Просто и мягко, как черствый хлеб, я произнесла:
— То, что я чувствую к тебе, ну, это поставило меня в затруднительное положение.
— Узкое место, — мягко поправил он.
Я ничего не ответила, потому что внутренне дрожала. Его близость, необъяснимый гнев, тот факт, что я находилась в ловушке, и не выйду, пока он не решит отпустить меня. Одна только мысль о том, что он может прикоснуться ко мне, заставляла каждое нервное окончание в моей спине покалывать в ожидании.
Его рука соскользнула с двери, и он отступил.
Я медленно вдохнула. Отпустила это.
Обернувшись, я увидела, как он подошел к мини-бару и взял стакан с прозрачной жидкостью, стоявшей на деревянном подносе.
— Иди и развлекай своих гостей, Джианна.
По мне пробежала волна раздражения. Я ненавидела, когда он говорил мне, что делать. Как будто он был моим господином и хозяином, а я просто еще не знала об этом.
— Именно это я и пытаюсь сделать, но, полагаю, некоторые гости просто мудаки.
Он оперся руками о стойку бара и перевел на меня мрачный взгляд. Он находился здесь не из-за моего дня рождения, а из-за какой-то встречи внизу. И выражение его лица предельно ясно давало это понять. Но пустословие меня не интересовала.
— Где мой подарок? — спросила я, подходя к нему босиком.
— Что? Комнаты по соседству, переполненной подарками, тебе мало?
— Оу, это тебя бесит? Что у меня есть друзья, а у тебя нет?
— Тебе необходимо подтверждение, что все тебя обожают, не так ли?
— Да, — ответила я с невозмутимым видом. — Так где мой подарок? — я постучала по циферблату его часов, и он прищурился, заметив движение. — Неужели твои часы это слишком? Это Ролекс. — когда он только сухо посмотрел на меня, я вздохнула. — Хорошо, если ты настаиваешь.
Я начала отстегивать его часы, просто чтобы посмотреть, остановит ли он меня, схватит ли за запястье и скажет, чтобы я перестала раздражать, как любой другой мужчина, которого я знала. Он никогда не прикасался ко мне. Ни разу. Не тогда, когда я испортила его галстук, взяла стакан прямо из его руки или «случайно» наступила ему на ногу, когда он сказал мне, что, по крайней мере, мои светлые волосы теперь соответствуют тому, что у меня в голове. Честно говоря, это заставило меня поверить, что он считал меня слишком низкой, чтобы даже вступать в контакт. По причине, которую я не могла объяснить, это беспокоило меня. И, возможно, именно поэтому я прикасалась к нему еще больше.
Упершись руками в стойку, он только смотрел, как я расстегиваю его часы. Мое дыхание стало плотным в легких. Я просто снимала с него часы, но почему-то казалось, что я расстегиваю его ремень.
Часы наполовину соскользнули с моего предплечья, когда я их надела, но все равно покрутила ими, как новым бесконфликтным бриллиантовым кольцом.
— Спасибо, — весело сказала я.
Мы смотрели друг на друга, и что-то густое и тяжелое потекло по комнате. Он опрокинул стакан и сделал большой глоток. Я бы сказала, что это вода, но знала, что это водка. Этот мужчина мог пить, и все же казался невосприимчивым к нетрезвому состоянию.
Я склонила голову набок.
— Откуда ты?
— Айова.
У меня вырвался смешок.
— А я Королева Англии. — я сняла его часы, положила их на стойку и покрутила пальцем. — Прекрасно. Я знаю, что хочу на свой день рождения.
— Я на грани.
— Ты, нет. Но ничего страшного. Не все мы наделены чувствами и вещами.
Он снова надел часы, и меня отвлекло это движение. У Аллистера такие руки, заставлявшие девушек гадать, как они будут выглядеть на ее коже.
— Я хочу секрет, — сказала я и добавила: — Один из твоих, конечно же.
— И что я получу от этого?
— Удовлетворение, что сделаешь меня счастливой.
Я одарила его милой улыбкой.
Его взгляд упал на мои губы. Он отвернулся, но прежде чем это сделал, я увидела вспышку чего-то безошибочно греховного. Мое сердцебиение остановилось само по себе.
Он снова уперся руками в стойку.
— Сначала скажи, что тебе подарил муж.
Его голос был беспечным, хотя от него исходила напряженная вибрация, и это послало нервную энергию сквозь меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я дернула плечом.
— Наверняка какое-нибудь украшение, вроде того, что он дарит мне каждый год. Не знаю. Я его еще не видела.
— Почему не видела?
— Он очень занятой человек.
— Слишком занятой для жены в день ее рождения?
Я узнала его безразличный, но злобный тон и поняла, к чему он клонит. Разочарование зудело под моей кожей.
— Прекрати, — сказала я ему.
— Чем сегодня занимался Антонио? Или, может быть, правильнее было бы сказать: кем?
Гнев царапал мне горло и глаза. Антонио больше не занимал мои мысли. Я больше не думала о нем с юным, широко раскрытым удивлением. Любовь стала горькой — если это вообще была любовь, а не увлечение. Тем не менее, предательство все еще жалило, и Аллистер разрезал эту рану, чтобы она закровоточила.
Я задохнулась от ярости.
— Я ненавижу тебя.
— Я думаю о тебе.
Эти четыре грубых слова наполнили воздух между нами, опустившись на пол с тишиной, которая потрясла меня до глубины души. Моя кровь остыла, когда тишина вышла, касаясь меня холодными пальцами.
Я уставилась на него широко раскрытыми глазами. Он наблюдал за выражением моего лица, горькое веселье промелькнуло в его взгляде.
— Вот твой чертов секрет.
Осушив стакан, он поставил его на стойку и направился к двери. Остановившись, он взялся за ручку двери, и повернулся ко мне.
— Хочешь знать, почему я не прикасаюсь к тебе?
Я отрицательно покачала головой.
— Потому что если бы я это сделал, то не остановился бы. Пока не погасил бы этот прелестный огонёк в твоих глазах. — его взгляд вспыхнул. — Не запирайся больше со мной в одной комнате, Джианна.
Он ушел, но его предупреждение осталось.