут себя гораздо спокойнее, между прочим, несмотря на то что ни подруг, ни тем более любящих мужей к ним в качестве дежурных у ложа пострадавшей никто не пускает...
– Не всем из них под сорок! – сердито буркнул Турецкий.– Конечно, не всем, сейчас угроза выкидыша и у восемнадцатилетних не редкость... А под сорок тут примерно половина пациенток!
– Тебя не переговоришь, – вздохнул Александр Борисович. – Ну ладно, о главном договорились: ты – днем, я – ночью. Но я и в течение дня, когда такая возможность будет, тоже сразу сюда...
Катя сочувственно покосилась на него и пожала плечами:
– Твое дело... Хочется вам обоим хипеж подымать – на здоровье... Как говорится, красиво жить не запретишь!
Команда Александра Борисовича Турецкого, сколоченная им за годы службы, была небольшой, но зато, как часто с гордостью говорил он сам, увесистой и по-настоящему убойной. Вот так ему повезло на подчиненных, а заодно и оперуполномоченных Грязнова-старшего, которых тот предоставлял ему совершенно безотказно, когда речь шла об особо сложных делах.
Что касается «важняков», то помимо любимчика Померанцева он выделял среди прочих Володю Поремского – подвижного, изящного блондина, с умными и проницательными глазами, до смешного напоминавшего самого Александра Борисовича в молодости... Надо сказать, что удивительное сходство первым заметил Меркулов, и, по наблюдениям Турецкого, тут же «усыновил» парня, едва ли не соперничая в этом смысле со своим старым другом.
Причина была проста, и всякий раз, когда она всплывала, вызывала у Александра Борисовича улыбку. Как известно, Константин Дмитриевич являлся человеком в личной жизни «самых строгих правил», совсем как тоже всем известный дядя Александра Сергеевича. То бишь прекрасным семьянином и честным служакой, красневшим от негодования при слове «любовница», так же как при слове «взятка». И единственной претензией к старым друзьям, Турецкому и Грязнову-старшему, у Меркулова как раз и было их, с его точки зрения, непозволительно вольное отношение к дамам... Женолюбие приравнивалось в его понимании к безнравственности и аморальности, и он искренне не понимал, как это у таких кристально честных людей, как Саша и Слава, оно все же имеет место быть...
В итоге в представлении высоконравственного Меркулова сложилась некая цепочка, более-менее объясняющая такое положение вещей. «Крайним» в этом смысле был избран Вячеслав Иванович, записной холостяк, что, с точки зрения Константина Дмитриевича, уже свидетельствовало не в его пользу. Именно он – а кто же еще?! – сбивал периодически с пути истинного женатого Турецкого, проще говоря, «портил» его... Себя Меркулов винил только в одном: недоглядел за своим подшефным младшим другом вовремя, упустил момент, когда порочный Грязнов повлиял на Сашу необратимо... Второй такой ошибки он допустить не мог!
Посему, с тех пор как в Генпрокуратуре появился Володя Поремский, до умиления напоминавший Константину Дмитриевичу своего друга в юности, несчастному Александру Борисовичу периодически приходилось выслушивать строжайшие и, что хуже всего, пространные предупреждения Меркулова относительно того, что будет с самим Турецким, если тот попытается «испортить этого парня»! Выслушивать их приходилось терпеливо, покорно и молча, поскольку объяснить Косте разницу между «мальчиком» и «мужем», никаким воспитательным или антивоспитательным акциям давно уже не поддающимся, возможным не представлялось. Цепочка «Славка испортил Саню» продолжилась следующим звеном – «Саня вполне может испортить теперь Поремского» – и точка!
Обо всем этом и подумал Александр Борисович, едва вызванный им Володя переступил порог его кабинета с тремя увесистыми папками текущих дел в руках: Турецкий попросил его прихватить с собой не все, но самые неотложные, «горящие синим пламенем».
Похоже, о причине Поремский был уже осведомлен: слухи по коридорам Генпрокуратуры распространялись со скоростью огня по бикфордову шнуру... Во всяком случае, счастьем его физиономия не блистала, скорее, наоборот.
– Присаживайся, – примирительно улыбнулся Турецкий. – Ты, я вижу, уже в курсе насчет командировки?..
– Но пока что не понял, почему именно я! – буркнул Владимир, отводя взгляд в сторону. – Валерка, между прочим, в этом Коксанске бывал, занимался расследованием, людей знает. А я ни ухом ни рылом... И кроме этих трех, – он хмуро кивнул на папки, – у меня еще восемь штук дел, которые, пока я езжу, тоже начнут потихоньку тухнуть... Ну почему я?!Он наконец посмотрел на Александра Борисовича – разумеется, жалобно.
– Потому что больше некому ехать, Володя, – начал увещевать его Турецкий. – Там на месте понадобятся хорошие мозги и тонкое, профессиональное чутье... Ладно, выдам тебе страшную тайну: причина, по которой Померанцев остается в Москве, уважительная – Валера наш надумал жениться...
От неожиданности Поремский фыркнул, но в глазах его вместо сердитого огонька моментально вспыхнуло любопытство.
– Ну да?!
– Тс-с-с... – Александр Борисович приложил к губам палец. – Смотри, никому, включая Померанцева, ни звука... Узнаю, что протрепался, придушу собственноручно!
– Обижаешь, шеф! – панибратски ухмыльнулся Поремский. – Во дает Валерка!.. Ладно, раз такое дело... А кто этим будет без меня заниматься? – кивнул он на папки.
